— Что ж, Кен, — сказала я, — похоже, я у тебя в долгу. Спасибо, что спас от этого профессора.
— Профессор? — веселый блеск стал ярче. — Не за что, — сказал он низким гулким голосом. Тепло растеклось по моей шее, и на спине словно расправились крылья. Откуда у него такой голос? Как у актеров в старых самурайских сериалах папы.
— Спасибо еще раз, — буркнула я и допила латте. Пора было уходить, пока я не стала симпатизировать преследователю. Кен мог и не быть преследователем или безумцем, но жуткий профессор уже должен был уйти. У меня были дела. Нужно было поразить знаниями не таких жутких профессоров.
Взгляд Кена не дрогнул. Он не уловил намек?
— Мне нужно на учебу, — я думала, что это было очевидно, но он стоял там. Женщина с двойной коляской заставила меня отойти в сторону на клумбу.
Кен оставался там после того, как женщина прошла.
— Мне некуда идти, — сказал он. Его веселье смягчилось до открытого выражения лица, чтобы я понимала, что на глубине не скрывалось ничего опасного. Я сильнее ощутила вину. Мама с детства научила нас гостеприимству. Не давать соседу уйти без чашки кофе. Всегда собирать объедки на тарелку для бездомных. Тысяча способов не сказать «нет». Это у нее было общим с папой.
— О, — мои щеки вспыхнули. — Я хотела бы задержаться, но мне пора на учебу.
— Не так, — сказал он. — Я только прибыл на эту территорию.
Территорию? Что с ним? Он был бездомным? Что от меня хотел? В кармане загудел телефон. Я вытащила его и посмотрела на экран. Сообщение от Марлин.
— Минутку, — я открыла телефон.
Привезу папу. Сегодня. В 8.
Сегодня? Блин. Я забыла, что завтра лабораторная. Я не могла весь день нянчиться с папой. Марлин делала вид, что у меня не было жизни, чего-то важного. Может, последние пару лет так и было. Работа фрилансера давала мне гибкий график, но теперь все изменилось.
Я делала что-то в своей жизни.
— Плохие новости?
«О, да», — еще один подарок этого дня еще был со мной.
— Нет. Да. То есть, моя сестра оставит мне папу, а у меня занятия, а его нельзя оставлять одного, — я растерялась. Не стоило вываливать проблемы незнакомцу, как бы безопасно рядом с ним не было.
Кен запутался.
— Почему ты не можешь оставить свою сестру одну?
— Не сестру, а папу. У него Альцгеймер. Он путается и уходит.
— Ах, да. Бокеттэ иру. Йоку вакаримашта. Я приглядывал за таким дядей, — сказал он. — Жил с ним год.
— Серьезно? — совпадение, но мое воображение уже впилось в его слова. Вдруг лабораторная завтра показалась возможной. И это всего на день, пока я не найду другого помощника для папы.
Воздух вылетел из меня, и пузырь фантазий сдулся. Безумие. Я не собиралась пускать незнакомца приглядывать за папой. Темные глаза или нет. Марлин меня убьет.
— Твой отец — японец? — сказал Кен.
Он мог это понять по моему имени.
— Я говорю на японском, — отметил он.
Новичок в городе, без работы и жилья, но с опытом в таком деле и японским языком.
Часть меня решила, желая быть завтра на лабораторной, что Кен не мог создать эту ситуацию. Он не управлял клиентами Марлин.
— Он говорит на редком диалекте японского из префектуры Аомори, и мы не можем нанять сиделку, которая не сможет говорить с ним в… не лучшие периоды.
— Я жил в северной Японии, диалект — не проблема, — он замолчал, опустил взгляд, давая мне решить без давления тех глаз. Он пинал левой ногой кусочки коры на дорожке, движение было исполнено подавляемой энергии. — Я присмотрю за ним за место для сна. Мне некуда идти.
Это было заманчиво просто, легкое решение моих проблем. Папа мог спать в моей комнате на раскладушке, как обычно, а Кен мог устроиться на диване или, если он был хотя бы хафу, как я, а то и чистым японцем, мы могли бы достать футон, а я бы спала на диване. Тогда папа будет спотыкаться об Кена и будить его, если будет ходить во сне.
Разумная часть меня открыла мой рот, чтобы сказать «нет», и язык был наготове.
Кен приподнял бровь.
Я не могла сейчас заняться папой. Я могла только его трогать, не получая фрагменты, но каждый миг с ним, когда ему было плохо, ранил меня. За прошлый год у него часто были странные приступы, он кричал хриплым голосом, что прячется от морских монстров и пылающих пожирателей и прочую чушь. Словно он перешел к шизофрении.
«Я не обдумываю это. Нет».
Марлин будет в ярости, если узнает.
«Может, я смогу назвать Кена школьным приятелем?» — я фыркнула.
— Я дам тебе испытательный срок на два дня, — сказала я.
«Подумай, что сможешь хорошо спать. И учиться».
— Я к твоим услугам, — Кен поклонился очень низко.
— Тогда вот, — я открыла свою почтальонку, вырвала страницу блокнота и записала номер телефона и адрес. — Я иду на занятие, серьезно, но, если ты сможешь прийти ко мне домой этим вечером… я угощу тебя ужином. Может, в полседьмого? Отсюда всего десять минут пешком.
— Я буду там, — сказал Кен.
— Пока.
— Пока.
Мы не двигались. Я будто была в старшей школе, ждала, пока мальчик, который мне нравится, пошевелится первым. Я решительно сжала лямку сумки и прошла мимо него. Два шага, и я обернулась, чтобы понять, что он делал.
Я смотрела, как он шел к кофейне Стамптаун. Может, хотел кофе. Наверное, карамельный макиато со сладким слоем сверху, но темной горечью внутри.
«Сосредоточься».
Я пошла по дорожке. Было обидно, что все смотрели на меня, когда я опоздала. Канэко-сенсей считал себя комиком. Я смеялась с ним, когда он комментировал до этого опоздания учеников, но не знала, выдержу ли еще и его сарказм после событий дня.
К счастью, у него тоже был плохой день. Он был подавлен, когда я ворвалась, едва взглянул на мена, подходя к трибуне.
Он вставил пленку в проектор, и раздался хор стонов. Тест. Мишима и Кавабата. Авторы-самоубийцы, но я хотя бы читала истории, которые Канэко-сенсей задал две недели назад.
В классе было слышно шорох карандашей и дыхание. Мой разум переключался то на зловещее видение профессора, то на моих безумцев — папу и Кена.
Остатков латте не хватило, чтобы привести в порядок мысли. Может, в сумке еще оставалась шоколадка. Я купила себе пачку шоколада с начинкой из черники и лаванды, когда Марлин брала меня на шопинг на прошлой неделе. Теобромин, спасай!
Но я порылась в сумке и ничего не нашла.
«Сосредоточься. Нужно набрать баллы и пройти дальше», — у меня не было сил и денег на другие занятия, все должно было идти на основные предметы для моей специальности.
Специальность дарила жизнь. Работа, которую я смогу делать, касалась бумаг и компьютеров, но там хорошо платили, и там был минимальный риск прикосновений клиентов.
Я прижала ладони к глазам, и во тьме вспыхнула серая помеха. Да. Тест по Мишиме. Я представила книги на полке папы. Там были последние работы Мишимы… «Море спокойствия»…
— Простите, — сказал мужской голос из открытой двери. Профессор из кофейни. Он прошел в класс и повернулся к ученикам, посмотрел на меня.
Глава вторая
Хмурое лицо Канэко-сенсея озарила улыбка.
— Профессор Хайк. Чем могу помочь?
— Я надеялся, что вы позволите мне рассказать об исследовательском проекте.
— Да, конечно, — Канэко-сенсей указал на трибуну перед классом. Его услужливость раздражала. Канэко вел себя так, словно профессор был президентом университета. Канэко-сенсей даже не сказал нам устроить перерыв в тесте. Он смотрел на профессора.
Девушка, которая обычно сидела со мной, Элиза какая-то, посмотрела в «Снежную страну» Кавабаты под столом. Она нахмурилась, поймав мой взгляд.
— Профессор Канэко позволил мне забрать у вас немного времени. Я занимаюсь исследованием языка, ищу носителей японского языка с не самыми известными диалектами.
Элиза перестала хмуриться и сосредоточилась на Хайке, как Канэко-сенсей.
«Ладно, он симпатичный, но разве она не ощущает от него жуткую ауру?».