Отец провел потным большим пальцем по центру моего лба к переносице.
— Кои, — его зрачки стали черными точками. — Еще жива.
«Он не в себе», — касания были необходимым риском. Я сжала его запястья и оттащила папу от стены.
— Тут что-то есть, — сказал Кен, прижав ладонь к моему плечу. Его запах подавил вонь старых пряностей и плесени в кабинете Хайка.
— Тут мы, — рявкнула я. — И скоро будет Хайк.
Кен хмуро посмотрел на меня, оскалился, показывая белые зубы. Его ноздри раздувались, он высунул язык, пробуя воздух. Он медленно развернулся.
— Не человек и не баку.
Он медленно шагнул к камню.
Кен мог стоять тут и играть в странного парня, но я должна была увести папу. Я потянула его, но папа упирался и сосредоточился на Кене и камне.
— Это не просто камень, — сказал Кен. Его ладони замерли над поверхностью камня, словно он ощущал тепло. — Там что-то есть… почти как Те, но не совсем.
— Вишап, — сказал папа. — Я не могу… дотянуться до снов… не могу защитить… — его тело напряглось, содрогнулось, и я обвила его плечи рукой, чтобы удержать его вес.
— Запах камня неправильный, — сказал Кен. — Как странные пряности и металл. Что-то неправильно спит в этом камне. Нужно уйти, пока оно не проснулось.
Я отчаянно вздохнула.
— Думаешь?
Кен покачал головой, взял папу за другую руку и закинул на свои плечи. Мы повели папу от камня к двери.
Хайк стоял на пороге, на его лице была пустая маска. Это могло быть его удивлением, потому что через миг я увидела с ужасом то, как его лицо становится таким, как в мультиках: злая насмешка. Он даже потирал руки.
— Какой приятный сюрприз, мисс Пирс.
— Эм, профессор Хайк, здравствуйте.
Папа что-то буркнул на диалекте. Я не уловила значение, но Кен кивнул в сторону Хайка.
— Эм, это мой отец. Я думала, что он поможет мне с… переводами.
— Отлично, — сказал Хайк. Он шагнул в свой кабинет, потянулся к моему локтю. — Тогда просто… — сказал он, и Кен зарычал.
Зарычал.
Я отпрянула, вес папы остался на мне. Я услышала хорош сзади, словно двигался камень.
Кен зарычал снова. А потом оказался передо мной, закрывая от Хайка. И все сходство с нормальностью пропало. Кен согнулся, одна нога была сзади, и обе ладони с когтями были на уровне груди.
— И что же ты такое? — профессор не боялся. Он выглядел радостно.
— Мы уходим, — хрипло сказал Кен, его слова звучали глухо из-за сжатых челюстей.
— Нет, вы только пришли, — Хайк шагнул вперед, но резко застыл из-да когтей Кена. Когти? Пальцы Кена не напоминали когти, а на их концах были толстые ногти длиной с дюйм грязно-бежевого цвета. Хайк посмотрел на коготь на его груди и моргнул.
— Мы уходим, — повторил Кен.
— Но ты даже не назвал имя, — сказал Хайк. От того, как он произнес «имя», я поежилась, вспомнила, как странно кружился класс Канэко-сенсея. Разум был настороже, кожу покалывало. Я усиленно ощущала шершавую ткань рубашки папы и удушающий запах кардамона. За нами снова подвинулся камень. Раздался громкий треск.
Улыбка Хайка стала шире, и на миг он перевел взгляд с Кена на камень. От увиденного он шагнул ближе, не думая, что когти Кена оставили дырки в его рубашке.
«Соберись», — я покачала головой и уперлась в тело папы бедром.
— Не ошибись, считая меня несведущим, — сказал Кен.
Довольное лицо Хайка дрогнуло на миг.
— Не бойся, я не ошибся ни в тебе, ни в мисс Пирс. Мне интересно, кто же ты.
— Кицунэ нам поможет, не даст тебе умереть, — сказал папа на японском, но без диалекта. Его глаза были ясными. Кен фыркнул.
— Кицунэ, — повторил Хайк. Его голос давил, полный гармонии, странный, и в воздухе запахло горелой паприкой. — Интересно, — мои руки и спина дрожали. — Я покажу, что вам покажется интересным.
Я быстро заморгала, пытаясь убрать жжение паприки.
Гулкий голос Хайка продолжал:
— Уверен, у вас есть немного времени до…
«Нельзя, чтобы он договорил».
— Идем, — заявила я, тяжело дыша, пробиваясь сквозь туман специй. — Вперед.
Слова Хайка сбились, гнев пробил его любезную маску.
Кен выпрямился. Он ладонью оттолкнул Хайка с дороги. Хайк врезался в стену, охнув, из него вылетел воздух.
Я потащила папу за руку, кожу на шее покалывало, там проступили мурашки. Мы миновали Хайка и дверь. Я поспешила по пустому коридору, зная, что Хайк бросится за нами и вот-вот заберет у меня папу.
Я оглянулась возле угла. Хайк стоял у себя в кабинете, пронзая меня мрачным взглядом.
Глава четвертая
— Ты — кицунэ? — сказала я на японском. Не было смысла пугать водителя такси.
Папа тихо сидел между нами на заднем сидении. Его глаза были ясными, словно он был адекватен, но он поджимал губы так, что они побелели. Не выпускал слова. Или его тошнило.
Я пыталась говорить с ним на его диалекте. Ответа не было. Он был мне нужен больше всего в жизни, но пропал. Пропал в бреду. Это вызывало у меня только гнев и печаль. Желая отвлечься, я повернулась к странному Кену.
— Простой ответ — да, — сказал Кен на том же языке.
— Так ты — рыжий лис?
Кен рассмеялся.
— Ты видела когти, — он поднял руку, покрутил ее передо мной. Я представляла, что она станет жуткой мохнатой лапой, но она оставалась красивой, с сильными тонкими пальцами и мышцами на предплечье. Когтей не было видно. Их можно было выпустить?
Я оторвала взгляд от его ладони и посмотрела в окно. Мне всегда нравились ладони. У Кена были хорошие ладони, длинные и сильные пальцы. Когти. Кицунэ. Если это не был розыгрыш.
— Не изображай глупость, — сказал Кен. — Нельзя говорить на японском так хорошо, не зная хоть чего-то об истории. Ясное дело, что кицунэ — не в смысле лисы, а в смысле оборотня и иллюзиониста.
— Так ты оборотень? — я не знала, откуда взялся высокий голосок. Может, от истерики. Может, я сорвалась.
— Да, — сказал Кен на английском, — в ночи полной луны я покрываюсь шерстью и роюсь в людских урнах.
Раздражение во мне убило смех.
— Не издевайся.
— Не тупи. Ты — дочь чистокровного баку, а я — кицунэ. Мы оба из Тех. Не знаю всего твоего наследия, но если ты — дочь Хераи Акихито, то ты хотя бы пробовала сны людей. Может, и мои сны, — судя по его гримасе под конец, мысль обо мне, видящего его фрагмент, не радовала обоих.
Но Кен не закончил. Он говорил, хоть папа склонил голову, прикрыв глаза.
— И Хайк, может, и человек, но в нем есть что-то от Тех. Ты в опасности. Не прячься за неведением, это делает тебя уязвимее, — пыл в его голосе добрался до моего живота, пошевелил ощущения, и я не могла больше отличить гнев от страха на мутной глубине.
— Ты не можешь игнорировать это, как делал Хераи-сан со всем, что угрожало разбить его ценную человеческую жизнь, — он опустился.
«Как он смеет? Он встретил меня вчера. Он не имеет права…».
Такси проехало мимо моего дома. Я попросила на английском развернуться и оплатила проезд.
Такси уехало, Кен стоял, придерживая рукой моего папу, и его лицо было бесстрастным, эту маску я уже ненавидела.
«Изображать глупость?» — кем был этот загадочный кицунэ, раз звал меня закрытой? Словно он был открытым. Он знал о папе больше, чем говорил. Но он не избегал этого. Он не скрывался где-то в квартире, делая вид, что все в порядке.
Он был прав. Мы с папой скрывали это всю мою жизнь. Если я позволю снам или странностям занять мои мысли днем, если признаю, что не просто догадываюсь, что означают слова Кена про Тех и баку, то придется признать и все остальное.
Мне снились фрагменты других людей. Я получила талант от папы, который, скорее всего, был мифическим пожирателем снов. И Хайк не просто словами приказал мне прийти в его кабинет. Он не был нормальным. Еще и был злым.
Я не была готова к борьбе со Злом. Или думать, что болтовня папы была не бредом от болезни.
Или представлять, что я могла делать с фрагментами других людей. Я подавила всхлип. Я хотела вернуть настоящего папу, который не кричал, не путался и мог объяснить, что мне делать.
