– Машинным или сливочным? – уточнил я.
– А ты прикольный, – подмигнула мне Саша. – Оливковым!
Затем я меня представили финансовому Геннадию. На мой взгляд, он являлся крайне интересным типажом. Несмотря на строгий костюм, элегантный галстук и идеально сидящую рубашку, в нем даже для меня, далекого от понимания подобных образов в мужчинах, в глаза бросалась скрытая порочность, как в невинной еще пятикласснице, которая годам к восемнадцати непременно превратится в шалаву. Пока мы жали друг другу руки, я пытался сообразить, кого же он мне напоминает, хотя этот вопрос не был единственным. Еще я не совсем понимал, как будет правильно к нему обращаться – его сокращенное имя по моей классификации (подобно именам Василий, Петр, Николай) можно адресовать только закадычным корешам, собутыльникам, в крайнем случае героям детских книжек и мультфильмов. Поэтому я решил пока придерживаться полного варианта. Как только я вышел из его кабинета, меня вдруг осенило на кого же он так похож! Именно так должен выглядеть не достигший еще зрелости Гумберт Гумберт.
После финдиректора подошла очередь Альбины – ассистента президента, по совместительству отвечающей за административную поддержку Геннадия. При виде ее у меня в голове моментально замелькали мысли, обычно вспыхивающие у витрин магазинов женского белья или плакатов с его рекламой. Альбина меня так поразила и я, слегка растерявшись, впал в ступор и даже не смог связно пошутить по поводу ее имени, на мой взгляд, подходящего синему чулку с внешностью старухи Шапокляк, а никак не очаровательной девушке, полностью соответствующей всем моим стандартам идеальной внешности, сведенным за годы моего интереса к женскому полу в строго оцифрованные бенчмарки7 по всем возможным параметрам. Все эти внешние параметры, включая улыбку, форму глаз, ногтей и тембр голоса, у Альбины превышали установленные на моей шкале ценностей маркеры не менее чем на пятнадцать процентов, что в переводе на общечеловеческий язык соответствовало образу идеальной внешности – понятие «красавицы» я всегда отвергал как слишком абстрактное и относительное. Пока она перечисляла все документы необходимые для окончательного оформления моего трудоустройства – медицинская страховка, доверенность на корпоративный автомобиль, страхование жизни (кого будем оформлять как бенефициара, жену? Конечно жену…), я ей любовался. Альбина, по-моему, заметила произведенное на меня впечатление и пару раз снисходительно улыбнулась. Хотя мне могло и показаться.
Также в сессии офисного знакомства приняли участие еще как минимум пять-шесть человек. Ни их имен, ни должностей, находясь, видимо, под впечатлением ярких персоналий Альбины, Славолюба, Саши и Геннадия, запомнить я уже был не в состоянии. После чего, усевшись в кабинете, пахнущем свежесобранной мебелью, я принялся знакомиться со свежей почтой и составлять план изучения текущей ситуации в компании.
Около шести я заглянул в кабинет к Геннадию, чтобы задать возникшие у меня вопросы из финансового блока, составлявшего не более двадцати трех пунктов. Геннадий встретил меня искренним удивлением, однако я его реакции удивился не меньше:
– Максим, что ты? Понедельник ведь сегодня! Нельзя такую нагрузку организму с ходу давать, надо в рабочий процесс входить постепенно, плавно, а то ведь может что-нибудь внутри, не дай Бог, надорваться! Давай-ка завтра! Тем более я уже и комп выключил!
– Да? – я демонстративно взглянул на часы.
– Конечно! И тебе настоятельно рекомендую последовать моему примеру! Мы же работаем для жизни, а не живем для работы! Ты вообще ценности компании изучил, прежде чем к работе приступать? Там целый раздел посвящен балансу работы и личной жизни…
Я утвердительно кивнул, нечто подобное действительно значилось в выданном мне в отделе HR глянцевом буклете. На такие вещи я обычно обращал не больше внимания, чем в СССР на права человека. Возможно, зря.
Выйдя от Геннадия, я понял, что заняться в офисе и вправду нечем – народ активно выключал компьютеры, собирал вещи и направлялся к гардеробной. Тупо просидев перед монитором минуты три, я понял, что не в состоянии придумать, чем заняться, и тоже начал собираться. В первый день на новом посту офис произвел впечатление детского санатория «Солнышко» для больных с нервной системой, особенно в сравнении с прежним, теперь казавшимся зоной строгого режима для особо опасных рецидивистов.
Внесу ясность – прежним местом работы у меня числилась одна из компаний «большой четверки». Для тех, кто никогда об этой «четверке» не слышал, определение это звучит довольно абстрактно; для тех, кто знает, о чем идет речь, но никогда там не работал, эти два слова могут прозвучать очень даже привлекательно, но у тех, кто на своей шкуре испытал эту самую «большую четверку», эти два простых слова вызывают вполне конкретный ассоциативный ряд. Другое дело, как этот ряд оценивать, ведь при словах «служил в Афгане» или «сидел в тюрьме» у тех, кто это пережил, в голове вспыхивает калейдоскоп ярких насыщенных образов и острых переживаний. Но для кого-то этот период – лучшая пора жизни, а кому-то все это кажется страшным сном, который хочется скорее забыть.
Мое отношение к работе в «четверке» определить одним словом было абсолютно нереально. Как можно однозначно определить отношение к пяти годам жизни, три из которых я вчистую провел на работе? В среднем около процентов шестидесяти, прибавив к которым время на сон и дорогу в офис и обратно, нетрудно посчитать, что свободного времени не оставалось вовсе. Конечно, иногда случались и выходные, но их наличие компенсировалось почти круглосуточной работой, когда в офисе я проводил по четырнадцать часов и более.
Найти отдушину в этой жизни можно где угодно (см. кинофильм «Жизнь прекрасна»), поэтому для многих моих коллег работа представляла собой просто настоящий рай. Эти люди жили работой – для них офис включал в себя и развлечения, и любовь, и интересы, и хобби. Один мой коллега настолько увлекся этим процессом, что транспонировал свою бухгалтерскую реальность на все жизненные аспекты, и по этой причине регулярно и в срок сам себе сдавал квартальные балансы собственного существования. Жена у него проходила как дочернее предприятие, дети в период беременности числились незавершенным строительством, а по факту рождения превращались в филиалы со сроком окупаемости двадцать один год (по логике, детей стоило отнести к статье «животные на откорме», но он решил не провоцировать жену, по совместительству свою коллегу, поскольку она регулярно аудитила семейные балансы). Также он капитализировал подарки на дни рождения друзьям, проводя их в балансе как инвестиции, возвратом которых считались полученные от них в ответ подарки на собственные дни рождения. Мне такое отношение казалось как минимум странным – я терпеть не могу вспоминать о рабочих делах вне офиса, ведь я продаю за зарплату не всю жизнь, а только ее часть (даже если эта часть и бОльшая), иначе эту сделку следует переквалифицировать в добровольную продажу в рабство. Несмотря на все тяготы и лишения, работа была интересной, иногда даже азартной, только если бы жизнь не портили несколько редкопородных уродов, с завидным упорством пытавшихся установить в компании дембельские законы, гнобя всех, кто ниже их. Мотивации эти персонажи не добавляли, а в дополнение к каторжному графику превращали офисную жизнь в сущий ад.
Когда у моего коллеги после срыва срока важного проекта случился инсульт и отнялось пол-лица, я понял, вероятно, настала пора провести ревизию жизненных приоритетов. Тем более, Аня последний год, в те редкие моменты, когда мы виделись между моими командировками, настойчиво мне намекала, что в таком ключе мне скоро придется менять либо семью, либо работу. Вот тогда-то я и вспомнил о визитке Кости, и всего через месяц поставил подпись под контрактом с известной в определенных кругах международной компанией. С того момента я стал именоваться директором по развитию, что после выстраданной позиции М2 (означавшей в моей корпоративной системе координат «менеджер второго года»), вдобавок полученной раньше срока, формально являлось не одним шагом наверх, но в шкале ценностей некоторых моих теперь уже бывших коллег выглядело сходом с дистанции, как, например, трансфер из английской премьер-лиги в «Лос-Анжелес Галакси», пусть даже с солидной прибавкой к зарплате.
