«Как! — сказал я нашему Аглинскому толмачу, — разве вы ужинаете днем?» «Ты заблуждаешься, — отвечал он мне, — теперь ночь; мир ваш, против которого расположена наша гемисфера, делает толь сильное отражение солнечного света, что заблуждение твое извинительно». «Откуда же, — спросил я, — получают свет живущие на другой гемисфере?» «От планет», — отвечал он.
По сем пошли мы в зал, где, выслушав одну песнь, сели за стол, на котором было премножество всякого рода салатов и плодов.
«Теперь, — сказал Селенит, — должны вы благосклонно принять то, что мы для вас приуготовить можем, и которое состоит только в том, что земля сама собою производит. Кроме сего, не можем вас ничем потчевать, потому что у нас за ужаснейшее и неслыханное дело почитается питаться жизнь имеющим. Я надеюсь, что и ты с нами в том согласишься, а особливо, когда у нас плоды гораздо лучше ваших, и никогда не приедаются». Я, в самом деле, справедливость того приметил, и мясо так мне омерзело, что я об нем не мог и вспомнить.
Мы пили вкуснейшее вино, которое они из виноградных кистей в стаканы выдавливали и которое никакой боли не причиняло. После же ужина говорил мне Лунный житель так:
«Я объявил моим приятелям, коих ты здесь видишь и кои приехали ко мне на несколько дней, как содержание письма Каклогалянского Государя, так и причины, побудившие его восстановить коммерцию между обоими мирами; мы все вместе пойдем ко двору нашего Государя, хотя в самом деле и не имеем мы над собою правителя, да и нужды в том никакой не предвидим. Ибо мы оказываемое вами вашему Государю почтение отдаем старейшему из нас, как имеющему ближайшую надежду к вечному блаженству.
Но, чтобы дать тебе некоторое понятие о сем мире и о жителях оного, то должен ты знать, что люди у нас одарены душою и духом. Душа есть хранилище духа, так как тело есть хранилище души. Когда сии последние существа разлучатся, то тело превращается в землю, а душа добродетельного прилетает в сию планету. Мы живем здесь, — продолжал он, — в полном удовольствии и счастливейшем состоянии, которое, однако ж, ни мало не может сравниться с тем, которого ожидаем мы по нашем воскрешении, и столь же усердно оного желаем, сколько вы оного убегать кажетесь. Мы ничего того не забываем, что случилось, когда мы, будучи еще соединены с нашим телом, были жителями вашего мира; и ничто более не приносит нам прискорбия, как только напоминовение нашей неблагодарности ко предвечному милосердию во время павшего жития между вами; но великий Создатель мира умеряет сие наше прискорбие, взирая на искреннее наше раскаяние.
Здесь не должны мы удовлетворять страстям, ниже награждать какой недостаток, что от вкореняющихся в человека пороков, коих у нас здесь и имена почти безызвестны, происходит. Следовательно, нет нам ни малой нужды ни в законах, ни в судьях для исполнения оных. Если бы знал сие Каклогалянский Государь, то бы увидел, конечно, сколь тщетно ждет от нас им желаемого золота. Ибо, хотя бы мы и самые превосходные золотые жилы имели, и для взятия их только стоило подрезать дерн, то бы и тогда ни один Селенит не принял на себя такой труд.
В сем месте обитают мир и тишина; природа пребывает здесь в ненарушимом покое. Мы наслаждаемся беспрерывною весною; земля сия не произрастает ничего вредительного; у нас никогда не бывает недостатка в съестных припасах; всякая трава служит Селенитам пищею.
Мы провождаем дни наши без трудов, и только лишь то одно попечение имеем, о котором я уже упомянул; стремительное желание нашего воскрешения умножает день от дня блаженство нашей жизни».
«Ты сказываешь, — прервал я тогда речь его, — что только добродетельных души преселяются в сие блаженное место, но я хотел бы знать, что делается с порочными душами, и что тому причиною, что душа, сколь скоро тело во сне погружается, сюда приходит?..» «Определения Всевышнего, — отвечал он, — суть неисповедимы, и потому твоих вопросов я решить не в состоянии». «Приходят ли же сюда, — спросил я, — души Каклогалян, ибо и они также одарены разумом?» «Хотя они и имеют разум, — отвечал он, — однако сюда никогда не приходят».
Я рассказал все сие Каклогалянам, что Волатилию великую печаль причинило. «О, благополучные человеки! — вскричал он, — на которых милосердие Божие столь щедро изливается. О, бедные Каклогаляне! если вы по совершении трудностей сея жизни совсем в Ничто обратитесь! Пробузомо! не вели нам в отечество наше возвращаться, но дозволь нам скончать остатки дней наших у сих благополучных детей праведных небес».
Я открыл их желание Селениту; но он, потрясши головою, сказал мне, что сие невозможно. Но что, впрочем, не сомневается, чтобы Божие провидение не наградило добродетельных и из их рода, ибо милость Его и правосудие беспредельны; и потому не надобно им отчаиваться.
Следующего дня пришло ко мне великое множество Селенитов, и говорили со мною весьма искренно. Я не усматривал ни малого различия между ими, и не приметил, чтобы кто-нибудь из них имел пред другим преимущество. Я спрашивал Аглинскаго толмача, все ли Лунные жители друг другу подобны, и нет ли у них художников и служителей.
«Между нами, — сказал он, — нет ни малого различия. Тот, который в вашем свете скитался по миру, почтен у нас столько же, как и тот, который обладал целыми землями. Нам не надобны ни служители, ни художники, понеже мы сами все художники; и если кому из нас нужна другого помощь, то получает ее во всякое время: если бы я, например, захотел состроить себе дом, то всякий почел бы себе за удовольствие учинить мне в том вспоможение». По сем сказал он мне, что следующего дня намерены они представить меня Абрагию, старшему их Селениту.
Следуя сему, наступающего утра отправились мы весьма рано в путь и, отъехав милю от дома, сели на корабль, на котором мили с четыре плыли мы по реке, протекающей чрез прекрасную долину, и наконец неподалеку от Абрагиева обиталища вышли на берег. Как скоро сей почтенный старец, которого важный и ласковый вид довольно показывал спокойствие его духа, нас увидел, то, встав с своего места, пошел нам навстречу; и ни чрезвычайная дряхлость, никакие слабости, обыкновенно в нашем свете с глубокою старостью сопряженные, его не отягощали.
Аглинской Селенит представил меня ему; и он объявил мне свое удовольствие, меня увидя. Потом, выслушав мою историю, говорил мне чрез нашего толмача так:
«Сын мой! я надеюсь, что ты от опасного своего пути получишь истинную пользу, хотя чаяние твое найти у нас богатства и тщетно. Я могу дать тебе только сей полезный совет, чтобы ты возвратился в свое отечество и не полагал ни в чем тленном своего благополучия, помня беспрестанно, что никакое сокровище, кроме вечного, которое ни тать не похищает, ниже съедает ржа, не достойно твоего старания. Помышляй единственно о награждениях, приуготовляемых тем, кои дарованиями своими по состоянию располагают. Рассуждай, сколь мало можно иметь удовольствия в сем мире. Воспоминай всечасно, сколь кратка жизнь, и что мало остается времени, если хочешь пещися о вечном своем блаженстве. Ты теперь в искусе, и должен одно что-нибудь избрать, быть ли благополучным или бедным. Сей выбор останется навсегда невозвратим, полезен ли оный или вреден для тебя будет. Рассмотри со вниманием, какое находится различие между кратким и несовершенным, и между вечным и совершенным счастьем, к которому милосердие Божие призывает, стараясь покоем и миром душевными, яко спутниками добродетельной жизни, побудить к тому, чтобы оное избрали, когда между нами жить желают, и собственными своими врагами быть не хотят. Однако теперь должен ты в землю свою возвратиться; ибо еще никогда не бывало, чтобы кто-нибудь из смертных пришел сюда, не оставя своей плоти; в противном же случае медлительность твоя будет тебе вредна и может спокойствие Селенитов нарушить. Жалость повелевает меня тебя в том предостеречь».
Я поклонился ему весьма низко, благодарил его за таковое милостивое напоминовение, говоря, что ничто не удержит меня от исполнения такой должности, за которою последует столь щедрое воздаяние, и что хотя бы оное состояло единственно в том, чем наслаждаются Селениты, то однако приложу свое старание, чтобы приняту быть в общество жителей сих счастливых мест, и тем самым от беспрестанных мучений сей жизни избегнуть.
