Спустя по томе день, пошел один Куфей, и по возвращении своем объявил нам, что он у берега приметил рыбачье судно с парусами и с веслами, которое, конечно, принадлежало каким Арапам. Он предложил нам, чтобы оное взять, нагрузить плодами и отправиться на нем к Гишпанским берегам, что исполнить почитал он за весьма легкое дело. Мы согласились; только я требовал того, чтобы они меня отпустили; однако страх не дозволял им удовольствовать меня в моей просьбе. По наступлении ночи пошли мы опять за плодами, и при сем случае чаял я найти способ от них убежать, но меня попеременно по одному Арапу держали за руку, опасаясь, чтобы я от них не скрылся.
Нарвав плодов довольное количество, пошли мы за Куфеем к судну, где нашли одного спящего Арапа, которого тотчас связали, после чего, взяв к себе плоды и нашед две большие бочки, наполненные водою, и несколько сетей и веревок, поплыли мы в и часов далее при благополучном ветре, который принес нас еще прежде наступающего утра к острову. На другой день ввечеру увидали мы Гишпаниолу и пристали к берегу следующего дня в 4 часа в заливе, где налили свои бочки свежею водою и, ходя по сухому пути, находили лесные яблоки, которые, приготовя, употребляли себе в пищу. Мы стояли в сем заливе два дня; а в следующую ночь поехали по берегу острова, но, находясь уже между Маесским и Никольским мысами, кои остров Гишпаниолу от Кубы отделяют, увидели судно, которое прямо на нас шло и одному морскому разбойнику принадлежало, у коего разных земель люди были. Они обещали семи Арапам даровать вольность и каждому половинную долю матроса, на что они без всякого размышления и согласились. Мне же хотели они дать целую часть; но, как я ни малой не имел охоты у них остаться, то обещали они при первом случае высадить меня на берег, хотя некоторые из них и грозили мне, что они меня с корабля сбросят.
Целую неделю ездили мы по морю, не видя ни единого судна; но на восьмой день на рассвете усмотрел сидящий наверху мачты матрос паруса, что морских разбойников побудило приготовиться к нападению.
По учреждении всего поехали мы прямо к оному и нашли, что то было большое судно, которое, казалось, не могло от нас уйти никаким образом.
Тогда начали рассуждать, должно ли напасть на оное, и положено твердое намерение то исполнить. Итак, приблизились мы к оному и, находясь от него на ружейный выстрел, увидели, что оный шел весьма глубоко, и был Гишпанский тридцатипушечный корабль, что могли мы по пушечным окнам приметить, хотя и немало нас удивляло, что оные все затворены были и ни одного человека на корабле не показывалось.
Положено было взлести на оный, что и исполнили; но как ни один человек к нам не показывался, то сей поступок почли мы военной хитростью. Однако некоторые отваги побежали в штурманову каюту и в другие жилые места; но, не нашед там никого, узнали, что сей корабль был кинут по той причине, что в нем футов на шесть вода стояла. В казенной нашли они два сундука, наполненные деньгами, и несколько разной посуды, которое, все забрав, оставили оный.
Спустя после того день, увидели мы другой корабль, который за нами гнался, и был больше и сильнее нашего; ибо по парусам могли мы догадаться, что то пятидесятипушечный корабль. Мы старались от него уйти, в рассуждении чего принуждены были выбросить найденное нами накануне сокровище. Видя же, что и по сем поступке оный нас догоняет, выбросили мы еще восемь пушек; и сие единое средство послужило нам к убежанию от неприятеля, которого мы чрез несколько часов и потеряли из виду. Урон денег трогал находящихся на корабле разбойников весьма много, выброшение же осьми пушек приводило их в такое смущение и печаль, что они все взволновались. Иные хулили за то Капитана, другие же его извиняли, понеже только сим одним способом они спаслися. Но ласковые слова Капитана и рюмка пунша, которая была поднесена каждому, укротили бурю на несколько времени. Наконец то самое, чем беспокойные люди усмирены, послужило и к вторичному взволнованию. Ибо, как они все напились пьяны, то один Офицер начале говорил, что Капитан их струсил и купеческий корабль почел военным, что страх представлял ему неприятеля гораздо сильнейшим, нежели как он был в самом деле, и воспрепятствовал им в завладении оным. Сие говорил он так, что и Капитан слышал, который, не ответствуя на то ни слова, выхватил из-за пояса пистолет и застрелил его на том же месте, после чего еще другому бунтовщику велел дать сто лозонов.
По учинении сего, собрав всех на корабле у него находящихся служилых людей, говорил им, чтобы ему никак не можно было повелевать толь храбрыми людьми, если бы он снес, чтобы кто-нибудь хотел коснуться до его чести. А когда между ими такой человек находится, который почитает себя его храбрее и мужественнее, то готов показать ему его заблуждение посредством ружья, или пистолета, или меча. Если же они сделали ему честь и избрали его своим Капитаном, то хочет он наблюдать свою должность и над лежащим образом сохранять команду, что все храбрые и искусные люди почитают, конечно, за необходимо нужное, и о чем ропщут только одни подлые и трусливые души. Говорил им, что убитый Офицер достоин смерти, понеже к возмущению на корабле и одного мятежника довольно, от чего напоследок немиминуемая погибель должна последовать. «Сказанное мною, — примолвил он, — повторяю я еще раз: если кто хочет поменяться со мною пулями, то я готов его удовольствовать. Но, пока ношу на себе чин Капитанский, по тех пор хочу быть настоящим исполнителем оного, и самый отважный между вами должен повелениям моим повиноваться».
Толь неустрашимый поступок Капитана прекратил вскоре смятение; после чего содержал он команду свою весьма строго, и всякой, почитая его исполненным честности человеком, страшился его озлобить.
Спустя по том два дня, наехали мы на Гишпанский корабль и на две шлюпки. Мы вскоре завладели оным, не видя себе особливого сопротивления, хотя народу на нем было человек с восемьдесят, а нас только девяносто.
На сем корабле находилось 90 пушек; однако толь великая артиллерия причинила нам весьма мало вреда; две же шлюпки были Аглинские и шли в Кампехию с съестными припасами, в которых мы немалую претерпевали нужду. Накануне нашего на них нападения захватили их Гишпанцы и, хотя они уйти от них старались, однако мы их перехватили. На них находилось двенадцать человек Агличан, из коих четверо к нам пристали. При сем случае Капитан наш оставил прежнее наше судно, а вместо оного пересел на корабль, который назвал Василиском, три же шлюпки отдал Гишпанцам. Прочих восемь Агличан, кои у нас остаться не хотели, взял он к себе на корабль с тем обещанием, чтобы чрез несколько дней высадить их на берег на восточной стороне Ямайки; шлюпки же, которой они у него просили, им не дал, чаятельно опасаясь, чтобы по возвращении их не отправлено было несколько военных кораблей для чинения над ним поисков или, может, и надеясь увезти их с собою, понеже в самом деле ни мало он о том не думал, чтобы их по обещанию своему высадить на берег.
Сия полученная добыча обрадовала всех корабельных служителей; ибо чрез то имели они месяца на три всякого запаса, а деньгами тысяч до ста осьмидесяти золотой и серебряной монеты. На бывшем сражении потеряли мы только три человека; но присообщением к нам четырех Агличан прибыл к нам еще один человек.
Недели с три не попадался нам никто; почему Капитан наш намерялся разъезжать подле гавани; и как на корабле пресная вода почти вся взошла, мы же неподалеку от реки Тагры находились, то взошли в оную, пустили якоря и боты свои послали на берег для промышления пресной воды.
Запасшись оною довольно, поехали мы к гавани и между Портобеллой и Карфагеной увидели Французский сорокапушечный корабль, который напал на нас без всякого замедления. Мы зачали стрелять по нем из пушек, и причинили оному немалый вред. Он нам ответствовал равномерно; и, хотя при том потеряли мы людей немного, однако чувствительный вред причинили они нам в парусах и в канатах. Наконец почел наш Капитан за нужное взбежать на неприятельский корабль; мы исполнили его повеление, но приняли нас так неустрашимо, что немногие могли избегнуть смерти. Неприятели равномерно старались завладеть нашим кораблем; и если бы не удалось нам разбить у них пушками большую мачту, то бы они, конечно, верх одержали. Чрез то могли мы иметь время от них уйти, причем и ветр нам способствовал немало, так что чрез несколько часов потеряли мы неприятельский корабль совсем из виду и нашли, что у нас 42 человека убито и 15 ранено. Урон сей был для нас весьма чувствителен и побудил нашего Капитана, переменя свой путь, идти в Кампехию, надеясь получить там более народа.
