— Кто там? — спросила Падме, на что Энакин почти проклял сам факт её пребывания в доме. Неужели именно в этот день она не могла быть в Сенате? Мир, кажется, был очень жесток по отношению к нему в этот день. Именно был, ведь ему не предоставлялся другой выход из ситуации. Он и не собирался сбегать от проблемы, которая встала перед ним, ведь уже думал над этим множество раз.

— Это Энакин, — ответил экс-джедай, а его голос, к удивлению, прозвучал абсолютно спокойно. После этого последовала долгая пауза, отчего Энакин подозревал неладное. Хоя через секунду дверь открылась и его встретила Падме с довольной натянутой улыбкой.

— Привет, Энакин. Я слышала всю эту историю в Сенате, — сказала она.

— Да, меня простили, что приятно. Мне можно войти?

— Конечно, — ответила она, всё ещё борясь с голосом внутри, который приказывал ей рассказать ему об измене. Но на время ей удалось его заткнуть

Войдя внутрь, Энакин нервно сцепил пальцы, постепенно приближаясь к креслу. Ему удавалось это скрывать, пока он был спиной к жене, но когда он повернулся чтобы сесть, то немедленно прекратил. Вся ситуация была переполнена неловкостью, не было того ощущения, как будто он находился у своей жены. Всё чувствовалось скорее как встреча, в которую обе стороны были втянуты насильно.

— Как твои дела с Джедаями? Они всё ещё доводят тебя до белого каления?

— Учитывая, что я больше не в Ордене, то нет. Мне не нужно больше терпеть их выходки. Так что в этом аспекте со мной всё в порядке. Как твои дела в Сенате?

— Ничего интересного, кроме оправдательного голосования по твоему делу. Канцлер замолвил за тебя словечко, что сильно помогло этому, — ответила Падме, на что Энакин улыбнулся.

— Палпатин отличный человек, который всегда был добр ко мне. Надеюсь, что с ним всё в порядке.

— Он великолепен, в таком темпе он сможет довести Сенат до светлого будущего.

— Я не сомневаюсь в этом, — ответил Энакин перед тем, как глубоко вздохнуть, — Падме… ты же помнишь наше обещание попробовать исправить наши отношения?

— Да. С чего ты спрашиваешь? У тебя есть какие-то сомнения?

— Ну… да, — ответил Энакин, на что в животе у Падме сжалось, — всё настолько исказилось, что мне не верится в возможность восстановления наших отношений.

Падме пыталась изобразить спокойствие, но это ей удавалось всё с большим трудом. Для него это прозвучало бы ужасно, хотя он мог узнать это сам по себе или через Кловиса. Стоит ли ей прямо подойти к делу и высказать всё начистоту?

— Всё хорошо, ты не должен ничего объяснять.

— Мне не нужно? Как ты обо всём узнала? — спросил Энакин удивлённо. Ему казалось, что кроме Рекса и его родных, никто не видел его настоящих чувств к Асоке.

— Ты немного нервничал, когда говорил, и мне хотелось бы узнать… как ты понял это?

— Во многом я пытался открыть глаза на то, что было передо мной, кроме того, Рекс сильно помог в этом, — признался Энакин.

— Рекс? Твой капитан клонов? Как он узнал?

— Он внимателен к деталям, причём намного лучше, чем я.

— Просто знай, что мне очень жаль, Энакин.

— Почему? Ты…— остановился Энакин, пытаясь понять её через своё подавленное состояние. Если Падме как-то узнала про его чувства к Асоке, то она должна была быть в подавленном состоянии, но точно не беспокоиться и нервничать, и при иметь вид, полный вины. Его глаза сузились от мысли, что она не имела в виду его чувства к Асоке, наоборот, она скрывала от него нечто другое, — ты пытаешься что-то скрыть от меня? — завершил он после паузы, после чего глаза Падме расширились от удивления. Они говорили о совершенно разных вещах, — твоё молчание сейчас это знак согласия. Что ты скрываешь от меня?

— Ничего, — ответила Амидала, поймав краем глаза раздражённое дёрганье в лице Энакина. Он больше не смотрел на неё радостно, наоборот, он был полон гнева, а Энакин в гневе, насколько она знала по нескольким случаям, был страшен.

— Не. Ври. Мне! — выплюнул он слово за словом, каждое из которых звучало страшнее прежнего, — ты лжёшь мне о чём-то! Что? Может, я ничего не знаю, но это должно быть чем-то большим, чтобы ты пыталась лгать мне. Теперь скажи мне, или я уйду и не вернусь, пока ты не решишься. Ты и так источаешь всем своим видом чувство вины.

Слова Энакина были правдивы, но болезненны. Всё же нехотя, но она поняла — сейчас или никогда. Она могла играть в молчанку, заставив его уйти, или могла сказать всё прямо в лоб, пытаясь спасти то, что осталось от их отношений. Потому она проглотила свой страх и призналась.

— Я… я изменила тебе. С другим, несколько месяцев назад.

Тем, что действительно напугало Падме, было отсутствие реакции на лице Энакина. Он не сказал ничего, он просто сидел, полностью застыв. Она повернула голову к нему, а после попыталась взять его лицо в руки.

— Не смей трогать меня, — внезапно зарычал Энакин жёстким голосом. Она немедленно убрала свои руки.

Он всё еще сидел так несколько минут, не двигаясь. После он повернулся к ней, и хотя внешне он был спокоен, но его глаза пылали гневом.

— Теперь позволь мне уточнить… Ты не предупредила меня, не села и не поговорила об этом. Ты даже не имела хоть немного порядочности, чтобы сказать, что ты чувствовуешь ко мне то же, что и я к тебе? Что мы зря оттягиваем неизбежное? Что нам будет лучше друг без друга? О чём ещё ты мне лгала?! — теперь голос Энакина перешёл на крик, не скрывая исходящего от него гнева, — в конце концов, я был готов сказать тебе о своих чувствах напрямую! Кроме того, я никогда не изменял тебе! Никогда!

— Я знаю, прости по…

— «Прости» ничего не меняет, — ответил он гневно, хотя сейчас выглядел уничтоженным, — несмотря на то, как это кончилось, плохо или хорошо, я любил тебя, Падме! Я ЛЮБИЛ тебя, чёрт возьми! А ты за моей спиной лжёшь мне, изменяешь, а я, дурак, думаю, куда делась женщина, в которую я когда-то влюбился!

Падме сильнее застыдилась за себя, когда гнев на лице Энакина исчез. Она приняла бы его гнев, но не нынешний вид, полный боли. У неё не было отговорок или объяснений в этой ситуации.

— Я любил тебя. Ты могла хотя бы рассказать мне. Но… чёрт возьми… — на этом Энакин встал и просто вышел, хлопнув за собой дверью так, что звук пронёсся по всей квартире. После того, как он ушёл, Падме долго смотрела на дверь, затем, закрыв лицо ладонями, начала горько плакать.

~~~

«Не смотри, не смотри назад» — продолжал мысленно подталкивать себя Энакин, идя по улицам Корусанта. Поначалу он хотел пойти в Храм, но понял, что там у него не получится успокоить свои мысли, кроме того, он ни за что не позволил бы Джедаям увидеть себя в подобном состоянии. Поэтому он сейчас пытался найти спокойное и тихое место для этой цели.

Комната мотеля был идеальным выбором, у него хватало на это кредитов, а сама комната была тихим, изолированным местом. Это был легкий выбор, так как он мог просто дать парню, сидящему в приёмной, кредиты, после чего отправиться в свою комнату.

Уже сидя на своей кровати в мотеле, он хотел верить, что происходящее было плохим сном. Хотя боль в сердце говорило об обратном. Боль была слишком сильна, дабы быть сном; совершенно инстинктивно Энакин положил руку на сердце, закрыв глаза. В этот момент его комлинк зашипел, отчего он бросил на устройство злой взгляд. Он не хотел ни с кем говорить, поэтому выключил уже действующую на нервы вещь, продолжив свои размышления.

«В каком месте всё пошло неправильно? — спрашивал мысленно себя Энакин, — должно же было быть…»

«Нет, не смей скидывать вину на себя. Не твоя вина, что ты влюбился в другую, хотя при этом пытался уладить всё правильно. Вся вина на ней», — высказалась другая часть подсознания Энакина. Всё ещё глубоко внутри сидела одна часть, которая по-прежнему злилась, но ему надоело быть злым и тяготиться от этого. Оказывается, обычная семейная жизнь с женой для него было недостижимой целью. Перед ним вставало столько проблем, что… Во имя Силы, для него ничего не было простым. Энакин ненавидел сам этот факт.