========== Часть 1 - Шагаю вместе с тобой ==========

— Я должна разобраться со всем этим сама. Без тебя и ордена Джедаев, — сказала Асока, не имея сил взглянуть в глаза Энакину, когда произносила эти слова.

Энакин посмотрел на спину своего падавана с грустью. Он очень часто задумывался о том, чтобы самому уйти из Ордена, даже не оглянувшись назад. Он чувствовал себя частью этой войны, но понимал, что, оставаясь в совете, всё больше и больше теряет себя. И не только себя, но всё больше близких ему людей. Он потерял мать, потому что его не было рядом, теперь уходит Асока. Сколько это будет ещё продолжаться, пока очередь не дойдёт до Оби Вана, Падме или Рекса? Сколько он должен ждать, пока все эти люди уйдут от него из-за Ордена, который приносит «мир»?

Энакин, сжимая кулаки, впал в раздумья, склонив голову, всматриваясь в землю, и в это мгновение его память заполнили воспоминания.

Подстреленный Оби Ван, когда он упал на десятки футов… его «могилу» в виде клочка ткани, которая покрывала даже не его тело, и десятки умерших от рук сепаратистких дроидов, которые врывались в сёла и убивали семьи… Падме, которая медленно уходила от него, вопреки его решению её защищать…

Внезапно из Энакина вырвался рык, который заставил Асоку обернуться к своему мастеру, застав его в необычном для него виде: он сжимал кулаки со всей силой, лицо выражало наполовину злость, наполовину отчаяние.

— Больше никогда! Я никого не потеряю… — сказал Энакин разочарованым голосом, который превратился в горестный, — я больше никогда и никого не потеряю!

В этот момент она увидела запрятанные эмоции своего мастера, эмоции, которые не были юмором или обычной злобой, а те, которые вырывались, когда дело доходило до ручки. Внезапно, под глубиной маски мастера она смогла ощутить, нет, почувствовать его боль, страдания и страхи. Это было ясно как день, что все эти чувства мучили его уже очень долго, наверное, с самого начала войны.

— Энакин? — спросила Асока, используя его настоящее имя. Она это сделала по нескольким причинам. Во-первых, она не могла заставить себя назвать его мастером, из-за того что уходила, во-вторых, она поняла что ситуация требует более деликатного подхода. Она понимала, что её уход сильно ударит по её мастеру, но эмоции, которые она сама чувствовала, были бурными, даже парализующими.

Энакин сначала посмотрел на свою механическую руку, а потом на здоровую, на которую было закреплено средство связи. Он знал, что если останется, то потеряет всё и всех, кто дорог ему, или на худой конец его вынудят смотреть, как эти люди умирают перед его глазами. Он даже признавался самому себе, что трусит, когда уходит из-за этой причины, но ему было всё равно.

Поэтому он снял средство связи и раздавил её своей механической рукой. Глаза Асоки округлились при виде его действий, но он посмотрел на своего падавана и нежно, положив свои руки на её плечи, заставил посмотреть на себя.

— Я иду с тобой, — сказал ей Энакин, и его голос был твердым, таким, когда он был предельно серьёзен с ней. Асока покачала головой. Она не верила, что он готов ради неё сделать такое безответственное действие, и она не хотела, чтобы он пошёл на такой шаг.

— Я не хочу, чтобы ты это делал, — ответила она.

— Я могу честно сказать тебе, Шпилька, что ты одна из причин, почему я ухожу. Я. Я честно могу сказать, что я на гране срыва. Это довело меня, это и вправду довело меня, — сказал Энакин. Она снова поняла, что он полностью серьёзен, но вместе с этим она услышала и разочарование в его голосе.

— Я… Совету наплевать на всех. Им наплевать на чувства других, главное достичь своих целей. Не только это, ты же слышала его там? — сказал Энакин, а слова текли из его уст как яд. Злость была настолько сильной, что Асока сомневалась, что сможет своими словами успокоить его.

— Слышала кого? — спросила Асока, немножко смутившись. Она правильно поняла, что если озвучить ответ, то это разозлит его еще сильнее. Правый уголок его рта дёрнулся, скреплённый недовольной ухмылкой. Она видела Энакина злым много раз и во множестве случаев он чуть не доходили до убийства, однако сейчас он был уже на грани впадения в звероподобное состояние.

— Винду! — внезапно закричал Энакин, при этом не использовав уважительное слово «мастер», он больше не был его мастером, его старшим, — он говорил про тебя и твой побег, и про то, как он гонялся за тобой, как будто так и должно быть, они прекрасно понимали, что объявили тебя вне закона и относились как к предательнице! Ну и пусть катятся к чёрту! Будь прокляты они, Орден и эта чёртова война!

Повернувшись, Энакин был переполнен желанием разбить что-нибудь или искалечить кого-нибудь, будь то жестокий Ситх или бессердечный Джедай. Причём, он хотел это сделать не с помощью Силы или светового меча, а именно своими голыми руками, заставить их страдать, сломать их.

Асока, повернув Энакина к себе, коснулась своей рукой его щеки в попытке утешить его. Злые, полные ненависти голубые глаза встретились с другой парой голубых глаз, которые были наполнены симпатией и пониманием. Энакин никогда не чувствовал такого понимания от кого-либо, вид её взгляда заставил его смягчиться, выпустив всю злость, накопившуюся в нём, что помогло снять напряжение с плеч и раскрыть сжатые из-за злости ладони.

— Больше всего я верю, что тебе было ещё тяжелее, чем мне, ты просто лучше перенёс всё это, намного лучше, чем я могу себе вообразить, но… ты по-прежнему можешь быть здесь, а я нет, — сказала ему Асока.

— Ты не права, — сказал Энакин и, сняв перчатку с левой руки, выбросил куда глаза глядят. Он сомкнул свои пальцы друг с другом, ощутил тепло своей кожи. Он почувствовал, что вернул часть своей человечности назад. С начала войны он думал, что если заставить обе свои руки не чувствовать ничего, если умертвить их, то это поможет ему самому быть бесчувственным; умертвив свое осязание, он хотел усыпить часть своей человечности, чтобы он мог быть Джедаем и воином, что требовала от него война. Поэтому, когда он снял перчатку, то почувствовал, что вернул ту свою жизнь назад, ту жизнь, которую у него отобрали Джедаи, — ты не обязана идти со мной вместе, но я ухожу, так или иначе. Если ты хочешь забыть о всех Джедаях, то я прекрасно тебя понимаю. Я… Я теряю свою человечность, оставаясь здесь, но я не хочу продолжать терять её. Я не настолько предан Ордену, чтобы остаться без неё, — сказал Энакин, и перед тем как уйти, осторожно взялся за руку Асоки, сняв её со своего лица. Но не успел он даже отойти, как Асока схватила его за руку.

Энакин резко остановился и оглянулся назад на своего падавана, которая смотрела на него сфокусированным взглядом. Как будто всё, что сейчас было в её голове, это его слова, хотя там было и многое другое помимо этого.

— Если это твое последнее решение, то мы можем уйти вместе. Лучше иметь с собой спутника, нежели быть одному, не правда ли? — сказала Асока с легкой улыбкой на лице. Энакин ответил ей тем же, конечно же, перед этим, пропустив её вперёд, коснувшись своей металлической рукой её оголённой спины.

— После тебя Шпилька, — сказал он, подвинувшись так, чтобы она могла пройти вперёд. При этом он подловил себя на том, что он не мог перестать улыбаться, так же как и она.

— Ну, спасибо, Скайрокер, — ответила Асока, пройдя мимо его. Энакин последовал её примеру и они спустились по лестнице Храма Джедаев. Удивительно, но никто не увидел их, когда они уходили, только некоторые смогли почувствовать интенсивность их эмоций, которые доходили до других с самого конца храма. Йода, обдумывая что-то, заворчал, тогда как хмурый вид Палпатина стал более очевидным. Случилось что-то необычное, что-то, что он не мог предвидеть, даже несмотря на свою мощь.

— Масс, — сказал Палпатин пока спокойным голосом, но его тон был приказным.

— Да, канцлер? — переспросил чагрианин.

— Пошлите кого-нибудь в храм, я хочу увидеть Мастера Скайуокера и переговорить с ним, — сказал Палпатин.