— Я знаю, о чём ты. Ты был Рыцарем Джедаем и генералом, что по совместительству накладывало на тебя большие обязанности вкупе с нагрузкой, больше чем на меня, уж точно. Во многих случаях, хоть я и знала, меня оставляли в Храме из-за опасности, тогда как тебя отправляли в гущу битвы. Но ты был… — говорила Асока, держа паузу в речи.

— Я верил в тебя больше чем они все вместе взятые, ну… кроме Мастера Пло Куна и, возможно, Оби-Вана, — сказал Энакин, при этом используя титул «Мастер», этим показывая своё уважение и веру по отношению к Пло. Асока улыбнулась словам Энакина. Во-первых, за упоминание мастера, который нашёл и спас её, во-вторых, за то уважение, с которым он вспоминал старого Джедая.

— Мастер Пло всегда верил в меня, когда я была маленькой, он часто приходил ко мне, по-отцовски разговаривал, давал мне указания и опекал. Указания, которые мне очень помогали, — вспоминала она с тоскливой улыбкой — я бы не сказала, что другие юнглинги меня ненавидели, но идея о том, что меня нашли брошенной… отстраняла их от меня.

Энакин нахмурился, ему не нравилась то, что Асоку в детстве обижали, на что она намекала косвенно. Энакин знал, что Асока настолько же сильна, насколько и талантлива.

— Если бы они знали, что теряют, ведь не подружиться с тобой почти невозможно. Ну, после того как они смогут пройти через мой характер в тебе, — сказал Энакин и сильно засмеялся, на что Асока ответила дружеским ударом в плечо.

— Ты так говоришь, как будто это что-то плохое!

— А кто сказал, что я считаю это чем-то плохим?! Лично мне очень нравится наша схожесть, это делает многие вещи более понятными.

— Даже я не понимаю всего, что ты делаешь! Хотя даже части мне хватает с лихвой — я понимаю тебя больше, чем нужно, так что ты теперь можешь гордиться тем, что сумел испортить меня до такого состояния, — сказала Асока, сделав улыбку Энакина еще шире. Ему казалось, что у него скоро мышцы лица застынут навсегда от такой постоянной улыбки.

— Признай, это тебе помогло в некоторых вопросах?

— Иногда. Мне кажется, именно из-за такого мышления войска так хорошо меня слушались, всё из-за схожести наших стилей, — говорила Асока, — кроме этого нужно учесть и добросердечность, и напористость, в которых я так нуждалась… Это то, что помогало мне в самые тяжёлые дни.

Улыбка на лице Энакина исчезла, и её сменил серьёзный взгляд.

— Я знаю каково это, иногда тебе кажется, что война проглотит тебя полностью. Охватывающее всю твою суть чувство того, что многие жизни зависят от твоих решений. Каждая потерянная жизнь служит напоминанием этому. Я никогда об этом не говорил….

— Оно всегда там, ноет в твоём подсознании, — сказала Асока, озвучив его мысли слово в слово, — дни начали чувствоваться одинаково, пока шла война: я не машина, я не закалённый солдат, и я не была рождена для ужасов войны.

Энакин тактично промолчал. В этом он был с ней противоположного мнения. Хотя Асока стала бесстрашным воином, она по-прежнему оставалась одной из немногих, возможно включая и юнглингов, которые смогли сохранить в себе бесхитростность и чистоту намерений. После того, что сделали с его матерью Песчаные Люди… его постоянные кошмары… то, как он превратил своё сердце в камень, чтобы пережить всё это… он просто не мог согласиться с ней.

— Всё это — «рождены дабы сохранить мир» — не плохо звучит, но мне не кажется правильным забирать ради этой цели новорожденных детей у их родителей — сказал Энакин, одиноко смотря в пустоту, понимая, что именно это и сделали Джедаи с ним. Они купили его свободу, только чтобы сделать рабом Ордена. Энакин верил, что это не было в планах Квай-Гона. Он был очень свободолюбивым по меркам джедаев, именно по этой причине маленький мальчик тогда так быстро доверился ему.

— В некотором смысле они отнимают твою свободу, хотя почему в некотором, они просто отнимают детей у их родителей! Что насчёт их семей и того, как они это переносят? — сказала Асока, заставив Энакина еще сильнее нахмурится.

Джедаи конечно увидят лживые улыбки на лицах родителей, которые будут говорить о «чести» быть родителем ребёнка с чувственностью к Силе, но они никогда не узнают их реальные чувства. То горе, которое они чувствуют, понимая, что никогда больше не увидят своего ребёнка, или ещё хуже, умрут во время, так называемых, «миротворческих» операций.

— Я могу сказать одно, я никогда не позволю кому бы то ни было забрать моего ребёнка. Если это случится, то только через мой труп. У меня в голове не укладывается, как Джедаи умудряются уговорить родителей отдать своего ребёнка, хотя, в то же время, мне не хочется знать как именно, — сказал Энакин, отказываясь верить, что джедаи настолько бы опустились, чтобы использовать мысленное внушение на родителях этих детей. После всего случившегося, он верил тому, что Джедаи могут пойти на всё, кроме убийства. Может, его мнение было жёстким, но так он искренне чувствовал.

— Мне тоже не хочется, — ответила Асока — Ауч!

— Что-то болит?

— По-моему, я растянула мышцы шеи из-за неудобного положения во сне, — ответила Асока.

— А ты пробовала размять шею, чтобы вернуть всё на свои места?

— Я видела тебя в схожем состоянии, когда ты что-то там колдовал в механическом отсеке. Я попробовала то же, но не помогло, — ответила Асока, начав тереть шею в показной манере, на что Энакин просто вздохнул.

— Сейчас придумаем что-нибудь, — сказал он и, повернув Асоку вокруг своей оси, прислонил свой локоть ей к шее, несильно сжимая.

— Ай! — взвизгнула Асока от боли, хотя это было лучше, чем раньше.

— Перестань ныть, я пытаюсь найти нужный нерв, — говорил Энакин нежным голосом. Асока, повернув ноги под себя, наконец смогла усесться. Его локоть перестал чувствоваться твёрдым как в начале. Локоть не давал приятных ощущений, но в то же время сильно помогал.

— Откуда ты вообще знаешь, как это лечить?

—Не поверишь, но не только ты одна встречаешься с такой проблемой. В моём случаи я не мог использовать свои локти, из-за чего довольствовался своими металлическими пальцами: работает не хуже. Но когда я использую свой локоть, я дохожу до нужных точек лучше, потому что давлю с большей силой, — объяснял Энакин праздным тоном, делая круговые движения локтем. Асока закрыла глаза, чувствуя, что боль постепенно уходит, процесс стал приятнее, чем казалось поначалу.

— Честно говоря… я бы не сказала, что рада тому, что ты сталкивался с болями в шее, но в некотором смысле я немножко рада, надеюсь, ты понимаешь, что я сейчас несу, — сказала Асока, отчего Энакин покачал головой.

— Я понял, что ты имела в виду, хотя это прозвучало так, как будто ты любишь видеть меня, мучающегося от боли — сказал Энакин с улыбкой, дразня Асоку. Она же немедленно повернулась, чтобы посмотреть на его лицо, действительно поверив, что он принял её слова в неверном контексте. Но стоило ей сделать это, как Энакин начал смеяться, увидев на её лице нотки волнения. Лицо Асоки быстро поменялось на раздражённое, когда она увидела улыбку на его лице.

— Взбодрись, Шпилька! — прозвучал голос Энакина, у которого улыбка не сходила с лица. На это Асока ответила, закатив глаза.

— Хорошо, только потому, что ты помог мне с шеей — пока она говорила, её строгий взгляд сменился ухмылкой.

— Буду считать это бонусом, — ответил Энакин вскинув руки по бокам. — Я закончил! Твоя шея будет в порядке, но попробуй больше не спать в позе мокрой лапши.

Когда Энакин похлопал её по плечам, захотев обнадёжить её, по ней пробежала приятная дрожь.

«Снова это странное чувство» — подумала она, но сразу выбросила эти мысли, когда увидела пульт управления телевизором. — Думаешь, здесь крутят что-то интересное?

— Понятия не имею, вообще телик не смотрю.

— Давай попробуем просто переключать каналы, может найдём что-то интересное? — предложила Асока.

— Не имею ничего против — услышав ответ Энакина, Асока принялась за дело.

Королева была щедра, и их кабельное телевидение показывало тысячи каналов. К сожалению, для двух лучших друзей большинство были унылыми. Правда им удалось, наконец, наткнуться на неплохой ситком, который заставил Асоку посмеяться, а из Энакина выдавило лишь улыбку. Это было лишь начало, а дальше продолжался целый марафон, от чего Асока чуть не задохнулась от смеха, а Энакин поймал себя на мысли, что смеётся от души. Многие посчитали бы это глупым, но Энакину это нравилось.