– Почему? Что там?

– Точно не знаю. Четыре-пять лет назад, когда я проходил практику в реанимации, какой-то пациент обронил этот сверток. Я наткнулся на него после смены и решил найти того, кто его потерял, чтобы вернуть владельцу. Но совсем позабыл.

В тот день Натан обещал Меган отнести сверток в больницу и отыскать собственника подарка, но так и не осуществил своих намерений. Он даже думал, что выбросил сверток. Как выяснилось, ошибся.

Меган присела рядом с мужем и указала на находку.

– Почему он до сих пор у нас? Разве ты не собирался его отдать еще в том году?

– Кому же я его отдам?

– А ты разверни и посмотри, чей он.

– Ага. А там, конечно же, лежит визитка с именем и адресом владельца, – пошутил Натан, развешивая фонарики на кустах.

Меган положила руку на живот.

– Надеюсь, малыш не услышал.

– Что не услышал?

– Твой сарказм накануне Рождества. – Она положила сверток ему в карман.

– Ты что делаешь?

– Не хочу, чтобы он у нас лежал.

– Почему?

– Я чувствую себя виноватой. А виноват на самом деле ты! И мы с малышом не должны из-за тебя страдать.

Натан засмеялся и тотчас забыл о свертке. Опять.

У раскрытого окна громко зачирикала птица, и я проснулась. Осторожно, чтобы не разбудить Эмили, сползла с кровати. Больше восьми утра – уже много лет я не вставала так поздно. Я тихо прошла в ванную. Лапа последовала за мной. Сняв мятую одежду, в которой вчера уснула, я бросила ее в корзину для грязного белья и встала под душ. Как быть с девочкой, я еще не решила, но понимала: раз сегодня не нужно ехать в офис, я успею связаться с несколькими приемными семьями. Нанеся на лицо увлажняющий крем, я помассировала кожу вокруг глаз, чтобы избавиться от морщин, из-за них я выглядела старше своих сорока трех. Впрочем, это не помогало. Одевшись и кое-как накрасившись, я на цыпочках спустилась на первый этаж, в кухню. Открыла дверь, чтобы выпустить Лапу погулять, и заглянула в шкафчики. Крупы нет. Я направилась к холодильнику, надеясь, что там найдутся яйца. Чем еще кормить Эмили на завтрак? К счастью, яйца были – целых две штуки. И немного апельсинового сока, как раз на один стакан. Отлично. Значит, с походом в магазин можно повременить. Послышалось царапанье: видимо, Лапа просилась обратно. Я открыла дверь и увидела на пороге елку. Из-за веток раздался голос:

– Может, пригласишь войти?

– Незнакомых деревьев не приглашаю! – в тон другу ответила я.

Голова Роя высунулась из-за елки.

– Поберегись!

Он втащил дерево и бросил на пол. Перескочив через елку, Лапа вбежала следом.

– Что ты делаешь? – удивилась я.

Рой снял шапку и вытер вспотевшие лоб и шею.

– Уф! Либо я не в форме, либо в форме не я – одно из двух.

Улыбнувшись, я продолжала смотреть на него, ожидая разъяснений.

– Сегодня с утра пришлось снова везти Джейми Крамера в Дом Уэсли.

Я кивнула, не отрывая от него взгляда, догадываясь, что он уже все знает.

– Зашел туда, а там спрашивают, что у тебя случилось и где же девочка, которую ты должна была вчера привезти. Я ответил, что по дороге ты получила звонок от приемной семьи, и они согласились взять ребенка. Мол, ты просто забыла об этом сообщить.

Я прислонилась к стене.

– Значит, ты соврал?

– Я решил, так лучше. – Рой поднял брови. – Или я ошибаюсь?

– Она первый раз в жизни проведет Рождество без мамы. Да, это против правил, но я просто не могла ее там оставить. Ведь уже почти Рождество.

– Согласен.

Рой понимал, что я рисковала, однако не стал ничего говорить. Задолго до того, как я устроилась на работу, один сотрудник на время взял к себе ребенка, а тот упал с лестницы в подвал и сломал ногу. С тех пор нам ни при каких обстоятельствах не разрешалось забирать детей к себе домой. Слишком большая ответственность. Правило мы это соблюдали, но время от времени могли тайком привести к себе ребенка, чтобы накормить, искупать или оставить на ночь. Бывают случаи, когда это необходимо.

Я перевела взгляд на елку.

– А это еще что?

Рой подхватил ее и потащил в гостиную.

– Елка. Ее, знаешь ли, наряжают на Рождество, а снизу кладут подарки.

Я улыбнулась: Рой хотел устроить для Эмили праздник. Он пытался казаться грубоватым, хотя все коллеги знали, что у него доброе сердце и нежная душа.

– У нас есть семейная традиция: ставить елку сразу после Дня благодарения[2]. В этом году внуки помогали мне ее наряжать. – Он помолчал, глядя на еловые ветки. – У всех детей должна быть елка в Рождество.

– Ты очень хороший человек, Рой Брейден. Знаешь об этом?

Он отмахнулся.

– Ладно, ладно, мне пора. Обещал сегодня посидеть с внуками. У тебя есть елочные игрушки?

Подумав, я скорчила гримасу: мол, нет.

Он с укоризной покачал головой и, распахнув дверь, взял с крыльца несколько коробок и сумок. Похоже, он принес с собой все, что нужно.

– Ого, сколько ты накупил!

– Накупил, но уже давно. Я ведь дважды был женат!

Я засмеялась и помогла ему внести в дом коробки.

– Может, она и не захочет, – предположила я.

– Захочет-захочет! – возразил Рой. – Дети любят Рождество, какими бы грустными ни были обстоятельства. – Он поставил елку в угол комнаты и убедился, что она не падает. – Ну почему, почему смерть не оставляет людей в покое даже в Рождество? – Он посмотрел на меня.

– У смерти не бывает каникул, – вздохнула я, открывая коробку с шариками.

Рой достал большого игрушечного оленя и поставил у камина.

– Конечно, он уже старенький, но дети все равно его любят. У него раньше светился нос, но несколько лет назад мои внуки сделали ему ринопластику. С тех пор мы называем его Сэр, потому что его нос стал серым.

Потом он вытащил из сумки маленькую шкатулку для украшений и протянул мне.

– У моей внучки есть такая же, и ей очень нравится. Упакуй покрасивее и отдай девочке. Пусть откроет подарок, когда захочет: можно уже сейчас, а можно подождать до Рождества. Там всякие бусики, колечки, а еще танцующая балеринка. Оберточная бумага у тебя найдется?

Я покачала головой. Рой со вздохом полез в еще одну сумку и вручил мне целый рулон.

– Здесь еще много, так что вы с Марком можете упаковать подарки друг для друга. Я слышал, многие мужья и жены так делают.

Я проводила Роя к выходу и на прощание поцеловала в щеку.

– Ты настоящий чернокожий Санта-Клаус!

Он притворно нахмурился.

– Почему Санта-Клаус? Намекаешь, что я такой же толстый?

Я засмеялась.

– И потом, ты когда-нибудь видела чернокожих Санта-Клаусов? Нет, они всегда бледненькие, с тощими бородками. Один такой шастает по торговому центру. А вид у него жалкий-прежалкий.

– Прости, ляпнула, не подумав. – Я открыла перед Роем дверь.

После его ухода я начала доставать елочные игрушки из сумок. Когда Шон был маленьким, он в один миг вываливал на пол все игрушки, быстро-быстро работая крохотными ручонками. Приближение Рождества вызывало у него восторг. В день праздника, проснувшись чуть свет, он летел к елке, на бегу подзывая нас с Марком. Мы с трудом уговаривали его не разворачивать сразу все подарки, чтобы бабушка и дедушка тоже могли полюбоваться на то, как он их открывает. Каждый год мы дарили ему пару кроссовок. Шон натягивал их и начинал носиться по дому. «Вот как я умею!» – кричал он, подпрыгивая и касаясь руками потолка. «Смотрите, как я могу!» – И он с радостными воплями мчался через всю гостиную в кухню.

В половине десятого Эмили все еще спала. К десяти часам, когда из ее комнаты донесся шорох, я успела разобрать елочные игрушки. Я поднялась на второй этаж. Лапа побежала за мной и толкнула носом дверь. Та открылась. Я увидела Эмили, которая что-то искала у себя в чемодане.

– Доброе утро, – поздоровалась я. – Хорошо спалось?

Кивнув, она села на кровать. Лапа запрыгнула туда же. Я догадывалась: проснувшись, Эмили взмолилась, чтобы последние пять месяцев ее жизни оказались кошмарным сном. Реальность часто бывает гораздо более жестокой, чем мы ожидаем.