По тому, как сейчас чувствовал себя Маммет Поллы, Ягды-кемсит подумал про себя: «Похоже, товарищ Маммет Поллы не успел посоветоваться с секретарем райкома». И понял, что тот сейчас не в состоянии вступиться за них, а все критические замечания адресованы ему и Нурджуме.

По природе своей несколько беспокойный Нурджума, подумав о том, что его ответ может прозвучать против Ата Хымлы, не смог долго молча переваривать сказанное, как это делал Ягды-кемсит. Почесал затылок, заёрзал на месте, давая понять, что у него испортилось настроение. Сейчас ему хотелось развеять тучи, сгустившиеся над ними после слов секретаря райкома, рассказать людям, что стало причиной таких упрёков. Когда же секретарь райкома сделал паузу, как вдруг Нурджума неожиданно встал с места, возразил:

– Товарищи, что это за разговоры такие пошли, о чём это? – давая понять, что он не согласен с высказанной критикой.

– А разве неправда то, что было сказано про вас, союналийцы! – вопросом на вопрос ответил Ата Хымлы, которому не понравилось, что его перебили.

Не считаясь со статусом секретаря райкома, Нурджума продолжил в том же духе:

– Может, оно и не неправда, но уж точно и не совсем правда! Колхоз завершил сев хлопчатника. И потом, даже если мы хотели и дальше сеять, у нас нет для этого готовых освоенных земель. Остались семена, где-то с пуд-полтора пуда, вот мы и раздали их нескольким семьям единоличников. По крайней мере, мы не выдавили из этих семян масло и не съели его. И не выбросили семена в овраг. А у некоторых единоличников есть земля, да нечем её засевать, а если и есть семена, то самая малость. И в том, люди, в какой-то степени виноваты мы сами. Давайте вспомним, как мы в прошлом году поступили с урожаем хлопка, полученного единоличниками. Сначала забрали половину в виде налога, это раз. А потом, заявив, что сверху району спустили дополнительный план, забрали у них и остатки семенного материала… Разве это не глупость – оставить землю незасеянной? И потом, даже если единоличник снимает богатый урожай, куда он девается, не на сторону же уходит, опять же своему государству достаётся. Разве не так?

Когда выступление Нурджумы дошло до этого места, Аман орус, слушавший всё это время с недовольным видом, – ему не нравилось, что Нурджума вступил в спор с чиновником такого ранга – решил высказаться упрёком. Посмотрев сначала на секретаря райкома, а затем на своего начальника, сидевшего с отсутствующим видом, словно ему была неинтересна вся эта перепалка, и произнёс. Подошел к вопросу с другой стороны:

– Неужели ты, Нурджума, думаешь, что без единоличников колхоз пропадёт?

Договорив, он резко обернулся и одернул полы рубахи с видом человека, готового прямо сейчас напасть на Нурджуму.

Поняв, что слова Нурджумы стали поводом для их травли со стороны ОГПУ, Ягды-кемсит озабоченно произнёс:

– Нет, ты посмотри на этого, а ведь он, высказавшись таким образом, надеется, что его словам поверят. Сидел бы себе тихо, напротив, повинился бы, мол, нечаянно это случилось, ошиблись, исправимся, так нет ведь, надо громогласно заявить о себе, показать, кто есть, кто!

Обычно на таких собраниях руководители ОГПУ брали слово в числе последних. Но на этот раз правила были нарушены. Ясно же, что слова Нурджумы не понравились Аману орусу, вот он и решил таким образом отомстить ему. Возвышаясь над всеми с видом победителя, он словно спрашивал: «Кто ещё так думает?» Поворачивая голову из стороны в сторону, он со злобью посмотрел на собравшихся в зале людей.

А потом и вовсе стал распаляться. Кажется, он всю свою злость собирается выместить на Нурджуме. Однако, заговорив, он повёл разговор издалека, как это делали многие руководители.

– Товарищи, есть один разговор, который надо бы знать, чтобы потом из него извлечь уроки для себя, – начал он своё выступление.

Уже по тону речи заместителя начальника ОГПУ, собравшиеся поняли, что сказанное им должно касаться каждого из них.

А вообще-то люди хорошо знали Амана оруса, его манеру говорить, он всегда давал понять, как гордится своей должностью, но ещё он умел подстрекать и давить на людей, натравливать их друг на друга.

– Среди нас, товарищи, есть люди, потребляющие хлеб-соль большевиков и предающие их, потому что никак не могут вырваться из родственно-имущественных сетей. На этот счёт у нас достаточно сведений… Недавно один из сельских руководителей помогал одному баю, который бежал за границу, а перед тем зарыл в землю всё свое зерно, так вот, когда он на нескольких верблюдах вернулся за ним, нашлись люди, которые в ту же ночь помогли ему отрыть спрятанное зерно, погрузить на верблюдов и вывезти из страны.

Аман орус не называл никаких имён, будто не знал, на кого возвести напраслину, кого оклеветать, и поэтому говорил на каком-то непонятном птичьем языке. У него была такая манера, он никогда не говорил всей правды, всегда что-то недоговаривал, и люди начинали строить догадки. Прекрасно знал, что в таком случае всё сказанное незамедлительно отложится в сознании всех слушателей, и это будет похоже на то, как сразу же приклеивается тесто к раскалённым стенкам тамдыра.

Приведя этот пример, Аман орус собирался затем адресовать упрёк Нурджуме и Ягды-кемситу, который сидел с низко опущенной головой с видом человека, совершившего непростительный проступок, виновному. Он хотел сказать им: «И то, что вы сделали, равносильно тому, что бежавшему в Афганистан баю была оказана помощь, поэтому и вас можно назвать предателями». Но то ли подействовал тон разговора, то ли почувствовал, что сгустившиеся над головами других чёрные тучи могут задеть и его, в этом месте выступления Амана оруса вдруг вскочил с места председатель колхоза имени Кагановича Джотды майдаджа:

– Кто это, Аман ОГПУ? Если такой человек присутствует среди нас, я сам ему глотку перегрызу! – размахивая руками и тряся головой, он стал озираться по сторонам искав глазами среди этих людей. И если бы Аман орус назвал сейчас хотя бы одно имя, можно было не сомневаться, что он сразу набросится на этого человека. Джотды-майдаджа был одним из тех, кто поднялся с приходом советской власти, а до того влачил нищенское существование, перебивался с хлеба на воду. Он был благодарен советской власти за то, что она так высоко подняла его, предоставила ему такую высокую должность. Он был одним из тех, кто искренне поверил новой власти и всем сердцем служил ей. Он считал своим долгом показывать людям свою преданность новой власти, доказывать её на деле. Этому соответствовал и его несколько заносчивый характер. Когда на одном из недавних собраний начальник ОГПУ сказал, что каждое село должно предоставить списки людей, которых следует привлечь как кулаков, многие потупили взоры, посчитав для себя такой поступок неприличным. Лишь один Джотды майдаджа раньше всех вскочил с места и, стоя, загибал пальцы, называя имена пятерых своих односельчан, которых следовало привлечь к ответственности как кулаков. Работники ОГПУ тогда сказали: «На местах надо работать так, как Джотды ага, брать с него пример». И если бы Аман орус сейчас назвал какие-то имена, здесь вполне могли начаться самые настоящие собачьи бои. Для этого достаточно было натравить Джотды-майдажду. Аману орусу в этот раз не понравилось вмешательство коротышки Джотды, потому что его выходка могла превратить затеянный им серьёзный разговор в фарс, игру для развлечения собравшейся в зале публики. Оратор в один момент с недовольным видом замолчал. На лицах сидевших людей появились едва заметные усмешки. Как бы там ни было, Джотды майдаджа был серьёзен как никогда.

Аман орус почти приготовился назвать имя человека, о котором говорил, но, видя, как повёл себя Джотды, который мог устроить потасовку в помещении серьёзной организации, промолчал.

Напротив, и ведущий собрания секретарь райкома Ата Хымлы, и сам Аман орус постарались утихомирить разбушевавшегося коротышку: «Успокойтесь, Джотды ага, успокойтесь!»

А после секретарь райкома постарался сгладить возникшую неловкость: «Даже если мы так говорим, это вовсе ничего не значит, не стоит акцентировать на этом внимание». Желая разрядить обстановку, он говорил спокойно. Названные недостатки и замечания адресовал не одному селу, а всему району.