Когда В.П. Шахгильдян в 1933 г. был награжден орденом Ленина и переброшен на другую работу – начальником политотдела Пермской железной дороги им. Кагановича, он по обычаю того времени взял с прежнего места работы своих людей. По инициативе В.П. Шахгильдяна Свердловский обком ВКП(б) в октябре 1933 г. мобилизовал Данилкина на железнодорожный транспорт: в политотдел Пермской железной дороги инструктором по комсомолу.
В июне 1937 г. карьера В.П. Шахгильдяна, ставшего к тому времени начальником Пермской железной дороги, оборвалась. Областная Свердловская партийная конференция, созванная после ареста первого секретаря обкома ВКП(б) И.Д. Кабакова, заклеймила всех членов бывшего партийного бюро вольными или невольными пособниками врага народа, отказала им в доверии, не избрав в новый состав обкома. За несколько дней до этого В.П. Шахгильдяна разоблачали на городских партийных конференциях:
«Разве не Шахгильдян выдал характеристику Турку, врагу народа, что этот Турок[87] был его заместителем, разве Шахгильдян не насаждал сволочью других работников – и до сих пор Шахгильдян продолжает свою подлую работу. […] По-моему, Шахгильдян был верным спутником Кабакова. Этому хламу не место в нашей партии, в руководящем аппарате»[88]. В июле 1937 г. один из ближайших сотрудников начальника железной дороги им. Кагановича дал на него убийственные показания. На вопрос: «Кто входил в состав уцелевшей части к[онтр]р[еволюционной] троцкистской организации, существовавшей на дороге имени Кагановича», – последовал ответ: «1) Шахгильдян Ваган Петрович, бывш<ий> начальник дороги имени Кагановича, фактический организатор и руководитель всей к<онтр>р<еволюционной> работы на дороге. Трудно сказать, кому в этом отношении принадлежит первенство: ему или Турку, по-моему, ему, так как он создал для Турка все условия, которые обеспечивали ему успешность его к[онтр]р[еволюционной] деятельности»[89].
В.П. Шахгильдян был арестован 11 августа 1938 г. Спустя два месяца М.Т. Данилкин впервые открестился от своего бывшего патрона: «Хвостом Шахгильдяна себя не считаю, был переброшен по телеграмме тов. Федорова, копия которой у меня сохранилась. Отвода не поступило. Связи с Шахгильдяном не имел абсолютно никакой, кроме служебной. За правильность этого готов нести любую ответственность»[90].
В романе «Новоселье», отданном М.Т. Данилкиным в местное издательство в 1948 г., среди отрицательных персонажей был матерый троцкист Краснопевцев, прибывший на стройку по направлению ЦК ВКП(б). Рецензенты нашли этот образ неудачным: «Троцкисты показаны примитивными и глупыми – не те враги, с которыми тогда боролась партия. Враг был умнее, сильнее, коварней, чем показал автор». М.Т. Данилкин с критикой не согласился: «Враг тогда еще не был до конца раскрыт. Ему давали возможность подкрепить словесные покаяния делом»[91]. Роман планировали издать в 1950 г.[92] Однако в печати он так и не появился. Рукопись утеряна. Мы так и не узнали, кого изобразил автор под именем Краснопевцева – случайно, не Вагана Петровича ли Шахгильдяна?
В интеллектуальной биографии М.Т. Данилкина березниковская эпопея осталась самым важным и самым ярким событием его жизни. Здесь на его глазах и с его непосредственным участием покоряли природу и переделывали людей. Роман «Новоселье», начатый, по его словам, в 1939 г., был основан «на личных впечатлениях» о строительстве химического комбината. «Основная эстетическая задача – показать, что на первом плане в жизни нашего человека – труд, что главное дос тоинство современного человека нашей страны – умение трудиться, работать»[93]. Настоящий советский человек для него – это ударник социалистического производства: бескорыстный, исполненный энтузиазма, готовый пожертвовать собой во имя решения великих задач. Такими красками рисовали строителей комбината газетчики в первую пятилетку, такими их сочинил и Михаил Данилкин. В его воспоминаниях запечатлелся образ наркома, запросто заходящего в бараки, дружески беседующего с землекопами и плотниками, приглашающего бригадира ударников в гости в свою московскую квартиру[94].
Строительство комбината стало для Михаила Данилкина своеобразным мерилом для оценки всех событий, ситуаций и людей, с которыми его столкнула судьба.
В 1935 г. Михаил женился на Любови Надымовой и тут же был призван на действительную службу в Рабоче-крестьянскую Красную Армию. Сначала он окончил курсы радистов в г. Свердловске, а затем и курсы политруков Уральского военного округа. Жена с двумя маленькими детьми, по всей видимости, переехала поближе к мужу.
Михаил Данилкин служил в те годы, когда происходила кровавая чистка РККА. Одни погибали в подвалах НКВД, на дальних стрельбищах, в глубоких оврагах. Другие делали головокружительную карьеру. Михаил Тихонович Данилкин окончил курсы и получил звание старшего политрука в сентябре 1936 г., месяцем раньше в другом военном округе с тем же званием после курсов был выпущен его ровесник Андрей Семенович Николаев. Через год молодого политрука назначат начальником политотдела Академии Генерального штаба РККА, еще через год – членом Военного совета Киевского особого военного округа. Присвоят звание дивизионного комиссара[95]. В том же 1938 г. «политрук-редактор» полковой газеты М. Данилкин, в карьере не преуспев, уволился с военной службы. В мирное время он служить не хотел[96].
Он не умел бороться с врагами народа, более того, заступался за тех, кого, по его мнению, обвинили несправедливо. За такую непартийную позицию летом 1936 г. курсанта Данилкина наказали партийным выговором. На следствии он дал объяснения по этому поводу:
Выговор был объявлен за примиренческое отношение к пропаганде троцкизма, выразившееся в защите курсанта Плотникова Ивана, обвинявшегося в то время в пропаганде троцкизма, в связи с чем он был исключен из партии и с курсов политруков. В 1938 г. ЦК ВКП(б) Плотникова в партии восстановил без всякого взыскания, так как он был исключен необоснованно. После этого в апреле 1939 г. и с меня было снято взыскание, как необоснованно наложенное[97].
Здесь М.Т. Данилкин перепутал даты. В октябре 1937 г. он отчитывался перед делегатами Кунгурской районной конференции: «На курсах политсостава имел выговор за либеральное отношение к протаскиванию контрреволюционной идеи, выговор сейчас снят»[98].
Данилкин по праву гордился тем, что на его совести «нет ни одного оклеветанного»[99].
Непонятное и путаное время, так Михаил Тихонович Данилкин называл ежовщину, оставило глубокий отпечаток в сознании молодого коммуниста. Он пишет об излишней подозрительности, о неверии в честное партийное слово, о правдобоязни. Партия, в которую он вступал, рассыпалась на глазах. Его наставники с клеймом врага народа пропадали в небытии. Было репрессировано все руководство Березниковской партийной организации. Его товарищи по духу – энтузиасты 1930 г. – гибли один за другим. На смену им приходили ловкачи, записавшиеся в партию после чисток.
Уволившись из армии, М.Т. Данилкин возвращается в Политотдел Пермской железной дороги на ту же должность – инструктора политотдела по комсомолу.
Правда, окружили его здесь новые лица. Репрессии на железнодорожном транспорте по своим масштабам не уступали армейским. «Мой отец был старый железнодорожник, жили мы рядом с наркоматом в доме, где жил комсостав железнодорожного транспорта, – рассказывал на заседании бюро Московского горкома партии в 1962 г. один из приглашенных. – Однажды я пришел домой, мой отец держит коллективную фотографию и плачет. Ни одного не осталось в живых из тех людей, которые были на этой фотографии»[100]. Пермскую железную дорогу чистили с особым усердием вплоть до 1939 г. Те, кто уцелел, перевели дыхание.
