Литмир - Электронная Библиотека

Анна Семеновна Кимерлинг, Олег Леонидович Лейбович

«Я вырос в сталинскую эпоху»: политический автопортрет советского журналиста

© Кимерлинг А.С., 2019

© Лейбович О.Л., 2019

От авторов

31 марта 1953 г. в Молотовском областном суде в закрытом заседании слушалось дело Михаила Тихоновича Данилкина, обвиненного по ст. 58–10 УК РСФСР 1926 г. Пункт 10 статьи о контрреволюционных преступлениях, напомним, гласил:

«Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти, или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 582–589), а равно и распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собою – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев»[1].

В тот же день суд нашел

«…вину Данилкина в контрреволюционном преступлении по ст. 58–10 доказанной его собственным признанием. Кроме того, его вина подтверждается произведениями, приложенными к делу (л.д. 30–142 т. 3, 11–29 т. 3, 1–10 т. 3, 1–61 т. 2)»

и вынес приговор:

«Признать виновным Данилкина Михаила Тихоновича по статье 58–10 ч. 1 УК РСФСР и подвергнуть его лишению свободы сроком на десять лет с последующим лишением в избирательных правах в силу ст. 31 п. а УК на пять лет»[2].

Помещенные в круглых скобках страницы дела образуют корпус текстов, принадлежавших подсудимому, в недавнем прошлом партийному журналисту: памфлетов, писем, дневников, литературных сочинений, признанных судом клеветой на советскую действительность, извращением ее «в контрреволюционном духе» и дискредитацией «руководителей Советского государства»[3].

Дело Данилкина отличалось от похожих дел по антисоветской агитации и пропаганды тем, что его судили не за разговоры, подслушанные осведомителями и часто в соответствующем духе фальсифицированными для нужд следствия[4]. Он действительно был автором произведений, приобщенных к делу следователями пятого отдела областного Управления МГБ[5]. Они отложились в двух последних томах архивно-следственного дела М.Т. Данилкина: пьеса «Жертва обстоятельств», дневниковые записи «Сокровенные мысли», литературный фельетон «Глазами классиков», очерки «Разговор с товарищем Сталиным» и «Ответ моим обвинителям».

При реконструкции взглядов журналиста областной газеты «Звезда» нельзя забывать, что сотрудникам Молотовского МГБ были нужны только такие тексты, которые можно было квалифицировать как «антисоветские». Напрасно М.Т. Данилкин просил во время предшествующего аресту партийного следствия «…выносить приговор по романам “Новоселье” и “Русская душа” (второй еще не совсем закончен), по сборнику очерков “Хозяева жизни”, по сборнику литературно-критических статей “Проба голоса”»[6]. Следователей эти произведения не интересовали. Из дневника М.Т. Данилкина «Сокровенные мысли» были перепечатаны и включены в дело только записи, необходимые для вынесения приговора.

В фондах Пермского государственного социально-политического архива нами найдено также отдельное дело «Заявления т. Данилкова(!) М. в ЦК и обком ВКП(б) об ответственных работниках г. Березники. 5 октября 1948 – 19 октября 1950»[7]. В нем собрана переписка журналиста с партийными инстанциями. Впрочем, перепиской это назвать трудно. Есть письма М.Т. Данилкина секретарям обкома, но нет ответов от адресатов. Вместо них в дело подшиты многочисленные справки о результатах расследований – и всё[8].

В Государственном архиве Пермского края (ГАПК) нам удалось обнаружить в делах Молотовского отделения Союза писателей СССР материалы обсуждения рукописи романа «Новоселье», протокольные записи выступлений М.Т. Данилкина[9].

Реконструировать взгляды нашего персонажа приходится по разнородным источникам. Записные книжки можно смело отнести к эго-документам, впрочем, как и литературные произведения, в которых сюжет, фабула, язык – все служит в первую очередь выражению собственного «Я»; и здесь нет особой разницы между пьесой, фельетоном, очерком. Все тексты – это сплошной монолог автора, иногда розданный им действующим лицам: А.С. Пушкину, Н.В. Гоголю и другим. Кроме эго-документов, в делах архивов можно найти официальные бумаги: обращения М.Т. Данилкина во власть, протокольные записи партийных собраний, справки, подготовленные различными комиссиями по запросам партийного журналиста, протоколы допросов, экспертные заключения и проч.

Партийный журналист Михаил Данилкин был одним из людей, пытавшихся из подручного материала сформулировать свой собственный взгляд на советскую действительность. Более того, он переносил свои оценки и суждения на бумагу, придавая им литературную форму. Он вел напряженный мысленный диалог со Сталиным, предлагая тому либо оспорить, либо принять их. Он хотел просветить власть. Та ответила арестом, приговором, лагерем и неполной реабилитацией, но сохранила тексты. Знакомство с ними ставит перед нами вопрос: в какой исследовательской парадигме можно с достаточной степенью аутентичности интерпретировать взгляды М.Т. Данилкина? 20 лет назад, когда мы только подступали к этой теме, нам казалось, что мы имеем дело с явлением советской общественной мысли. Сейчас этот подход представляется нам упрощенным и наивным.

Общественная мысль возможна в условиях, когда существует организованная автономная от власти публичная сфера, которая «опирается на: 1) разного рода негосударственные организации и институты (салоны, литературные и дружеские общества, кофейни и чайные дома, клубы, масонские ложи и т. д.), обеспечивающие выработку новых форм социальности; 2) газеты, журналы, книги, циркуляция которых обеспечивает коммуникацию внутри публичной сферы»[10].

Иначе говоря, общественная мысль есть там, где существует независимое от власти общественное мнение. Историки идей в связи с этим указывали на Францию старого порядка в канун революции: в ней сложился круг образованных людей, не связанный ни с двором, ни с церковью. Посетители кофеен, члены литературных объединений, читатели запретной и полузапретной литературы, свободные от обременительного каждодневного труда, – они и образовывали то, что в будущем назовут обществом. «Разумеется, “общество” во Франции восемнадцатого века не существовало в сколько-нибудь связной форме; а в той мере, в какой оно все же существовало, оно было отстранено от прямого участия в политике»[11]. Такая отстраненность и позволяла свободно резонерствовать по поводу властных практик и институтов. Хотя эти дебаты воодушевляли только малочисленную интеллектуальную элиту: адвокатов, журналистов, литераторов и издателей, они формировали то, что называлось «духом времени», подчинявшим идеям Просвещения умонастроения многих и многих людей. Подлинный XVIII в. во Франции – это «годы господства общественного мнения»[12]. Заметим, что в толщу третьего сословия они не проникли[13].

В России XIX в. общественное мнение только формируется. В эту эпоху отечественные интеллектуалы устанавливали границы между собой и государством. Вначале речь шла только о личном достоинстве, защиту которого нельзя было никому перепоручить. Позднее – об общественных интересах, которые расходились с династическими, более того, казались им противоположными. Русская общественная мысль по своей природе была первоначально мыслью оппозиционной. Она группировалась вокруг проклятых вопросов русской действительности: крепостного права, принципа самодержавия, личного и сословного неравенства[14]. Пройдет много лет, прежде чем критика государственного быта вызовет к жизни антикритику, равную по интеллектуальному содержанию[15]. Философские и литературные споры долгое время заменяли в России открытую политическую борьбу, вернее, оттесняли ее в сумрачную область, где против тайных обществ воевала тайная полиция, где пересекались государственные репрессии и революционный террор. В идейной борьбе проговаривались будущие социальные конфликты. Люди XIX в. много публиковали, несмотря на цензуру, еще больше писали. Что самое главное, они сохраняли свои архивы. У историков нет недостатка в источниках для того, чтобы обсудить социальную обусловленность взглядов Владимира Соловьева или Николая Чернышевского, обнаружить следы взаимовлияний или приписать те или иные идеи к какой-либо интеллектуальной традиции.

вернуться

1

Из Уголовного кодекса РСФСР: 58–10. Надзорные производства прокуратуры СССР по делам об антисоветской агитации и пропаганде. Аннотированный каталог. Март 1953–1991. М.: Международный фонд «Демократия», 1999. С. 11.

вернуться

2

Дело № 2-75. Приговор по делу Данилкина М.Т. 31.03.1953 // ПермГАСПИ (Пермский государственный архив социально-политической истории). Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 3. Л. 218.

вернуться

3

Там же.

вернуться

4

Эффективность работы оперативных сотрудников МГБ измерялась тремя количественными показателями: «по числу заведенных дел оперативного учета, проведенных вербовок и арестов». (Кадыров – Н.С. Хрущеву. 16.02.1954. Копия. Машинопись // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 22. Д. 134. Л. 142). Чтобы показать свою работоспособность, следователи областного управления МГБ шли на разные ухищрения: записывали в агенты глухих старух, заводили без каких-либо оснований дела-формуляры на хозяйственных руководителей, иной раз прибегали к провокациям, обставляли выбранную жертву агентами, давали им задания побудить человека к антисоветским высказываниям, а затем совершенно невинные суждения превращали в выпады против Советской власти. Военный прокурор войск МВД Молотовской области в том же 1953 г. сделал представление начальнику областного управления МВД, что его сотрудники взяли под арест «…ни в чем не повинного советского гражданина Николаенко, обвинив его в совершении государственного преступления». «Как выяснилось в настоящее время, все основные свидетели (имена опущены. – А. К., О. Л.) были секретными осведомителями органов МВД, и они получили задание провоцировать Николаенко […] Установлено, что секретный осведомитель, и она же свидетель С., в своем донесении органам МВД писала, что Николаенко во время выпивки говорил: “Пью за социализм, а в отношении коммунизма – Вы мне бросьте”. Показания же С. в протоколе ее допроса были написаны так: “Пью за коммунизм, которого никогда не будет”, т. е. совершенно извращено ее сообщение» (Чернядьев – Цикляеву. Представление. 03.08.1953 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 158. Л. 174–175).

На партийном собрании УВД Молотовской области этот эпизод освещали таким образом: «5 отделом в апреле месяце был арестован за антисоветские высказывания и террористические намерения Николаенко. Материалы на арест были утверждены тов. Лоханиным и тов. Кутеповым. До ареста материалы не были тщательно проверены и во время следствия следователи не смогли надлежаще доказать преступную деятельность Николаенко. В результате недостатка собранных улик военная прокуратура в июне месяце своим постановлением дело Николаенко прекратила, и он был освобожден из-под стражи» (Протокол № 2 закрытого партийного собрания парторганизации Управления МВД по Молотовской области. 23.07.1953 // ПермГАСПИ. Ф. 1624. Оп. 1. № 113. Л. 89).

вернуться

5

Во время подготовки процесса решением Верховного Совета СССР от 15 марта 1953 г. Министерство государственной безопасности было упразднено. Его аппарат включили в состав Министерства внутренних дел. Тем не менее машинистка областного управления МВД в «шапку» обвинительного заключения, датированную 19 марта 1953 г., внесла по привычке старое название ведомства «Управление МГБ Мол<отовской> обл<асти>». Заместитель начальника не заметил и подписал. См.: Обвинительное заключение (по спецделу № 6540) по обвинению Данилкина Михаила Тихоновича в преступлении, предусмотренном ст. 58–10 ч. 1 УК РСФСР // ПермГАСПИ. Ф. 641/1. Оп. 1. Д. 9925. Т. 3. Л. 202.

вернуться

6

Данилкин М.Т. – Бюро Молотовского обкома КПСС. Объяснение. 15.12.1952 // ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 20. Д. 83. Л. 182.

вернуться

7

ПермГАСПИ. Ф. 105. Оп. 14. Д. 176.

вернуться

8

О конфликте М.Т. Данилкина с местной партийной номенклатурой см.: Кимерлинг А.С., Лейбович О.Л. «С такими в наше время скандалить опасно…»: Критика номенклатуры в потаенных текстах Михаила Данилкина // Номенклатура и общество в России и Украине. Пермь: Изд-во ПГТУ, 2009; Лейбович О. В городе М. М.: РОССПЭН, 2009; Лейбович О. Маленький человек сталинской эпохи: попытка институционального анализа // История сталинизма: итоги и проблемы изучения: материалы международной научной конференции. Москва, 5–7 декабря 2008 г. М., 2011. С. 161–176.

вернуться

9

Обсуждение романа Данилкина «Новоселье». Протокол от 08.02.1952 // ГАПК (Государственный архив Пермского края). Ф. р-1188. Оп. 1. Д. 3. Л. 37(об.)– 41; Протокол № 1 собрания членов Молотовского отделения ССП и писательского актива г. Молотова и Молотовской области. 21.01.1950 // ГАПК. Ф. р-1188. Оп. 1. Д. 2. Л. 146–154.

вернуться

10

Каплун В.Л. Что такое Просвещение? Рождение публичной сферы и публичной политики в России // Публичное пространство, гражданское общество и власть / под ред. А. Сунгурова и др. М.: Российская ассоциация политической науки; РОССПЭН, 2008. С. 333–345. <http://www.civisbook.ru/files/File/Kaplun_ what_is_it.pdf>.

вернуться

11

Дарнтон Р. Высокое Просвещение и литературные низы в предреволюционной Франции / пер. с англ. Г. Дашевского // Новое литературное обозрение. 1999. № 37. <magazines.russ.ru/nlo/1999/37/ darnton.html>.

вернуться

12

Caro E.M. La fin du dix-huitième siècle. Vol. 1. Paris: Hachette, 1880. P. 2.

вернуться

13

Анализируя наказы депутатам Генеральных штатов 1789 г., американский историк Уильям Дойл заметил, что «в наказах третьего сословия отражается глубокий консерватизм, тогда как дворянские наказы, как это ни парадоксально, проникнуты духом Просвещения в силу их массовой приверженности идеологии достоинства» (Lepeltier Th. Des origines de la révolution française, de William Doyle, Calmann-Lévy (Liberté de l'esprit), 1988 [1980] // Revue de livres. Mai 1999. <http://thomas.lepeltier.free.fr/cr/doyle.html>).

вернуться

14

Горин Д. Дух свободы в несвободном обществе: опыт научного сообщества в дореволюционной России. <http://www.civisbook.ru/files/File/Gorin_Tetr_58. pdf>; Гросул В.Я. Общественное мнение в России XIX века. М.: АИРО-XXI, 2013; Милюков П.Н. Очерки по истории русской культуры: в 3 т. М.: Прогресс – Культура; Редакция газеты «Труд», 1995; Эймонтова Р.Г. Идеи Просвещения в обновляющейся России (50–60-е годы XIX в.). М.: ИРИ РАН, 1998.

вернуться

15

См.: Бессчетнова Е.В. Константин Леонтьев на пороге Оптиной пустыни // Человек. 2014. № 4. С. 15–156; Кантор В.К. Константин Леонтьев: христианство без надежды, или Трагическое чувство бытия // Кантор В. «Крушение кумиров», или Одоление соблазнов. М.: РОССПЭН, 2011; К.Н. Леонтьев – pro et contra: личность и творчество Константина Леонтьева в оценке русских мыслителей и исследователей, 1891–1917 гг.: антология. Кн. 1, 2. СПб.: РГХА, 1995; Тесля А. Первый русский национализм… и другие. М.: Европа, 2014; Тесля А. «Последний из “отцов”»: Биография Ивана Аксакова. СПб.: Владимир Даль, 2015; Тесля А. Русский консерватор: о системе политических воззрений К.П. Победоносцева 1870–1890-х годов // Социологическое обозрение. 2017. Т. 16. № 1. С. 151–172.

1
{"b":"664472","o":1}