Что? Итачи?! Им нужен Итачи?! Ну уж нет!

- Не знаю. А даже если бы и знала, ни за что бы вам не сказала. – За эти слова я тут же получила удар под дых кулаком, после которого я согнулась, насколько это было возможно в моем состоянии. Мое тело еще после того раза не восстановилось, а тут снова.

- Ответ не верный. Есть свидетели, которые сказали, что видели тебя с ним в традиционном кафе. Поэтому я повторяю свой вопрос. Где Учиха Итачи?

- Не знаю, о чем вы. Посетители, которые были тогда, даже не представились. Откуда мне знать, что это был Итачи? – Снова удар, но теперь по лицу с кулака. Губа треснула и я почувствовала, как струйка крови потекла по подбородку. Похоже, что этот мужик сил не особо жалеет.

- Он обладает опасными для Конохи сведениями и должен быть устранен, а иначе как знать, может от этого и ты пострадаешь, и Саске. – От этих слов меня накрыл гнев. Итачи никогда не допустит подобного, если не в отношении меня, то Саске точно он вреда не причинит, равно как и сраной Конохе.

- Итачи скорее вас всех перережет как скот, если хоть волос упадет с головы Саске, и я еще на орехи вам добавлю, купаясь в вашей крови – может хоть омоложусь. – Я плюнула под ноги этому командиру сгустком крови, который скопился у меня во рту. Все тело ужасно болит от ударов, руки и ноги затекли уже, находясь в одном и том же положении, да и сил держать голову прямо, уже не хватает. И один только гнев продолжает удерживать меня в сознании и тонусе, не позволяя провалиться в бездну отчаяния. Мне больно, мне тяжело, но если они думают, что это детское тело выдаст информацию об Итачи – они сильно ошибаются. В этот раз внешность их обманет. Боль можно пережить, раны можно вылечить – все это ерунда, главное суметь настроить себя. Единственное, чего я не хочу – умереть здесь. Я не хочу этого, я слишком мало еще всего увидела, слишком мало пожила в этом мире, слишком мало испытала. Я хочу увидеть повзрослевшего Саске, пообщаться с Акацки, встретиться с Обито, познакомиться с Мадарой, спасти Итачи, увидеть смерть Данзо и Старейшин, как Наруто станет Хокаге. Хочу стать свидетелем того, как этот мир изменится. Мои желания полны абсурда, нелепы и по-детски наивны, но я отказываюсь умирать здесь, в этом сыром подвале, подвешенная к этим дурацким железкам. Я выживу! Я должна это сделать! Фугаку-сама, Микото-сан, Тодои-сан, Фукацу-сан… пожалуйста… дайте мне силы пережить этот кошмар. Я никогда и ничего не просила, не молилась, не уповала на чью-то помощь. Всегда старалась делать все сама, даже если было очень трудно. Но сейчас, прошу вас, помогите мне. Чертов Хагоромо! Это ты меня в этот мир отправил абсолютно без способностей! Так прояви свои божественные силы в кой то веке!

- Очень храбрая, однако, у Итачи сестра. Ты могла бы стать прекрасным шиноби. – За всем своим внутренним разговором я и не поняла, как дверь открылась и в помещение зашли еще люди. Но этот скрипучий и ржавый старческий низкий голос, и равномерные стуки трости я узнаю, даже если пройдет сотня лет.

- Кто бы сомневался, что это твоих рук дело? Навозные мухи прилетели на трапезу? – Я постаралась сделать как можно более испепеляющий взгляд. Как оказалось, там был не только этот старый хрыч, но и Старейшины. Реакция на мои слова со стороны капитана этого отряда в адрес Данзо не заставила себя ждать, и я получила очень мощный удар в живот, от чего я не выдержала и закричала.

- Следи за языком, с кем ты разговариваешь.

- Пережив так много печалей в столь юном возрасте и не являясь шиноби странно, что ты до сих пор способна сохранять мужество жить дальше.

- Да пошел ты… к своему учителю… Правду не заставишь молчать – она все равно найдет путь на свободу. – Поскольку он стоял ко мне очень близко, то, услышав мои слова, схватил меня за волосы и заставил смотреть ему в глаза. Его правая рука уже была скрыта за тканью кимоно, а глаз закрывала повязка. Значит, он уже пересадил себе глаза Учиха.

- Ты слишком много знаешь, дитя, но не знаешь, когда нужно молчать. Я бы мог все выведать у тебя все насильно, но дам тебе возможность сделать это добровольно. – Я с силой зажмурила глаза, и терпя всю ту боль, что испытывает все мое тело, старалась не раскрывать их даже на миг, что бы не было даже малейшего просвета. Нельзя смотреть ему в глаза, ведь тогда я могу столкнуться с шаринганом Шисуи. Мощное оружие, которое, даже работая в половину силы, может заставить говорить всю правду или делать, что прикажут, и я даже не пойму, что уже попалась. И что это значит, возможность добровольно все рассказать? Если то, что сейчас происходит – это он считает «по собственной воле», то я тогда прима балерина Большого театра. – А за одно покажу, что случается с теми, кто слишком много знает и может навредить Конохе.

- Навредить Конохе? Начните тогда с себя. Уничтожили половину военной мощи деревни только потому, что не захотели договариваться с другой стороной. Вы жалкие, и мне противно смотреть на вас. Прикрываетесь пафосными речами о защите Конохи, а на деле просто боитесь за свои жопы. Я от всей души искренне желаю сдохнуть вам самым изощренным способом, что бы Учиха Мадара выпотрошил вас, издевался над вами, что бы призраки всех тех, кого сгубила ваша чертова система и вы в частности, затащили вас в самые темные уголки ада и пытали там. Я желаю, что бы вы все сгорели в черном пламени Аматерасу!

- Как ты смеешь говорить такое?! Тебе не понять мир шиноби никогда! – В наш «разговор» вмешалась старуха, одна из Старейшин. Противная женщина… на ее фоне тот второй старикашка в очках и то выглядит адекватнее и рассудительнее.

- О да, конечно. Мне не понять этого, ведь я не шиноби. Зато я прекрасно понимаю и вижу людское дерьмо и гнилье, которое льется у вас уже изо всех щелей, и вы не способны прикрыть это. А даже если пробки вставите в уши, рот, нос и жопу, то взорветесь к чертям. – Боги, что я несу?! Но мне все это конкретно надоело. Я правда в бешенстве. Они и так нарушили кучу правил, включая самое главное: «Не вредить гражданским», какая теперь разница, что я говорю.

- Довольно! – Закричал этот второй Старейшина. Как же его зовут? Совсем не помню. Да ну и ладно. – Дитя, разве ты не понимаешь, что можешь больше никогда не выйти отсюда? И твой любимый младший брат Саске останется один? Расскажи нам все, что знаешь, и мы тебя отпустим.

- Отпустите, как же… Я в подобные сказки не верю, при всем моем «уважении» к вам. А убьете меня – разозлите самый великий клан в стране Огня и мире Шиноби – Учиха. И поверьте, от их гнева вам будет не спрятаться. – Я очень хотела испепелить их, растоптать, разорвать на части. Если бы только у меня не было такого тела и полное отсутствие способностей.

- Думаю, после нескольких дней, проведенных в этом месте, ты сама расскажешь нам все. Не спускайте с нее глаз.

После этого в комнате снова остались только команда Корня АНБУ и я. А дальше началось время полного ада. Меня били, поливали холодной водой, иногда душили и таскали за волосы. Сначала я терпела, стискивая зубы и прокусывая губу до крови, но потом начала кричать. Сил держаться уже не было – к такому невозможно привыкнуть. От этой пытки я потеряла счет времени, а «благодаря» шоковой терапии сердце иногда неприятно покалывало, а порой сердцебиение ускорялось, словно орган хотел вырваться наружу. Били в основном по корпусу, иногда по ногам и рукам, но лицо не трогали – только пару раз пощечины дали, от чего из уголка рта тонкой струйкой текла кровь. Несколько раз я теряла сознание, не в силах выдержать очередной удар. Слез не было – была лишь безысходность и осознание того, что я – никто, жалкая беззащитная девушка, которая ничего не способна сделать. Но сколько бы не били, какая бы вода не была холодной, я молчала. Где-то глубоко внутри себя я поражалась, как могу выдерживать подобное, но ответа на этот вопрос не было. Несчастная больничная пижама порвалась и висела на мне какими-то непонятными лоскутами, руки уже давно перешли из стадии боли в просто бесчувственные конечности, зафиксированные на железке, лодыжки натерли браслеты с цепями, волос растрепался и сальными прядями прикрывал наготу. Я не могла побыть одна – со мной всегда кто-то был из охраны, они же мои истязатели. Не могла сходить нормально в туалет, да и, если честно, нечем было, потому что ни пить ни есть мне не давали почти, только самую малость.