С Уильяма было довольно. Оторвавшись от стены, мужчина пересек длинный зал, стуча деревянными подошвами сапог с такой силой, что каждый его шаг отдавался эхом. Придворные обернулись. Ахи и охи сорвались почти со всех губ. Женщины прижали сплетенные пальцы рук к туго затянутым шнуровками корсажам. Секретарь извлек из лютни неприятный звук и вскочил на ноги.

– Сэр Уильям! – воскликнул он.

– Приветствую вас, Френсис, и всех собравшихся здесь.

Уильям, кивнув, направился в его сторону. Придворные расступились, освобождая путь. Подошвы башмаков шаркали по полу. Подолы платьев шелестели.

– Леди Маргарет… леди Элспет… Флеминг… Рэндольф… леди Алиса… – с хмурым видом перечислял он присутствующих, двигаясь мимо них. – Сэтон… леди Мэри… сэр Ральф…

Он кивнул высокому красавцу.

Некоторым из придворных достало такта казаться смущенными, когда они бормотали свои приветствия. Уильям был рад, что совесть окончательно их не покинула.

Мужчина остановился, сжав одну из рук в кулак.

– Интересная баллада, Френсис, – произнес он.

– Я… я не сочинял ее, сэр Уильям, – запинаясь, оправдывался секретарь. – Я узнал ее слова из балладного листка.

– Неужто? Уже печатается в балладных листках?

– Да, эта баллада стала весьма популярной. Я слыхал, как ее поют в Эдинбурге… даже в Англии поют.

– Понятно… И как же она называется?

– Э-э-э… «Статный лэрд…» – Френсис стушевался и, словно в забытьи, начал разглядывать тупые носки своих кожаных башмаков. – «Статный лэрд из Рукхоупа».

– Ага…

Уильям сделал продолжительную паузу.

Френсис нервно сглотнул. Щеки его пылали. Уильям перевел взгляд на других. Придворные начали расходиться по залу.

– Сэр Уильям! Что привело вас ко двору после столь продолжительного отсутствия? – прервал молчание Фрэнсис.

– За мной прислала мадам. Прошу, передайте ей, что я приехал и жду аудиенции.

Уильям вытащил письмо вдовствующей королевы, показал печать и ленту, а затем сунул его обратно за пазуху.

– Она за вами послала? – удивленно моргая, спросил Френсис.

– Да.

Уильям с невозмутимым видом смотрел на секретаря.

– Сэр Уильям! Я… мне очень жаль… Я не стал бы петь эту балладу, если б знал, что мадам послала за вами. Я вам друг, сэр.

– Тогда зачем вы вообще ее поете?

– Ее часто просят исполнить во время музыкальных ужинов. Многим баллада нравится из-за музыки и стихов. Она весьма популярна сейчас.

Уильям сверлил секретаря взглядом.

– Мне все равно, что обо мне судачат, Френсис, но Дженни Гамильтон мертва и не может защитить свое доброе имя от злословия и наветов. Если хотите считаться моим другом, уважайте ее память.

Френсис кивнул, еще больше краснея.

– Хо-рошо, – протянул он, отступая на шаг. – Я объявлю о вашем приезде, однако у мадам на сегодня назначено много аудиенций.

– Я подожду, – сказал Уильям.

Френсис быстро обошел два пустых трона, стоящих на возвышении под балдахином. На стене за тронами висел вышитый гобелен. За ним находилась дверца, ведущая в небольшую приемную комнату, из которой по коридорчику можно было пройти в личные покои королевы. Френсис зашел в эту дверцу.

Уильям повернулся и пробежал взглядом по залу, казалось, не замечая тех, кто поглядывает на него и шепчется о нем. Подойдя к одному из высоких окон, мужчина оперся рукой о край ниши и повернулся спиной к присутствующим в зале. Ему нечего было сказать этим людям. Как и они вряд ли горели желанием поговорить с ним.

Он смотрел на безмятежную гладь озера, простиравшегося за дворцом. Пара лебедей скользила по поверхности воды. Спиной Уильям ощущал устремленные в его сторону взгляды присутствующих, полные любопытства либо укора.

– Сэр Уильям!

Голос ее остался таким, каким он его запомнил: мягким и низким, с заметным французским акцентом.

– Входите.

– Мадам.

Склонив голову перед вдовствующей королевой, Уильям вошел в королевские покои. Взгляд его скользнул мимо резных опор балдахина над кроватью (фиолетовая дамастная ткань[25] полога была задернута), пробежался по изысканной мебели и остановился на широком окне, у которого стояла высокая женщина со скрещенными на груди руками. Проникающий через окно неяркий свет выделял ее силуэт.

Уильям сразу же заметил, что Мария де Гиз похудела… Впрочем, во время их последней встречи королева носила под сердцем дитя. С тех пор она успела родить дочь и овдоветь, после чего часть ответственности покойного супруга за страну легла на ее широкие плечи.

– Спасибо, что так быстро откликнулись на мое послание, сэр Уильям.

Рост королевы приближался к шести футам, но двигалась она с врожденной элегантностью.

Мария де Гиз заскользила по полу ему навстречу. Свет поблескивал на жемчужинах, которыми были украшены края ее черного чепца и такого же черного платья из дамаста. Под ее глазами залегли глубокие тени.

Уильям склонился над протянутой рукой, едва коснулся ее губами и тут же выпрямился. Королева была почти одного роста с ним, и он прямо смотрел ей в глаза, хотя Мария де Гиз была вдовствующей королевой, а он – лэрдом с Приграничья.

– Вы, как я вижу, находитесь в добром здравии, – молвила королева. – Я соскучилась по вас, Уильям.

Мужчина вновь склонил свою голову.

– Я тоже скучал, мадам.

Мария де Гиз улыбнулась.

– Как поживает ваша семья? Как ваша дочь?

– Все вполне здоровы, мадам. А ее величество инфанта?

– У нее все хорошо. Можете сами посмотреть.

Королева повернулась. Уильям последовал ее примеру.

В темном углу на стуле сидела молодая женщина в платье траурного цвета. На руках она держала укутанную в светлые шелка малышку. Маленькая ручонка была прижата к груди кормилицы, тихо напевающей что-то ребенку. Женщина приподняла складки шелка так, чтобы Уильям мог взглянуть на королеву Шотландии.

Ее миленькое личико излучало умиротворение. Глазки были сомкнуты. Пухлая нижняя губа слегка подрагивала во сне. Головку покрывали бледно-золотистые локоны, а кожа была нежной, почти прозрачной.

– Мои познания о младенцах ограничиваются той, которая верховодит у меня дома, – промолвил Уильям, – однако я сумел разглядеть красоту и миловидность маленькой королевы.

– Merci[26], – произнесла Мария де Гиз, а потом продолжила по-французски. – Она недавно раскапризничалась. Первые зубки режутся.

– Да, – без труда ответил он также по-французски. – У Катарины тоже такое было. Моя мама дает ей болеутоляющее.

– Qui?[27] Что за болеутоляющее?

– Я не знаю, мадам. Я пришлю вам рецепт, если хотите. Тогда вам будет спокойнее.

Мужчина улыбнулся.

Вдовствующая королева отослала няню, приказав уложить королеву в люльку, которая находилась в смежной спальне. Молодая женщина вышла в ту комнату со спящей малышкой и прикрыла за собой дверь.

Мария де Гиз повернулась к нему, шурша подолом платья, а затем опустилась в кресло.

– До вашего отъезда мы сыграем в карты. С вами непросто, но весьма интересно играть, месье.

– Мадам! Я с удовольствием сыграю с вами, но, боюсь, вы выиграете все мое золото и оставите меня с пустым кошельком.

Королева склонила голову на тонкой шее набок. Ее карие глаза вновь стали серьезными.

– Мы с вами оба понесли утраты, – спустя пару секунд произнесла она, – но продолжаем жить. Разве у нас есть выбор?

– Верно, мадам, – тихо промолвил Уильям.

Он пережил тяжелую потерю, но она не могла сравниться с горем Марии де Гиз. Несколько месяцев назад королева овдовела, а года за два до этого в течение двух дней мор унес в могилу двух ее маленьких сыновей. Уильям очень надеялся, что вдовствующая королева вернет себе силы и душевное спокойствие.

– Я вызвала вас сюда по двум причинам, – произнесла она по-французски. – В последнее время у меня состоялось несколько продолжительных бесед с Малисом Гамильтоном.