– Или слишком мудрыми, – тихо произнес Уильям. – В любом случае пока правда не откроется, безопасность королевы Марии должна стать первостепенной заботой. Дворец Линлитгоу куда уязвимей Эдинбурга или Стерлинга.
– Мадам уже решила перевезти Марию в замок Стерлинг, – сообщил Перрис. – Ее коронация состоится в следующем месяце.
– До этого времени много чего может произойти, – промолвил Уильям. – Полагаю, ее надо перевезти туда немедленно, лучше тайно либо под усиленной охраной. Передайте это мадам. Позже я сообщу ей больше.
– Ладно, если думаете, что она захочет прислушаться к вашим советам, – проворчал Малис. – Я понятия не имею, с какой целью мадам решила с вами поговорить. Не исключено, что она желает сделать вам выговор, которого вы, на мой взгляд, вполне заслуживаете.
– Не исключено, но я воспользуюсь этой возможностью, – промолвил Уильям. – Всего наилучшего.
Он взялся за уздечку.
– Есть еще одно дельце, – произнес Малис.
Уильям взглянул на старика.
– Две недели назад я послал вам подробнейшее письмо и был весьма недоволен полученным на него ответом.
– Я повторю, если вы с первого раза не поняли, Малис, – сказал Скотт. – У меня нет ни малейшего желания брать в жены какую-либо из предложенных мне в письме леди из семейства Гамильтон.
– Вы должны жениться, и чем быстрее, тем лучше, – прибавив жесткости в голос, заявил Малис. – Я не потерплю, чтобы моя внучка росла без матери. У вас нет причин отказывать моим племянницам. Одна – вдова с большим приданым, другая – ее незамужняя сестра, девица. По праву родства я могу предлагать их вам в жены. Всем нам известны обстоятельства ваших отношений с моей дочерью…
Глаза Уильяма опасно сузились. Прежде чем ответить, он подождал, пока немного спадет окатившая его волна гнева. Уже не впервые он задавался вопросом, как такой мужчина, как Малис, мог стать отцом Дженни. Вот только в темно-синих глазах и утонченных чертах его красивого лица угадывалось сходство с голубыми смеющимися очами Дженни и ее милым личиком. От нахлынувших воспоминаний у него перехватило дыхание.
Когда она умирала, держа его за руку, Уильям молча молился о том, чтобы силы вернулись к ней. Тогда он пообещал Дженни, что помирится с ее отцом. По правде говоря, он не знал, сможет ли сдержать это обещание, но во имя памяти о покойной Дженни и ради их дочери он, по крайней мере, старался…
– Спасибо за заботу, – холодным тоном поблагодарил он Малиса, – но когда я захочу жениться, то сам найду себе невесту.
– Вам следовало бы жениться еще в прошлом году, – пробурчал Малис. – Моя дочь так и умерла незамужней.
– А вы позволяли нам видеться? – стиснув зубы, процедил Уильям. – С какой стати вы меня в чем-то обвиняете?
Малис отвернулся. Его бледное лицо осунулось.
– Я не думал, что она умрет, – тихо произнес он.
Уильям тяжело вздохнул.
– Мы оба ее потеряли.
– А теперь вы собираетесь опозорить мою внучку? По линии Гамильтонов в венах Катарины течет королевская кровь. Ее дядя является регентом Шотландии, и он второй в очереди на престол[23]. Девочке необходимы дом и мать, соответствующая ее происхождению.
– У нее есть отличный дом. И у нее была замечательная мама.
Малис поджал губы. Ноздри его трепетали.
– Я хочу, чтобы Катарину воспитывали в доме Гамильтонов, а не в Рукхоупе – этом разбойничьем логове.
– Я счастливо рос в логове разбойников, – сквозь зубы произнес Уильям, – пока вы и люди графа Ангуса насильно не увезли меня оттуда. Уверен, моя дочь будет так же вольготно чувствовать себя среди разбойников, как и я в свое время.
– Не я приказал казнить вашего отца, – сказал Малис. – Это Ангус. Когда я приехал – все было кончено.
– Однако не очень опоздали, – заметил Уильям.
– Все это давние события, – тихо произнес Перрис. – Нет никакой нужды сейчас ссориться из-за этого. Случившегося не исправить. Произошедшая трагедия осталась в прошлом.
Скотт понимал, что приятель хочет его успокоить, не дать выйти из себя.
– То был грустный день для многих.
Малис криво улыбнулся. Такая улыбка вообще часто скользила по его губам. Казалось, только так этот мужчина может извиняться или проявлять доброту.
– Но теперь нас разделяет еще одна смерть, куда более трагичная, чем гибель конокрада.
Уильям смотрел на холмы, крепко сжимая рукой уздечку. Его челюсти были плотно сжаты. Он ничего не ответил. Ему невыносимо было смотреть в сторону дуба, на котором повесили его отца.
– Согласитесь взять замуж одну из моих племянниц, позвольте моей внучке иметь тот дом, который я для нее выбрал, – произнес Малис, – и, возможно, я начну забывать о том, что произошло, и даже попробую простить.
– Никто из нас не сможет ни забыть, ни простить, – возразил Уильям.
– Дженни сделала свой выбор, когда ушла к вам. Она умоляла меня о том, чтобы я полюбил вас как сына, – сказал Малис. – Я поклялся ради ее памяти, а также во имя блага внучки выполнить эту ее просьбу, хотя, признаюсь, предпочел бы, чтобы вас повесили за грех прелюбодеяния, – глаза старика сузились. – Поймите, то, что я надумал сделать, – это только ради ребенка. Возьмите в жены одну из моих племянниц и растите вашу дочь вместе с женщиной, равной ей по крови. Я позабочусь, чтобы вы извлекли максимум пользы из того, что породнитесь с Гамильтонами.
– Да, я женюсь, – сказал Уильям настолько мягко, насколько был способен.
Лично ему не хотелось извлекать максимум пользы, если это будет означать непрерывное соседство с Малисом.
– Вот только пока не знаю, когда и на ком. Не могу обещать, что вам понравится мой выбор, но смею заверить вас в том, что однажды у Катарины появится мать. А еще я обеспечу дочери благополучную жизнь в моем доме.
– В вашем доме? – угрожающе произнес Малис. – Вот это под вопросом. Если вы не сочетаетесь браком с представительницей рода Гамильтонов, обеспечив тем самым достойное положение моей внучке, я подам жалобу в Верховный суд. Недавно я нанял адвоката из Эдинбурга для рассмотрения этого дела.
Уильям взглянул на Перриса. Тот угрюмо кивнул.
– Я его знаю, – подтвердил он, – способный законник.
– Притязания Гамильтона необоснованны, – сказал Уильям.
– Мой адвокат так не думает, – возразил Малис.
Уильям взглянул на Перриса. Друг кивнул.
– Ребенок матери, которая находится под опекой своих родителей, может рассматриваться как принадлежащий скорее дому деда, чем отца, – пояснил тот. – Гражданский суд может вынести решение по жалобе Малиса как в его пользу, так и в твою.
– Дочка Дженни – незаконнорожденная, – добавил Малис. – Катарина по праву принадлежит мне. Я хочу, чтобы ее растили в моем доме.
По спине Уильяма пробежал озноб.
– Она моя! – прорычал он.
– Малис! Ребенок должен расти у своего отца, – сказал Перрис. – Вы же понимаете моральную сторону этого дела?
– Моральная сторона дела заключается в том, что Скотт не должен был соблазнять мою дочь, – глядя на Уильяма, произнес Малис. – Мне нужны Катарина и ее права на собственность, отошедшую к ней после смерти ее матери. В противном случае вы возьмете в жены девушку, которую я вам выберу, и подпишете доверенность на распоряжение имуществом на мое имя. Если вы сделаете так, как я хочу, можете оставить ребенка у себя.
Очередная мрачная улыбка, не затронувшая глаз, скривила рот Гамильтона.
– Земля, – с презрением произнес Уильям, – вот что вам надо. Став опекуном Катарины, вы сможете контролировать ее землю. Как отец я имею право защищать интересы своей дочери до ее совершеннолетия.
– Эта земля слишком ценна, чтобы оставить ее на попечение сына сорвиголовы, – сказал Малис.
– Обычно в таких случаях, – сказал Перрис, – определяется сумма отступного, которую выплачивают за привилегию владения землей до наступления совершеннолетия наследницы. В любом случае эта земля перейдет по наследству Катарине.