– Золото… – еле слышно прошептал Хесус и тут же упал на колени.
С минуту он разгребал руками спутанные стебли, стараясь найти самородок. Наконец, блеснуло, и вот его богатство снова у него в руках. Мальчик вскочил и, забыв от радости на берегу ведро, помчался домой.
Это же теперь отец сможет мельницу на ручье справить, думал Хесус. А то каждый раз жалуется, что с зерном приходится за пять лиг таскаться, да ещё и отдавать мельнику десятину из их и так небогатого урожая. А будет своя мельница… Эх… Тогда Беаткины родители ему от ворот поворот не дадут.
Хуан Савендо долго ходил вокруг стола и рассматривал лежащий на глиняной тарелке самородок. Наконец, он сделал шаг назад, упёр руки в бока, и строго глянул на сына.
– Кто кроме тебя видел это? – негромко спросил он.
– Никто, – удивлённо замотал головой молодой человек. – Я как нашёл, сразу прибежал показать. Это же хорошо, отец! Мы сможем построить свою мельницу. И ручей не будет занимать нашу землю просто так, и тебе не придётся договариваться с дядей Мануэлем везти мешки. Наоборот, это нам все будут давать зерно за помол.
Мальчик с сомнением посмотрел на хмуро покачивающегося на деревянной ноге отца, затем перевёл взгляд на кусок золота на тарелке и вновь задрал брови.
– Я не прав, отец?
Хуан с кряхтением опустился на лавку, запустил руку в густую светлую бороду и долго там скрёбся. Наконец, посмотрел на сына. В глазах его была грусть.
– Ты даже не представляешь, насколько не прав, сынок, – глухим голосом пояснил он. – Если об этом кусочке узнает барон или пронюхает кто-то из церковной братии, нам конец. Даже если узнают соседи. Они-то не преминут доложить. Не для того даже, чтобы что-то выгадать самим, а чтобы не дать подняться нам.
– Так что? Золото придётся выкинуть обратно?
– Ну зачем же?
Инвалид, стуча деревяшкой, подошёл к печке, вынул из неё, обернув полотенцем руку, горшок, налил в глиняную плошку отвара, сделал большой глоток, и только тогда повернулся к сыну.
– Если только… – Мужчина снова заходил по единственной комнате, глухо топая деревянной ногой по земляному полу.
– Вот, что, – наконец, решительно заявил он. – Ты отвезёшь этот самородок в Уэльву.
– Но ведь это тридцать лиг, папа?! – мальчик возмущённо вскочил с лавки и уставился на отца.
– Тебе давно пора взрослеть. А то семнадцать лет, а всё дитё дитём. Другие, вон, уже сами отцы в твоём возрасте, а ты всё под мамкиным крылышком сидишь.
– Так ведь не идёт она за меня, папа! – мальчишка почти плакал.
– Значит, у тебя есть причина добраться туда и обратно быстро и без потерь. Найдёшь там дом дона Совиньи. И передашь ему это письмо.
Он, хромая, прошёл в угол, долго там возился, наконец, вернулся с листом серой бумаги и огрызком карандаша. Послюнил грифель, минуту подумал, и начал покрывать лист неровными буквами. Сын с удивлением разглядывал написанное и ему казалось, что отец забыл грамоту. Сам он гордился умением читать и писать. Три года назад, когда в Осуну впервые вошли Супрематоры, началась кампания по переучиванию детей с арабской вязи на латиницу. В итоге все ровесники Хесуса отлично понимали, как по-арабски, так и по-кастильски. Но то, что писал отец, лишь отчасти походило на латинские буквы. Может, он забыл, как они пишутся, подумал мальчик. Или вообще, не знает. Наконец, Хуан сложил письмо вчетверо и надписал имя получателя. Мальчик убедился, что с кастильским у отца всё в порядке. Он принял послание, выслушал ещё раз, куда следует идти и кого там найти, и совсем уже двинулся за дверь…
– Стой! – властный голос отца остановил его почти на улице.
Хесус оглянулся. Хуан протягивал ему свёрнутую «мышкой» тряпицу.
– Ты ничего не забыл?
Мальчик даже ударил себя ладонью по голове. Надо же, собрался продавать самородок, а именно его-то и не взял. Он, сгорая от стыда, вернулся к столу, выхватил у отца тряпицу, и засунул её за пазуху.
– Выпей отвара и иди. Не надо сразу. Пути не будет.
Хесус, опустив голову, вынул из печки горшок, налил в плошку, залпом выпил… Замер, мысленно ощупывая себя, вспоминая, что где лежит, и не забыл ли чего.
– На, в дорогу. – Отец протянул ему краюху серого хлеба и кусок твёрдого сыра. – Да не разговаривай ни с кем. Можешь только дорогу спросить. И…
Он подошёл к сыну, сложил пальцы щепотью, перекрестил его, и повернул в сторону двери. Отец тоже волнуется, подумал мальчик. Вон, даже крест задом наперёд положил. Он последний раз тронул завёрнутый самородок, письмо за пазухой, вздохнул, и решительно открыл дверь. Дорогу до Севильи он знал, пару раз ездили туда с родителями купить то, чего не привозили на сельский рынок. А дальше, если верить отцу, всё просто. Прямая дорога в сторону моря. Помоги мне, святой Христофор, покровитель всех путешествующих, попросил про себя мальчик, и уверенно двинулся по дороге.
Сначала Христофор взглянул на хижину, куда его поселили, с антипатией. Ничего привлекательного, необитаемый островок лиг с полсотни от Гуанахани, так, оказывается, аборигены называют место, где их встретили. Необычный плотик дона Паоло, не нуждаясь в ветре или вёслах, уверенно двигался впереди остатков эскадры, шумно молотя своими пропеллерами. Это чудное название подсказал сам дон Моторин. Адмирал остался с ним, а Санта-Мария и Нинья шли следом.
Островок оказался оборудован приличным пирсом из монолитного серого камня. Дорожки от причала к городку из плетёных хижин, площадка, всё отделано тем самым камнем.
Хижины на первый взгляд примитивные – плетёные из лиан стены, крыши крыты пальмовыми листьями, вместо окон пустые проёмы. Адмирал с пренебрежением вошёл в полумрак гостиной и замер. Сзади раздался еле слышный щелчок и под потолком сама собой вспыхнула яркая лампа.
– Посмотрите сюда, адмирал, – подсказал дон Паоло. – Видите этот квадрат с клавишей? Нажмите.
Как завороженный Колумб осторожно нажал клавишу. Лампа погасла, и он на некоторое время ослеп.
– А теперь ещё раз.
С трудом нащупал клавишу, вернул её в верхнее положение и с радостью увидел, что комната вновь освещена.
– Вы потом покажите своим людям, как пользоваться светом. А пока давайте пройдём в спальню.
Вечером, лёжа в мягкой постели, Христофор в который раз перечислял чудеса, с которыми ему довелось столкнуться за день. Это и лампа, слушающаяся щелчка клавиши, и кухонная плита, в которую не нужно класть дрова. Дон Паоло сказал, что в ней горит вода, но адмирал, хоть и согласился, но втайне не поверил. Где такое видано, чтобы воду можно было зажечь. И почему тогда не горит вода в тех удивительных трубах? Хотя, надо признать, греется она хорошо.
Много чудесного рассказал дон Паоло о государстве Америка. И это не только непривычная еда, не встречающиеся более нигде растения и животные. Прежде всего, необычны в этой стране сами люди. Начать с того, что у них нет короля. Нет дворянства, крестьянства. Почти отсутствуют священнослужители. Дон Паоло говорил, и адмиралу верилось с трудом, что в этой стране каждый может стать кем захочет. Даже королём. Потому что государственная власть здесь не имеет ничего общего ни с богатством, ни с доходом. По утверждениям местных во главе должен стоять не тот, кто получил этот пост по праву рождения, а тот, кто проявил себя как лучший хозяйственник, тот кто умеет управлять и не видит в этом способа личного обогащения.
Впрочем, впоследствии выяснилось, что аристократия в этом удивительном государстве есть, но только совершенно иного свойства. Не наследная, базирующаяся не на родовых принципах, а на пользе для страны. Это мастера, создающие диковины вроде того самого плотика, который, как оказалось, может двигаться и по воде, и по суше, или многозарядного мушкета, которым помощник дона Паоло разнёс в щепки весло шлюпки. Но создавать нужно обязательно что-то новое и не лениться поддерживать свои знания и работоспособность на уровне, иначе вскоре рискуешь остаться за спинами претендентов.
Самое удивительное было то, что ни один священнослужитель не считал это святотатством или ересью. Наоборот.
