— Что-то случилось?
Он поднялся ей навстречу, напряженно вглядываясь в ее лицо, на котором сейчас явственно читались смущение и неуверенность.
Минерва отрицательно покачала головой, ища в комнате на чем бы остановить взгляд, но не найдя ничего подходящего, всё же взглянула на Снейпа.
— Прости, я не хотела тебя отвлекать, — ее пальцы, ставшим за последние дни привычным движением, теребили кончик иссиня-черного локона.
— Я уже закончил, — соврал Северус, убирая недописанное письмо в стол и закрывая чернильницу.
Теперь он молча наблюдал за замершей в нерешительности женщиной. Ему редко доводилось видеть Минерву такой. Обычно решительная и напористая, сейчас она выглядела крайне неуверенной и даже кажется растерянной.
— Я… — она сделала было шаг к нему, но остановилась. Несколько мгновений она хмурилась, словно о чем-то размышляя, а потом решительным движением закрыла дверь, чтобы с коридора их не было слышно, и взглянула на всё еще наблюдавшего за ней Снейпа. — Я не ожидала, что ты проявишь столько участия к жизни Леи… и я благодарна тебе за это. Я давно не видела ее настолько счастливой.
— Она моя дочь, — пожал плечами Снейп.
— Знаю. Просто я…
— Не ожидала, что мне будет не всё равно? — закончил за нее Северус, начиная догадываться, к чему она клонит. Что ж, возможно действительно настало время сказать всё как есть. — Послушай, Минерва, — он подошел к ней и взял ее руки в свои, — я знаю, что глубоко ранил тебя когда-то. Не знаю, смогу ли когда-нибудь загладить свою вину перед тобой, но я хочу, чтобы ты знала, та ночь четырнадцать лет назад не была для меня просто развлечением. И я хотел сказать тебе об этом, еще тогда, — он заметил, как изменился ее взгляд, теперь она смотрела на него настороженно, словно лань. — Я испугался тогда. И боюсь до сих пор. Боюсь, что разочарую тебя, — он усмехнулся, глядя на ее ладони, покорно лежащие в его руках. — Я далек от образа прекрасного принца, я нелюдим и мрачен и вряд ли смогу когда-нибудь измениться… Я бывший Пожиратель смерти, и всё, что у меня сейчас есть это должность в Хогвартсе, да маленький домик в бедном районе Лондона, никаких перспектив на будущее, особенно теперь, когда война вновь началась. Мне нечего предложить вам с Леей, кроме себя самого. Но я сделаю всё, чтобы защитить вас обеих, даже если это будет стоить мне жизни. Даю тебе слово. Я безмерно благодарен тебе за то, что ты позволила мне провести эту неделю в своем доме, дала возможность почувствовать себя частью твоей семьи. Эти дни стали лучшими за очень долгое время, возможно за всю мою жизнь, — он глубоко вздохнул, чувствуя неожиданное облегчение от того, что наконец смог сказать ей всё, что накопилось у него на сердце. — Ты не безразлична мне, Минерва. И никогда не была безразлична, я просто боялся признаться в этом, прежде всего самому себе. Я всё испортил тогда…
— Да, — на ее губах заиграла печальная улыбка. — Всё могло быть совсем иначе. Но это уже не важно, прошлого не воротишь. Мы можем лишь попытаться построить то будущее, какое сами захотим. Я говорила, что не хочу вновь проходить через ту боль, что испытала после смерти мужа, и это правда. Но еще я поняла, что совершу большую ошибку, если хотя бы не попытаюсь снова стать счастливой. Я много думала об этом, Северус, и решила, что готова попробовать, — проговорила она и закончила уже тише. — Если, конечно, ты всё еще хочешь этого, — она на мгновение замолчала, подняв на него взгляд своих теплых серых глаз, в которых всё еще светилась неуверенность, и торопливо добавила: — Разумеется, вне зависимости от того, как сложатся наши с тобой отношения, я в любом случае не стану препятствовать твоему общению с Леей, и если ты захочешь…
Договорить она не успела, Северус крепко прижал ее к себе, впиваясь в ее губы жадным поцелуем. Всё произошло так быстро и неожиданно, что она не успела среагировать. Стоя в его объятиях, она чувствовала биение его сердца, такое же сильное и частое, как и у нее самой. Его руки заскользили по ее плечам, спускаясь всё ниже, пока не нащупали узел пояса на ее халате. Пальцы едва заметно подрагивали от нетерпения, и с поясом удалось справиться не сразу. Следом за халатом на пол полетела его рубашка. Он чувствовал жар женского тела сквозь тонкую ткань белоснежной сорочки, едва уловимый аромат лилий кружил ему голову, лишая последних крох здравого смысла. Сейчас ему хотелось лишь одного — обладать этой женщиной, обладать полностью, безраздельно, ощущать ее своей, ощущать себя внутри нее.
Она тихо вскрикнула, когда он опрокинул ее на кровать, вжимая всем своим весом в мягкую перину. Он даже не разделся до конца, сгорая от нетерпения. Его руки ухватились за вырез ее сорочки, и ткань с глухим треском лопнула, открывая ему доступ к ее обнаженной груди. Она застонала, когда его губы коснулись охваченной жаром кожи, и от этого стона внутри него всё забурлило. Терпеть больше не было сил. Он раскинул ей руки, ухватив за запястья, и, раздвинув ее ноги коленом, вошел в нее одним мощным толчком — она задохнулась от такого удара.
— Ты моя, — тихо шептал он, стискивая ее еще крепче. — Теперь и навсегда.
Она вздрагивала и стонала, обхватив его руками, заставляя его проникать в нее всё глубже с каждым новым толчком. Они продолжались неумолимо, минута за минутой, поражали ее снова и снова, и каждый раз то была острая грань между страданием и наслаждением. Она словно растворилась в нем, уплывая на волнах окутавшего их безумия.
Капли пота стекали по его лицу. Их тела сталкивались в бешеном ритме, бедра терлись о бедра в сумасшедшем вихре наслаждения. Он с силой сжал ее тонкие запястья, так что казалось, они сейчас переломятся, но хватка его оставалась безжалостной. Его дыхание было горячим и частым. Все ее тело напряглось, она обхватила его ногами, стремясь усилить восприятие.
Он чувствовал ее отклик и лишь усиливал напор. Словно плотина, которую они возводили много лет, вдруг в одночасье рухнула, и бушующий поток сдерживаемой долгое время страсти смыл последние остатки целомудрия и нравственности. Бешеный ритм сводил с ума, она почти перестала понимать, что происходит, полностью растворившись в поглотившем их обоих чувственном наслаждении. Он схватил ее за волосы, откинув голову, и она увидела его глаза, бесконечно черные, сверкающие неистовым огнем. Она снова вскрикнула, и он зажал ей рот губами, но это был не поцелуй, а еще одно нападение. Она выгнулась под ним, принимая удар за ударом, ее ногти впивались в его спину, скользя сверху вниз от затылка до ягодиц, заставляя его в свою очередь рычать от смеси боли и наслаждения. Они мучили друг друга в отчаянной потребности, стараясь, каждый, вобрать в себя другого в неистовой жажде единения. Ее стон смешался с его, и наконец, оба они растворились друг в друге в последний завершающий миг.
Она медленно пришла в себя, лежа головой на обнаженной груди Северуса. Их тела были всё еще плотно прижаты друг к другу, так что она слышала, как у самого ее уха сердце ее любимого билось с той противоестественной разреженностью и силой, какие наступают после кульминации.
Почувствовав, что она очнулась, он притянул ее к себе, как если бы хотел продлить то единение, которого они достигли несколько минут назад. Она чуть приподнялась, рассматривая его лицо, и, приоткрыв глаза и встретив ее взгляд, он улыбнулся ей мягкой, расслабленной улыбкой.
