— Мой отец не был знатоком зелий, — слова сорвались с губ Леи прежде, чем она успела сообразить, что в данной ситуации лучше помалкивать. — Он вообще никогда не любил зельеварение.

На мгновение на лице Снейпа отразилось удивление.

— Ваша мать говорила, что своими способностями в этом предмете вы пошли в своего отца.

— В своего настоящего отца, — тихо проговорила Лея, опуская глаза в пол.

Северус невольно нахмурился. С минуту он молча смотрел на стоящую перед ним девушку. Смутное ощущение непонятного, чуждого ему чувства, вдруг снова заворочалось где-то внутри. Всякий раз, когда он смотрел на Лею, он чувствовал словно какую-то связь с ней, как будто они с ней не чужие люди. Он старался не выделять ее из числа других студентов, но, видит Мерлин, это было нелегко. Было в ней что-то, что заставляло его обращать на нее внимание, помогать ей, заботиться о ней. У него в этом было крайне мало опыта, ведь всю жизнь он упорно выстраивал вокруг себя стену отчуждения и одиночества. Но, как оказалось, эта стена была не такой уж непробиваемой, как ему виделось. Взгляд серых глаз пробил в ней огромную дыру, через которую в его мир ледяного спокойствия и мрачной отчужденности хлынули волны простых человеческих эмоций, от которых он упорно закрывался все эти годы. И вот теперь стоящая перед ним девушка рушила этот барьер окончательно.

— И кто же ваш настоящий отец? — с едва уловимой запинкой спросил Северус, чувствуя, как сердце в груди начинает убыстрять темп.

Ему вдруг сделалось страшно. Мысли в голове неслись со скоростью локомотива. Одна единственная фраза вдруг перевернула весь его мир, сложив части пазла в совершенно иную картину. Муж Минервы не был отцом ее дочери… не был ее настоящим отцом. Значит, Минерва уже была беременна, когда выходила за него замуж. Но тогда…

Его вдруг бросило в жар.

— Мне кажется, об этом вам лучше поговорить с мамой, — тихо проговорила Лея, наконец, набравшись храбрости и взглянув ему в лицо. В его глазах она прочитала тоже смятение, что ощущала сама.

Дверь класса трансфигурации едва не сорвало с петель от удара. Минерва невольно вздрогнула, чуть не поставив на листе пергамента здоровенную кляксу. Ее тонкие изящные губы поджались, а на лице появилось знакомое строгое выражение.

— Вас что, не учили стучаться, профессор? — недовольно проговорила она, откладывая перо в сторону и поднимаясь навстречу стремительно несущемуся меж рядов парт Снейпу.

— Почему ты тогда уволилась из Хогвартса? — сходу спросил он, резко остановившись у ее стола и не спуская с Минервы пристального взгляда.

Она заметно побледнела.

— Не понимаю, о чем ты? — ее всегда уверенный голос сейчас отчего-то дрогнул. И вместе с ним дрогнуло и сердце Снейпа.

— Я спросил, почему ты уволилась из Хогвартса?

— Не хотела больше преподавать, — она еще пыталась сохранить на лице невозмутимое выражение, но ее выдал взгляд, прятавшийся за стеклами маленьких квадратных очков.

— Врешь. Ты всегда хотела здесь работать. Я жду ответа. Не ври мне, Минерва, — с нажимом проговорил он. — Ты ушла, потому что ждала ребенка и не хотела, чтобы об этом узнали.

Она медленно сняла очки, продолжая молчать и низко опустив голову, так что ему больше не было видно ее лицо. Но ее молчание было красноречивее любых слов. Силы вдруг покинули его, и Северус оперся о край стола. В классе вдруг сделалось нестерпимо душно.

— Лея ведь моя дочь? — тихо спросил он.

Вместо ответа Минерва подошла к окну и распахнула его — в комнату тут же ворвался прохладный ветерок, принося с улицы звонкие детские голоса и пение птиц.

— У тебя не было права скрывать это от меня, — проговорил Снейп, наблюдая за ней.

По губам женщины скользнула полная горечи улыбка.

— Ты помнишь, что сказал мне тогда? — от звука ее голоса он невольно вздрогнул — таким глухим и холодным он вдруг стал. — Разве обязательно испытывать чувства к женщине, с которой просто решил провести ночь? Я ничего для тебя не значила. И ребенок бы тоже ничего не значил. Тебе не нужны дети, Северус. Для тебя они обуза, раздражающий фактор, выбивающийся из привычного тебе мира логики и холодного равнодушия. Мне ничего не было нужно от тебя тогда. Не нужно и сейчас. Лея — моя дочь. Я ее выносила, родила и вырастила. Даже если бы я тогда рассказала тебе о беременности, ничего бы не изменилось.

Он слушал ее ровный, лишенный эмоций голос, и внутри него медленно закипала ярость. Она всё решила сама, из-за какой-то одной фразы, сказанной им сгоряча, просто выкинула его из своей жизни и жизни их дочери. Да, он сам виноват — повел себя как последний трус. Вместо того, чтобы еще тогда сказать, что чувствует к ней, он испугался этих чувств, испугался, что она оттолкнет его. И оттолкнул ее первым. Мерлин, если бы он только знал тогда…

— Ты должна была сказать мне.

— И что бы ты сделал? — вдруг закричала она, резко обернувшись и пронзая его гневным взглядом. — Повел бы себя как джентльмен и женился бы на нелюбимой женщине?!

В ее прекрасных серых глазах металось обжигающее пламя. Она злилась. Злилась на него, на себя, на весь мир. Упрямая гриффиндорка. Она привыкла сама справляться со всеми трудностями. Она привыкла быть одна. Как и он. Его страх довериться кому-то разлучил их на много лет, лишил его собственного ребенка. Это его ошибка. И только его. Она лишь заложница обстоятельств, созданных им. Но больше он не совершит той же ошибки.

— Нелюбимой? — скорее прорычал, чем проговорил он и, резко шагнув к застывшей у окна женщине, схватил ее за плечи и прижал своим телом к каменной стене.

Минерва тихо охнула от неожиданности, но в следующее мгновение он поцеловал ее. Поцелуй получился грубым, жестким и каким-то властным. Она попыталась высвободиться, впившись ногтями в его плечи, но он словно не замечал ее попыток, лишь углубляя поцелуй. Его руки заскользили по ее телу и легли на тонкую талию, скользнув под складки изумрудной мантии. Поцелуй постепенно смягчился, став нежнее. Теперь он словно исследовал ее, медленно, неспеша, наслаждаясь каждой секундой их близости.

Кажется, у нее закружилась голова. Вихрь эмоций захватил ее, лишая возможности мыслить здраво. Она хотела, чтобы он отпустил ее. И в тоже время безумно не хотела этого. Ощущение его сильных рук, ласкающих ее, сводило с ума. И в какой-то момент Минерва вдруг поняла, что больше не сопротивляется. Более того, она отвечает на его поцелуй. Ей вдруг стало страшно, и словно почувствовав ее смятение, он разорвал поцелуй, но не отстранился, а лишь заглянул в ее глаза и улыбнулся спокойной, теплой улыбкой.

— Спасибо, — до ее затуманенного сознания донесся его голос, звучащий с несвойственной ему теплотой и нежностью.

— За что? — прошептала она, боясь, что если попытается сказать хоть одно слово немного громче, ее собственный голос откажется повиноваться ей.

— За дочь.

Его руки всё еще покоились на ее талии, и она чувствовала, как он поглаживает ее сквозь ткань платья. Эти легкие, но в тоже время необычайно чувственные касания лишали последних крох здравого смысла. Он вновь потянулся к ней губами, и Минерва невольно прикрыла глаза, вдыхая аромат его тела.

Внезапный стук в дверь мгновенно разрушил царящую в комнате атмосферу. Северус резко обернулся, и Минерва, воспользовавшись ситуацией, выскользнула из его объятий, вернувшись за свой стол. Дверь приоткрылась, и в класс заглянул пятикурсник-когтевранец. Заметив обоих профессоров, он вошел в класс и откашлялся.

— Прошу прощения, профессор МакГонагалл, директор просил найти Вас — он ждет Вас в своем кабинете, — на лице юноши мелькнула веселая улыбка, но он попытался скрыть ее, напустив на себя ореол важности. — Кажется, это касается сегодняшнего инцидента с профессором Бейли.

— Какого еще инцидента? — невольно нахмурилась Минерва.

— Спроси у дочери, — хмыкнул у нее за спиной Снейп.

Ученик попрощался и покинул кабинет трансфигурации. Минерва собиралась направиться следом, что-то недовольно бурча себе под нос на тему того, что Лею нельзя ни на минуту оставить одну, но Северус остановил ее, мягко удержав за руку.