Максиму абсолютно ни с кем не хотелось говорить, он так устал, что готов был уже уснуть в машине, но ему даже это не позволили. В его взгляде читалась вселенская ненависть ко всему живому, и студентка перед ним невольно затаила дыхание. Вдруг это бандит какой-то. Ева нахмурила брови, копируя лицо собеседника и отгоняя представление о том, что на свой дорогой костюм он заработал убийствами таких приставучих, как она.

– Мне все равно, – бросил Максим и хотел было поднять стекло, но Ева, сама того не ожидая, резко опустила руки на дверцу, не давая ему этого сделать. – Убери руки.

– А ты стихи любишь? – не унималась она, и уголки тонких губ медленно поднялись в новой улыбке. Искренне улыбаться под таким холодным взглядом было сложно, но Ева справилась.

Прохожие прятались по парадным с под огромными зонтами, и улица быстро пустела, даже Катя куда-то убежала, и только Ева стояла у машины, готовая промокнуть. А ветер усиливался и тяжело качал деревья у самой дороги. Те гулко поскрипывали и роняли наземь листья, как на старости лет красавицы теряют пышность волос. Но Ева не обращала внимания ни на ветер, ни на деревья. Объект ее внимания был ближе.

– Нет, поэзию я тоже не люблю, – ответил Максим, но заинтересованно посмотрел на Еву. Отступать она не собиралась, а значит, придется пойти на компромисс, как бы этого не хотелось. На дождь Максим старался не обращать внимания, но на белой рубашке уже лежало несколько мокрых следов от капель.

– М-м-м… А скрипки у меня с собой нету… – промычала Ева, убирая со лба влажные пряди. – Давай так: я все-таки прочитаю стих, и если он тебе понравится, то мы договоримся.

– Ты промокнешь, – предупредил Максим, обращая внимание на кеды Евы, которые уже испачкались.

– Чем больше ты тянешь, тем сильнее промокну, – говорила Ева громко, стараясь перекричать шум дождя, но улыбалась так, словно это она сидела в уютной сухой машине.

– Давай уже, – Максим усмехнулся и приготовился слушать. Выбора у него все равно не было. Слушать стихи в дождь, стоя в пробке. Что может быть лучше?

Девушка сделала шаг назад и немного повела плечами от прохлады. Колючие мурашки разбегались от каждой капли дождя, и она невольно спрятала руки в рукава. Мысли кружились вокруг горячего какао, который Ева могла бы сейчас пить, сидя дома, под пледом. Но, собравшись с силами, она тихо выдохнула и серьезно посмотрела в карие глаза, как будто стоит за кафедрой и собирается читать очень важный доклад.

Она училась жить,

Крушить и строить.

Училась ждать и уходить,

Холодной быть, скрывать побои.

Училась говорить, молчать,

Быть сильной и беспомощно кричать,

Быть милой, разбивать сердца,

Изменам и быть верной до конца.

Училась отпускать всех тех, кто дорог,

С улыбкой на лице могла затеять ссору,

Мечтать о лучшем и не попадать по венам.

Училась прятаться и драться на арене.

Она училась жить, училась быть счастливой.

Была особенной, простой, несуетливой.

Умела плакать, не скрывая душу,

Умела быть открытой и умела слушать.

Она умела поддержать,

Могла срываться, незаметно исчезать.

Она умела ненавидеть и могла любить.

Она пока еще училась жить…

Читая стихотворение, Ева ни на единое мгновенье не отвела взгляда от сидящего в теплом купе Максима, стараясь согреться его видом; Максим, впервые почувствовав на себе необычный взгляд необычных глаз не такой обычной, как все, девушки, позволил себе с той же бестактностью всматриваться в нее. Выступление перебивали только гром и вспышки молнии, заставляющие вздрогнуть Максима, желавшего, чтобы стих поскорее закончился и Ева таки убежала к теплому огоньку, но так же – чтобы она вдохновенно продолжала рассказ. Девушку же гроза не трогала. А деревья склонялись все ниже над Евой – им нравилась поэзия, они наслаждались ею не меньше Максима.

Нужно было поскорее спрятаться где-нибудь, но Ева все выжидающе смотрела на мужчину в ожидании вердикта. Уж не верила она, что он не любит стихотворения. Не читает? Возможно. Но чтоб не любил… Да он по виду своему абсолютный человек искусства! Эти карие глаза, темные волосы, густо покрывающие голову, и строгие черты лица. А эти скулы и брови – такая сценическая внешность и не любит стихи, что за вздор!

– Неплохо, – оценивающе ответил Максим и полез во внутренний карман за кошельком. – Это Есенин? – усмехнулся.

– Нет, мой.

Ева заулыбалась и потерла руками плечи. Она уже совсем продрогла и была готова прыгать на месте, только бы не дрожать от холода. Поправив портфель на плече, Ева обернулась в поисках своей подруги, но Катерины так и не было нигде видно. Убежала, а потом скажет «не засчитано».

– Хорошо пишешь, – Максим достал одну купюру и протянул ее девушке с видом а-ля «заслужила, ладно уж».

– Значит, этот стих тебе понравился? – девушка хитро улыбнулась.

– Беги давай, – мужчина кивнул в сторону кофейни, в которой прохожие прятались от мокрой смерти.

– Я верну при следующей встрече.

– Не думаю, что мы еще встретимся. Питер огромный…

– Как знать.

Ева сделала шаг назад и, улыбнувшись новому знакомому, кинулась в объятия тепла. Максим усмехнулся, смотря ей вслед, и поспешил поднять стекло. Ева бежала, сверкая серыми кедами, длинная коса, уже совсем мокрая, тяжело билась о рюкзак, а брелоки на рюкзаке продолжали звонко шуметь в такт бегу.

Казалось, жизнь Евы была такой простой и светлой, как у детей. Отчасти это так и было. Улыбка девушки излучала какой-то неземной свет, Ева легко радовалась той жизни, которую жила, и эта легкость передавалась через смеющийся взгляд. После ее ухода осталось странное послевкусие, осторожно бегущее по телу приятным теплом.

А тучи все сгущались и темнели, капли уже не били об асфальт, они прыгали в лужи, стекали с крыш и водосточных труб, стучались о капот машин, просили впустить их. Уже совсем стемнело, и Ева, не глядя под ноги, заскочила в уютное, а что важнее, полное жизни помещение, впуская с собой холодный воздух. Это не особо понравилось присутствующим. В руках она крепко сжимала денежную купюру: еще одно задание выполнено, и Ева снова утерла нос подруге. Теперь-то стоит всерьез подумать о горячем шоколаде, чтобы не заболеть.

Девушка плюхнулась на свободное у окна место и вынула телефон, нужно было позвонить Кате. Ева потерла ладони и бросила быстрый взгляд на машину, которая так и стояла в беспросветной пробке. Там точно кто-нибудь сойдет с ума.

Еще когда Ева выступала на сцене, волнение было ее незримым спутником, но девушка успела позабыть это чувство. Сейчас же, после чтения незнакомцу, сердце напомнило ей о привычном чувстве суеты, и Ева невольно приложила руку к груди. Так сильно бьется… Перед глазами застыл острый взгляд. Ева осторожно оглянулась на машину, словно шпион, который боится быть замеченным. «Этот взгляд! Да я обязана затащить его на сцену… Стоило запомнить номер авто и пробить имя того парня», – она мысленно ударила себя по лбу. Возвращаться в дождь для этой цели будет глупо, тем более, что на улице ни души. Как же долго собственные мысли до нее доходят.

Ева уже порывалась встать, чтобы вернуться в дождь, но напротив нее за стол села Катя. Она поправила мокрые волосы и недовольно сжала губы.

– Ты чего лыбишься? Симпатичный попался?

– Света, я дома.

Когда Максим наконец зашел в квартиру, за окном стояла поздняя ночь. Лифт бесконечно долго ехал на восьмой этаж, а ключ все никак не попадал в замочную скважину. В квартире пахло чем-то вкусным, и Максим устало поплелся на запах, стоило отпереть дверь. Еда сейчас была важнее душа. На кухне крутилась девушка с собранными в пучок волосами. Накинутый на футболку фартук не защищал ее одежду, зато красиво смотрелся, по-домашнему.