– Отлично, я понял. Давайте встретимся завтра. Я привезу вам вопросы и для начала тысяч десять рублей. А вы подберите мне, пожалуйста, несколько актеров из вашей базы на роль журналиста. Это должен быть солидный мужчина средних лет с хорошо поставленным голосом.

– Подбирать актеров – это уже работа, а вы, может, и на встречу не придете. У нас другой порядок сотрудничества: на первой встрече я просто готова вас выслушать.

– Как вас зовут?

– Наталья Дмитриевна.

– Наталья Дмитриевна, давайте так. Я оплачу все по срочному тарифу, но только наличкой при встрече. Идет?

– Хорошо.

Припарковав машину, Наталья зафиксировала адрес и час встречи в своем ежедневнике. Уже сутки, как работа стала казаться ей кощунством – вроде организации пиров во время чумы. Но останавливаться было нельзя ни на минуту, чтобы сквозь дела и заботы не просочилось ни капли жалости к себе, которая моментально бы разрослась до моря слез.

Наталья знала: ее мозги устроены так, что со временем из памяти сотрется все плохое и останется только хорошее. Но со временем. Поэтому сейчас главное – пережить это время. Как у дельфина, ее полушария функционировали теперь изолированно: одним – она жила и работала, в другом – на время законсервировала все чувства и страхи. Хорошо, что сегодня было дел по горло.

Следующим позвонил один из постоянных клиентов:

– Наталья, это Николай, впервые разочарован работой вашей фирмы!

– Здравствуйте, Николай. Что случилось?

– Катастрофа! Катастрофа просто!

«У меня тоже», – хотелось ответить ей, но она, как в тумане, продолжала слушать.

– Ну как же так?! Такой элементарный был заказ – доставить девушке букет роз, просто розовых роз.

Не успев выйти из машины, Наталья снова листала ежедневник:

– Да, вот вижу, на сегодня, вечер, букет из тридцати пяти роз. Его доставили раньше времени?

– Нет, его доставили мне, как я и просил, я сам потом вечером вручу букет. Проблема в другом!

– В чем именно?

– В чем именно! В том, что полностью искажен смысл всего послания! Вы, вообще, сами видели букет?!

– Нет, я не видела. У меня вчера было большое мероприятие, вашим заказом занималась Аня.

– Наталья, у меня жизнь рушится, я прошу вас, займитесь лично вы! Это очень важно!

– Николай, вы же знаете, я всегда на вашей стороне. Все решим. Что там с посланием?

– Понимаете, мне нужен букет девственно-розовых роз.

– Так. А вам какие привезли?

– А мне привезли не девственно-розовые! Совсем другой цвет – это болезненно-розовые! Знаете, такой неприятный оттенок, будто я хочу сказать девушке не «Ты прекрасна, как бутон, который только собирается распуститься», а намекаю на какое-то начинающееся воспаление. Понимаете разницу?

– Конечно. Понимаю. Николай, вы именно так ставили задачу? Или Аня должна была догадаться об этих нюансах сама?

– Я был уверен, что это очевидно.

– Честно говоря… не совсем. Вы в следующий раз обязательно пишите мне, если я не смогу ответить по телефону. Мы же с вами всегда находили общий язык, правда?

– Так я поэтому и звоню вам. А не просто возвращаю букет.

– Спасибо. Отдайте цветы Ане, а я сама лично выберу для вас новые.

– Благодарю, благодарю, Наталья! За мной не заржавеет, вы же знаете!

– Да, Николай, спасибо, что вы с нами. И пожалуйста, не сердитесь на Аню, она еще только на пути к такому глубинному пониманию отношений между мужчиной и женщиной, которым уже обладаете вы, – сказала Наталья и поскорее выключила телефон, чтобы предотвратить возможную следующую тираду о влиянии оттенков розового на желание спариваться у мужчин среднего возраста.

«Черт… Мне бы твои проблемы, эстет малахольный! Ладно бы еще заказ был большой, чтобы так душу вынимать, но, как назло, последнее время одни болезненные букетики и зайчищи-таблищи. Только на зарплату сотрудникам и хватает. Вчерашнее большое мероприятие позволило хотя бы рассчитаться с долгами. Правда, одарило таким бонусом, что легче не стало».

На экране смартфона появилось и задергалось имя хозяйки, у которой она снимала квартиру. Странно, обычно она не звонит без дела.

– Здравствуйте, Зинаида Ивановна, у меня все готово. Как обычно, девятнадцатого передам деньги и оплаченные квитанции.

– Не надо, Наташенька. У тебя последний месяц оплачен. А потом вам съехать надо будет.

– Зинаида Ивановна, ну как же так? Вы же знаете мою ситуацию… Почему так вдруг, без предупреждения?

– Беда у нас.

– Господи, что случилось?

– Дочь у меня попала в реанимацию, на операцию срочно нужны деньги. Внуков вот еще пришлось к себе забрать. Квартиру буду продавать.

– Боже мой… Мне так жаль.

– Да я понимаю, что тебе тоже деться некуда, но у меня совсем край. Ты пойми.

– Я понимаю.

– Люди будут ходить смотреть, пустишь?

– Конечно. Только порядок не всегда могу навести, меня дома почти не бывает.

– Это ничего. Они не на порядок придут смотреть. А ключи у меня свои есть, открою.

– А вы уверены, что продадите за месяц?

– Нам еще быстрее надо, Наташа, – захлюпала в трубке хозяйка. – Нам сейчас уже надо оплатить стержни, скобы, пластинки какие-то – ей все это в позвоночник будут вставлять, не представляю, как она поднимется…

– Зинаида Ивановна…

– А потом и на саму операцию деньги нужны, на восстановление… пока даже не говорят, сколько. Но много. Пока вот собрала… что на похороны откладывала, со счетов разных сняли… все равно не хватает. Так что задаток мне нужен уже через неделю… потом пока оформим… у тебя будет время на сборы. Я предупреждаю, что у меня жильцы еще месяц будут, раньше не освободят.

– Спасибо… – Наталья чувствовала, что сейчас тоже заплачет.

– Риелтор говорит, что в деньгах потеряем, конечно, но что делать. Ждать нам некогда, будем цену снижать, пока покупатель в этот срок не найдется. Средства взять больше неоткуда.

– Какой ужас, Зинаида Ивановна, – то ли ей, то ли себе сказала Наталья и будто со стороны услышала свой голос, договаривающий конец вежливой фразы.

В машине стало тихо, как в гробу. Наталья проваливалась в какой-то голливудский блокбастер, ситуация главного героя в котором стремительно усугублялась, чтобы потом зрителям было интереснее смотреть, как он из всего этого выпутается. Только вот бюджет фильма был совсем не голливудским да еще и урезался по ходу действия. Как было бы здо´рово, чтобы это все сейчас оказалось розыгрышем, хоть и злым, но розыгрышем. С дурацкими шариками и закадровым смехом…

Пора было признать, что Наталья не справляется с этой лавиной в одиночку. Ни вчера, ни сегодня она еще не звонила подругам, понимая, что пока будет им рассказывать о случившемся, непременно разревется, обмякнет и выйдет из строя. Но это был уже какой-то край, как у Зинаиды Ивановны. Хотя нет, слава богу все живы-здоровы. Слава богу! Но все равно это был капкан. Надо звонить.

Вера и Алекса могли приехать к Наталье через полтора-два часа. За это время надо было успеть заскочить в цветочный магазин для «болезненно-розового эстета». Как только она распахнула дверь, ее оглушил запах лилий, навсегда ставший для нее ароматом печали.

До того как Наталья занялась праздниками, ей было непонятно, почему родственники обязаны возиться с разными ритуалами, когда у них случается несчастье. Теперь ее трагично-праздничный опыт давал ей ответ на этот вопрос – именно необходимость концентрироваться на хлопотах и соблюдении условностей и помогает не проваливаться в горе настолько, чтобы потом не выбраться из него никогда.

Отгоняя тяжелые воспоминания, из цветочного Наталья позвонила Николаю. Ее интонации парализовали работу в салоне – она будто рассказывала сказку для взрослых по телефону:

– Представьте только что проклюнувшийся листок салата с каплей росы, сверкающей на утреннем солнце. Что может быть девственнее? И вот этот зарождающийся нежно-зеленый цвет в каждом лепестке плавно перетекает в розовый… наполняя его чистотой и предчувствием бутона… даже в уже полностью распустившемся цветке.