Антон прокашлялся и подал голос:

– Привет!

Девушка повернулась к нему. Карапуз перестал прыгать, замер и тоже уставился на Антона.

– Привет! – радостно улыбнулась девушка. – С работы пришел?

Она ловким привычным движением посадила малыша себе на ноги.

– Я-то с работы. А вы, позвольте спросить, кто такие и что делаете в моей квартире?

Девушка снова улыбнулась, хитро подмигнула ребенку:

– Твой папа нас не узнает!

– Кто-кто? – оторопел Антон. – Папа?

Он лихорадочно перебирал в памяти женские лица. Этого лица в его базе данных не было.

– Представь себе! – колокольчато рассмеялась девушка. – Вот ваш наследник, сын вашего императорского величества!

Она подняла ребенка и протянула Антону. Карапуз весил немало. Было заметно, что держать его на вытянутых руках девушке тяжело. У нее лоб нахмурился, а плечи напряглись.

– Возьми его! Не бойся, он обыкновенный живой мальчик. Такой проказник, я тебе доложу!

Антон инстинктивно сделал шаг навстречу, руки взметнулись вперед. Но тут же опомнился и дал задний ход.

– Что за бред! Не хотел бы вас разочаровывать, но пока ни брачными, ни внебрачными детьми не обладаю. К счастью! Повторяю свой вопрос: как вы попали в квартиру?

– На метле прилетела! – нахально ответила девушка.

Она явно насмехалась над Антоном. Но при этом смотрела на него с неподдельным обожанием. Нет, одернул себя мысленно Антон: с мастерски поддельным обожанием. Актриса!

– Антон, не будь букой! – потребовала девушка с уверенностью, будто обладает правом приказывать ему. – Илюша, веди себя хорошо, не балуйся! – велела она ребенку и снова обратилась к Антону: – Я назвала нашего сына в честь твоего отца Ильей.

– Премного благодарен! – усмехнулся Антон.

– Я знала, что тебе будет приятно.

– Сейчас лопну от радости! Откуда вы знаете… мое имя… отца… Разведка поставлена… Стоп! Я всё понял! Догадался, как вы бабки заколачиваете! Хотите расскажу? Вы – из бандитской группировки, преступного сообщества, которое в начале своего славного бизнеса шлялось по вагонам метро и электричкам и плакалось, как вас ограбили на вокзале, а ребеночку операцию дорогую надо делать. «Подайте копеечку, граждане дорогие!» – издевательски спародировал Антон попрошаек. – К вашему сведению, я аферистов не подкармливаю. А тех мамаш, которые эксплуатируют младенцев, судил бы по всей строгости.

Малыш скривил губы, задрыгал ножками – ему не нравилось висеть над полом. Девушка прижала его к себе, погладила по голове: «Тихо, тихо! Не надо плакать!»

Они похожи, отметил Антон, у которого снова включилась камера крупного плана. Разрез глаз – почти правильные полуовалы. Редкая и красивая форма. Пусть у нее будет хоть четыре глаза! Пусть она будет матерью-героиней! К нему, Антону, это не имеет решительно никакого отношения. Девушка так не считала.

Губы задрожали от обиды, уголки поползли вниз, словно перед плачем. Прерывистым голосом произнесла:

– Ты ерунду несешь! Но мне приятно слушать даже звук твоего голоса!

– Не надо! – погрозил пальцем Антон. – Не надо слез и представлений! Я вас раскусил! Тактика ваша понятна. Намечаете квартиру, где живет одинокий мужик, подбираете ключики. Узнаете факты биографии. Уборочка, борщи-котлетки, бельишко постиранное, а тут и девушка чудной красоты с готовым ребеночком, которого якобы я зачал, находясь в невменяемом состоянии в городе Конотоп в командировке. Правильно?

– Ребенка ты еще не зачал. И мы с тобой не виделись один год, пять месяцев и четыре дня.

– Девушка! – рассмеялся Антон. – Ваша легенда никуда не годится! Надо бы ее подправить с календарем в руках, а заодно повторить арифметику.

Ребенок вырвался, встал на четвереньки и шустро двинул в сторону телевизора. Через несколько секунд карапуз врежется головой в этажерку, и на него полетят кипы журналов.

– Держите ребенка! – воскликнул Антон. – Куда он уползает?

Девушка встала, подошла к малышу, взяла его на руки. Когда она наклонилась (нисколько не смущаясь), предположение Антона подтвердилось: под сорочкой у нее ничего не надето. Девушка дьявольски хороша! Соблазнительна и предательски доступна! У Антона слегка закружилась голова. Он почувствовал себя рыбой, которая плывет на крючок, разевает пасть… Врете, не поймаете!

Девушка стояла на фоне окна, за которым творилось что-то непонятное. На улице сыпал нудный октябрьский дождь. Но, падая на стекло, капли светились неоновым лазурным светом, стекали, переливаясь цветами радуги. В давно не крашенных облупившихся рамах жила мозаика, играли краски, менявшиеся каждую секунду.

«Завтра в газете прочитаю, – подумал Антон, – что в Москве наблюдалось редкое для наших мест северное сияние».

Аферистка о чем-то спрашивала. Занятый борениями с не вовремя вспыхнувшими желаниями, Антон услышал конец фразы:

– Я тебе нравлюсь?

– Это ничего не значит! – ответил он скорее себе, чем ей. – Свою судьбу с вашей связывать не собираюсь!

– И фигурка у меня отличная? – кокетливо поинтересовалась молодая мать.

– Отличная, – согласился Антон. – А уж актриса вы – каких поискать. Малый и прочие художественные театры отдыхают. Зачем вам криминальный бизнес? Идите на сцену! Любая прима, глядя на вас, от зависти съест свою шляпку.

Но девушка продолжала исполнять роль: поджала губы и обиженно заявила:

– Никогда бы не поверила, что ты можешь облить меня сарказмом, оттолкнуть. А я всё равно тебя люблю!

Почему-то все девушки, включая талантливых аферисток, считают, что фраза «я тебя люблю» – вроде волшебного ключика, отпирающего мужское сердце. Глупое женское самомнение! Роковое заблуждение! Хотя… если рассмотреть конкретный вариант именно с этой самодеятельной актрисой… Ага! Потом усыновить ее отпрыска (симпатичный карапуз, надо признать…), потом заявятся еще двадцать пять родственников, в том числе настоящий муж и отец ребенка… На что люди только не идут ради московских площадей! Квартирный вопрос испортил нации и народности нашей прежде необъятной родины.

– Девушка, – устало проговорил Антон. – Еще раз повторяю: занавес упал, спектакль окончен, публика разошлась. Вас проводить до гардероба? Есть и второй вариант – звонок в милицию. Во всероссийском розыске пребываете? Еще нет? Перспектива очевидна.

Ребенок беспокоился, крутил головой, размахивал ручками. Мать его успокаивала, целовала в щечки и макушку. В ее обращении с младенцем было столько нежности, что сомнений не оставалось – это ее чадо, не чужое, навязанное по преступному сценарию. Одновременно девушка бросала на Антона взгляды, которые он назвал бы трогательно-беспомощными призывами родного человека о помощи, не будь особа абсолютно для него чужой.

Дальнейшие ее слова слегка напугали Антона: у девушки имелись явные проблемы с психикой.

– Ответь мне только на один вопрос! – взмолилась она и понесла бред: – Если живые держат в плену своей памяти мертвых, то и покойники могут не отпускать живых?

Приехали, в досаде подумал Антон, только приступа шизофрении не хватало! Или это у них эпилепсией называется? Сейчас на пол рухнет, пена изо рта пойдет. Ребенка покалечит.

– Сохраняем спокойствие! – миролюбиво произнес он. – Что нас интересует? Плен? Порядочный человек никого в плен брать не будет.

– Ты порядочный? – переспросила девушка.

– Клянусь! И прошу очистить помещение.

Он остался доволен тем, что нашел быстрое и верное объяснение афере, которую над ним собралась учинить шайка, использующая в преступных целях умственно неполноценную молодую женщину. И в то же время испытывал странную досаду, точнее – жалость к полуголой симпатичной дурочке с ребенком. Малышу не сиделось у мамы на руках, он хныкал, вырывался, вдруг уставился на Антона, на секунду замер и протянул к нему ручки, недвусмысленно предлагая себя:

– На! На-на-на!

Антон снова невольно дернулся навстречу, но быстро опомнился благодаря мысли: «Мошенники детей, как собачек, натаскивают, чтобы к чужим дядям тянулись. Сволочи!»