Закончив «сбор показаний», Антон почувствовал, что готов лично найти проводника, кастрировать зверским способом и оставить истекать кровью где-нибудь под насыпью железнодорожного перегона Москва – Тверь. Подобным выродкам не место на земле! Они не должны дышать с ним одним воздухом и смотреть те же передачи по ящику! Но эта падаль продолжает свое черное дело! В данный момент, как сказали потерпевшие, в районе Курска он душит несмышленую девчонку…

Мама с отцом, как бы всё время сидевшие на кухне, хотя там света не было, когда он пришел, его пыл остудили.

– Ты только письмо в прокуратуру напиши, – посоветовала мама.

– Море! – твердил отец. – Море горя и несчастья! Всем спасательный круг не бросишь! Море, омывающее побережья нескольких стран? – уткнулся в кроссворд. – Одиннадцать букв, третья «е»? Средиземное!

На следующий день, улучив свободную минуту на работе, Антон запустил редакторскую программу и печатал: «В Генеральную прокуратуру Российской Федерации. Считаю необходимым сообщить вам, что преступления, совершенные…»

Текст занял пять страниц.

Воспитательница группы продленного дня отчитывалась на педагогическом совете:

– Борю Горлохватова из первого «Д» класса считаю необходимым перевести в спецшколу для умственно отсталых. У мальчика абсолютно отсутствует воображение. Это верный признак психического отклонения, которое уже сейчас проявляется в неадекватном, социально неприемлемом поведении.

Она привела примеры. Играет с детьми в автобус. Выстраиваются в два ряда стулья, рассаживаются «пассажиры».

– А ты, Боря, – говорит воспитательница, – представь, что будешь водителем.

– Как это «представь»? – спрашивает мальчик.

– Разве ты никогда не мечтал быть шофером?

– Как это «мечтал»?

– Дети! – обращается воспитатель к первоклашкам. – Поднимите руки те, кто мечтает водить машину.

Все «пассажиры» взметнули руки вверх. Потом наперебой стали выкрикивать: «Я еще космонавтом хочу быть, стюардессой, клоуном, начальником, врачом, актрисой…»

Боря смотрит на мечтателей исподлобья, мрачнеет с каждой секундой и на вопрос воспитательницы «А ты, Боря, кем мечтаешь быть?» выпаливает:

– Пошли вы на…

Заклеймив всех нецензурным словом, забивается в угол, и его клещами оттуда не вытащишь даже для того, чтобы поставить в соседний угол для наказания.

Случай не единственный, воспитатель привела еще несколько примеров, характеризующих Борю как психического уродца.

В защиту мальчика выступила учительница первого «Д»:

– Да, ребенок сложный! Семья неблагополучная, хотя и полная. Мать и отец есть, но эти люди грубые, неразвитые и сильно пьющие. Трудно ожидать, чтобы в подобной обстановке вырос ангел. Боря плохо читает, не умеет пересказывать текст. Пишет с чудовищными ошибками. Но у него прекрасные математические способности! Он единственный, кто пришел в школу с навыками устного счета, а сейчас легко оперирует трехзначными числами. Разве это не свидетельство одаренного ума?

И вспомнила свой разговор с Борей, состоявшийся еще в первой четверти.

– Тебя родители учили арифметике? Боря неуверенно кивнул.

– Как же они тебя учили?

– Ну, – тянет Боря, глядя в сторону. – Ругались. Соседка пятерку заняла, а отдала трешку, два рубля замылила. Или вот еще: если на десятку купить две бутылки водки по три шестьдесят две и две бутылки красного крепкого по рубль двадцать две, то останется тридцать две копейки. Буханка хлеба – восемнадцать копеек, а четырнадцать копеек – это два фруктовых мороженых по семь копеек.

– Вы можете себе представить? – обвела учительница взглядом педагогический совет. – Я чуть не заплакала тогда! И этому несчастному мальчику… – Она остановила взгляд на воспитательнице, на секунду замешкалась, понимая, что приобретает злейшего врага, и все-таки продолжила: – Этому ребенку вы хотите навсегда исковеркать судьбу? Возможно, у него талант математический, а мы его к дебилам? Перед ним великое будущее может открыться, а мы сейчас все двери захлопнем? Педагогическая беспомощность – не основание для того, чтобы калечить человеку жизнь!

Борю в нормальной школе оставили, во второй класс перевели. Но директор вызвал родителей и провел с ними беседу. Говорил про математические способности сына, про трудный характер и необходимость пробудить образное воображение. Борины родители, в чьих неразвитых душах навсегда остался детский страх перед директором школы, очень нервничали. Про воображение ничего не поняли, но запомнили, что сын матерится и считает по арифметике на бутылки водки.

В итоге Борю хорошенько выпороли. По-другому и быть не могло: раз вызывали, значит, надо наказать.

– Ах ты, бля, сучий потрох! – стегал ремнем отец. – Ты… матюкаться… вздумал! – И сам после каждого слова вставлял непечатные выражения. – Я тебе… мозги через задницу вправлю!

– Про бутылки не забудь! – подсказывала мама.

– Тебе водку кто давал? – Отец удвоил силу удара. – Тебе вина кто предлагал? Позоришь нас, недоносок…

Боря экзекуцию переносил молча, губу закусил, но из глаз слезы ручьями бежали, как из сорванных кранов.

Изловчился и зыркнул на мать. Она испугалась выражения лютой ненависти, остановила отца:

– Ладно, хватит! Размахался! Как неродного лупишь, изверг!

И потом некоторое время, пока не напилась, испытывала угрызения совести. Заискивала перед сыном:

– Ты не обижайся, а выводы делай!

Боря хотел ответить привычным «Пошла ты!», но передумал, воспользовался моментом:

– Дай двадцать две копейки на эскимо!

– Что из тебя вырастет? – вздыхала мама, выуживая из кошелька монетки. – Мелким бандитом станешь!

Предсказала она правильно, только ошиблась в масштабах.

Бориса Борисовича Горлохватова, всесильного главу Корпорации, за глаза величали ББГ и шепотом – Удавом. Прозвище ему подходило. Точно могучий удав, прятался он в листве дерева, сливаясь цветом с ветками, пройдешь – не заметишь. Удары наносил внезапные и смертельные. Резкий взмах хвоста – и противник понять не успеет, что его шандарахнуло по голове. Захват петлей за шею – удушен враг, не пикнул.

Имя Горлохватова иногда появлялось в печати. Один-два раза в год, когда иностранные статистики принимались подсчитывать российские капиталы и публиковали списки олигархов-миллиардеров. Наши газеты перепечатывали, однажды поместили фото Горлохватова. Начальник отдела по связям с общественностью Корпорации с треском вылетел с работы.

Задачей пиарщиков была не пропаганда светлого облика ББГ, а пресечение любых попыток подобраться к его биографии. Щедро платили газетам и журналам, отваливали телевизионщикам и радийщикам, чтобы те молчали, не ковырялись, не вынюхивали. Строптивые и настырные журналисты, мечтавшие о профессиональной славе и отказывающиеся от взяток, рисковали провести остаток жизни в инвалидном кресле с перебитым позвоночником и навечно перемешанными мозгами.

Хотя рыли они не напрасно – биография Горлохватова представляла собой увлекательный материал. Он бы мог стать гвоздем номера, появись под заголовком «Как человек себя сделал» или «Из грязи – в князи».

Родители Бори Горлохватова были лимитчиками. Мать в семнадцатилетнем возрасте уехала из заштатного рязанского поселка городского типа в столицу, поступила в строительное ПТУ на маляра. Отец родом с Вологодчины, на московские стройки его завербовали в армии. Он был шофером, на большом «КрАЗе» возил железобетонные панели. Познакомились они в общежитии на новогоднем «голубом огоньке», долго не гуляли, расписались на двадцать третье февраля. Через девять месяцев родился Бориска.

Им повезло – дали комнату в семейном общежитии в Капотне. Стать полноценными москвичами светило в очень отдаленном будущем. Прописка временная, только через семь лет работы на одном предприятии давали постоянную. Потом десять лет ждать, чтобы получить право стать в очередь на квартиру. А сколько ждут москвичи квартиру, известно – бывает, по двадцать лет.