В ответ – молчание.
– Я понимаю, что вы о Солнце знаете гораздо больше простого смертного и вам нужно время, для того, чтобы дать ответ. Только загвоздка в том, что времени-то нет!
– Мы не уверенны…– Слабый возглас прозвучал, словно шелест листьев.
Капитан не смог увидеть на экранах, кто это сказал, так как белые, алебастровые маски, скрывавшие их лица, скрыли движение губ сказавшего, но электроника выдала проговорившегося с головой всплеском индикаторных линий на шкале голосового датчика.
Вот оно слабое звено!
Теперь на беднягу с угрозой глядела косматая белая горилла. Для прочих капитан оставался все тем же курильщиком в вязаном пуловере и белоснежной сорочке с расстегнутым воротом.
– Вы представляете,– сказал почитатель гольфа, – в какие игры мы будем играть, если зависнем здесь еще на полгода. Не думаю, господа ученые, что они придутся вам по вкусу.
Это видели и слышали все кроме одного, которого, погруженного в звенящую тишину, гипнотизировал взгляд красноглазого монстра-альбиноса.
– Ты скажешь мне,– произнёс монстр, не размыкая челюстей,– в чём вы неуверенны.
– Нет, – проблеял бедняга,– это может быть очень рискованно.
– Мне решать, насколько это рискованно!
– О нет же, нет…! Почему я…? Я не имею полной картины…
– А кто имеет?
– Всё очень спорно. У меня одна теория, у других другие. Одна из них противоречит двум другим.
– И твоя противоречит остальным?
– Нет, отнюдь…
– Значит, будем руководствоваться твоими данными.
– Нет, нет… Я не могу брать такую ответственность..! Может случиться…
– Прежде вот, что может с тобой случиться!
Горилла-монстр выскочила, как это показалось солярологу, прямо из экрана и, повалив того на пол, сорвала с его лица маску. Под ней оказалась другая, казалось, еще более бледная. Сорвала и её – снова маска. Её долой – маска. Каждый раз ему мерещился расплывчатый образ женского, именно женского лица, и он стал рвать с неуловимого лика эти ненавистные маски всеми четырьмя конечностями. Благо, горилла так может.
– Я доберусь до тебя!– рычал седой кошмар, клацая ужасными клыками желтого цвета. – Ты мне всё скажешь! Женские штучки…
Надежды на спасение у бедняги не было никакой…
И всё же…
– Прекратить!! – Голос с повелительной интонацией принадлежал кому-то третьему.
– Мне…! Приказывать мне…! – Капитан не сдерживал гнева, кто-то оспаривал его первенство.
Удар был силен и внезапен, отшвырнув гориллу-капитана с лишившегося чувств тела жертвы.
Боли не было. Она, казалось, растворилась в гневе, превратив его в неистовый. Сквозь пелену, застившую глаза, капитан разглядел силуэт того, кто так некстати сунул нос в его дела.
Это был ковбой. Нижняя часть лица скрыта шейным платком, натянутым на нос. Рыжие сапоги со шпорами. Джинсы. Клетчатая рубаха. Шляпа. Пояс с надраенной до блеска бляхой. Всё как положено. Не было лишь револьверов. Вместо них ковбой держал в левой руке свернутый кольцом бич, в плетениях которого сверкали синие искры электрических разрядов. В левой.
– Опять ты! – прохрипел капитан. – Ты!!!
В следующий миг он бросился на него, трансформировавшись за доли секунды в закованного в броню лат кентавра с копьем наперевес. Сейчас он насадит этого мерзавца на остриё, а затем бросит оземь и будет долго и с наслаждением топтать копытами, до кровавого месива.
Бич со свистом рассек воздух и удавом обвился вокруг человечьей части кентавра. Стальные латы защитили от удара, но не стали помехой электрическому заряду, который нес в себе бич. Потрясающий разряд тока обрушился на капитана. Уже теряя сознание, он отметил, что, на сей раз, удар не столь силен, как тот, когда старпом тридцать шесть часов исполнял его обязанности.
* * *
Координатор с тревогой следил за показателями адреналина капитана, скачущими у критических отметок. Не менее тревожные показатели отмечались и у соляролога-два, но обратного свойства. Если первый был готов к агрессивной истерике, то второй был близок к ступору.
Для него все были наблюдаемыми пациентами. Он незримо пребывал в штате экипажа, члены которого в большинстве своем даже и не подозревали о его существовании. Координатор одновременно являлся для всех и доброй феей и злой мачехой. Он безвредно снимал абстинентные синдромы, упреждал фобии, гасил депрессивные синдромы, сглаживал стрессовые состояния и купировал стимуляторами назревающие приступы лени. С другой стороны, не жалея седативных препаратов подавлял чрезмерные позывы к работе во внеурочное время, приступы агрессии, сводил на нет попытки выяснения отношений и, если было очень нужно, подчищал память и делал больно. Порой очень.
Нервные системы каждого члена команды, а вслед за этим поведенческий климат коллектива были сферой действия его полномочий. Экипаж составляли отнюдь не ангелы. Коллектив, если на то пошло, был коллекторным, что сквозь фильтры прошло, то и сгодиться. В условиях изоляции, в таком сонмище то и дело вспыхивали бы лидерские войны, цвели интриги и торжествовала кастовая система от неприкосновенных до неприкасаемых.
Изоляция, кстати, была здесь полной – Солнце напрочь глушило радиосигналы, обрывая связь не только с Землей, но и с прочими кораблями-добытчиками, снующими у чертогов светила. Экстремальные условия работы на околосолнечной орбите вынуждали прибегать к институту так называемых координаторов – этаких комиссаров предпринимательства.
Координатор – уполномоченный на всесилие человек-невидимка, который видит всё и знает обо всех всё в пределах корабля. Он умеет читать показатели датчиков и делать так, чтобы эти показатели были приемлемыми. Он походил на терпеливого зрителя, но с большим запасом увесистых помидор и с правом метания их в актёров, если игра становилась совсем плохой. В реальном театре помидоры, врывающиеся в действие, изгоняют персонажей прочь со сцены и, отчасти, делают сносную концовку плохому спектаклю. Mол, прилетели помидоры и покончили с этим безобразием, попутно порождая новые сюжетные линии – вроде подобного, анекдотичного диалога:
«Ты любишь помидоры?»
«Ну, как сказать?»
«Так любишь или нет?»
«Есть люблю, а так не очень!»
С корабля же, как со сцены не сбежишь, и действие раньше положенного срока не закончится, и если в тебя угодил «помидор» значит предстоит некоторая смена образа, как персонажа, так и его игры. Подмостки всегда одни и те же. Помидоров же великое разнообразие. От абстинентных синдромов, когда от неверных действий становилось только хуже, и легчало от приемлемых, до изоляции и шоковой терапии. Для всего этого у координатора были средства. Он мог воздействовать на них как веществами, так и разрядами, имея доступ к их телам и мозгам, посредством некоторых трубок и проводов. Это было возможно потому, что каждый человек, член команды, заключенный в тесную сферу-капсулу, был облачён в биотехнический скафандр со сложной системой жизнеобеспечения. Бесчисленные трубки и провода подсоединяли человека через вживленные порты к различным модулям. Через них подавались вода и пища, отводились прочь продукты человеческой физиологии, осуществлялись, по мере надобности, обогрев и охлаждение. Можно даже было принять, по желанию, подобие ванны или душ. Электрические импульсы во время физической зарядки заставляли сокращаться мышцы, чтобы тело в условиях невесомости не теряло силы. В зависимости от состояния организма инъектировались различные лекарственные препараты, а то и, если того требовал диагноз, хирургические нанороботы. Такая близость к Солнцу чревата онкологическими заболеваниями. Никто даже и не подозревал о том, что подавляющее большинство членов команды находятся в режиме перманентной химио- и радиотерапии или же претерпевают нанохирургические операции. Все члены экипажа отчасти ощущали действия наномедицины на себе, то и дело обнаруживая в своих зубах новые пломбы.
Координатор тоже был человеком и тоже хотел возвращения домой, но при всем своём желании, не мог быть на стороне капитана. Капитан хотел слышать именно такие факты, которые устраивали бы только его. Фактически он навязывал всю полноту ответственности подчиненному. Навязывал в открытую и силой.