Я спросила Балгуба об этом, и он небрежно подтвердил, что да, одно время орки расплачивались за оружие самородным серебром, но потом торговля практически сошла на нет. Отто пересказал сиру Генриху наш с гномом разговор, и наследник баронства, неплохо знающий причины прекращения этой торговли, только усмехнулся. Упрекать гнома в том, что его Дом покупал у орков награбленное, он однако не стал. А то я уже прикидывала, как бы это перевести повежливее.
Дорога шла и шла в гору, смотрели мы снизу вверх, и потому макушки золотившихся на солнце соломенных крыш увидели только после очередного поворота. Вильям, очевидно, был мужиком неглупым и практичным, у него весь длинный пологий склон, кроме плодовых деревьев, пересекался ещё и шпалерами, к которым были подвязаны ягодные кусты — посаженные, очевидно, не только ради ягод, но и для удержания влаги. Смородина, малина, ежевика, крыжовник росли ближе к хутору, перекрывая обзор, а с открытой стороны распадка колючей стеной вставала живая изгородь из шиповника и тёрна. Попасть в долину таким образом можно было только через ворота — вполне, впрочем, условные. Разве что овцам и коровам помешавшие бы разбрестись за пределы здешних владений, но даже козы бы при желании через них перебрались (впрочем, этих пронырливых мерзавок не всякий забор удержит). Похоже, хуторские и впрямь не слишком боялись новых нападений.
И вряд ли их обрадует, что из-под руки барона, едва ли часто их навещавшего, они теперь подпадут под руку его боевого мага, затеявшего строиться в само’м распадке. Никто, ясное дело, и слова против сказать не посмеет — но и только. С цветами и музыкой Отто точно встречать не будут.
— Вам нравится, сира Вероника?
— Чудесное место, — охотно подтвердила я, оглядывая ухоженную долинку. — Я смотрю, этот Вильям умудряется даже коров держать, не то что коз и овец. Не жалко вам отдавать такое владение?
— У здешних хуторских неважная репутация, — усмехнулся сир Генрих. — Хуже, чем у вязовских, которые с дриадами путаются. Живут в про’клятом месте и не только не мрут или хотя бы разоряются, а ещё и вполне себе неплохо живут. В самый раз для колдуна.
Отто слегка натянуто улыбнулся, а я опять перевела Балгубу наш обмен репликами. Жаль, сир Генрих на Старшей речи объясняется с трудом — всем остальным, включая даже восьмилетнюю девочку, проще было бы разговаривать именно на Старшем наречии, чем без конца переводить слова сира Генриха Балгубу и наоборот.
Ехали мы очень неторопливо — дорога, хоть сухая и ровная, лезла и лезла в горку, а Меллер откровенно берёг и мулов, и шарабан. Никто, впрочем, не возражал: я думаю, не так часто что наследнику баронства, что его магу, что консорту-бакалейщику удавалось неспешно прокатиться по хорошей погоде. Гном разве что щурился даже на осеннем солнце, но недовольным и он не выглядел. Правда, солнце светило скупо и почти не грело; там, куда не попадали его экономные лучи, вода в придорожных канавах даже к полудню так и поблёскивала тончайшими ледяными стрелками, но в закрытой долине ветер почти не чувствовался, а одеты все были достаточно тепло — только знай катайся.
Заметили нас, разумеется, весьма заранее, и кажется, все обитатели хутора высыпали нам навстречу, аж за ворота. Меллер спрыгнул с высокого сиденья и подхватил под мышки Мадлену. А меня совершенно неожиданно почти тем же манером извлёк из шарабана Балгуб: то ли на Меллера посмотрел, то ли подобного требовал гномий этикет. У меня осталось чувство, будто меня деликатно ухватили кузнечными клещами, чтобы убрать с наковальни, но я потёрла локтями помятые рёбра и поблагодарила.
— Доброго денька, — сказал меж тем, кланяясь, весьма упитанный с виду, хотя вовсе не рыхлый дядька с хитренькими глазками. — Ваша милость, ваши милости, окажите честь, отобедайте у нас.
Посматривал он всё больше на Меллера с Балгубом, а не на сеньоров, бывшего и нового, и я подумала, что от такого хутора с таким хозяином я бы тоже не отказалась. Я, между прочим, гораздо полезнее Отто! Может, вспомнить о том, что я женщина как-никак, а им полагается быть противоречивыми, непоследовательными и вообще временами легкомысленными? И сказать сиру Генриху и сиру Отто, что я передумала и пойду, пожалуй, замуж? Да, замуж, а не в гла’вы семьи? Интересно, что бы сир Генрих на это ответил? Приказал бы Отто хватать меня за шкирку и тащить в храм, но никаких разрешений на отдельное проживание ни в коем случае не подписывать?
После неумеренно плотного обеда сударь Вильям вызвался было нас проводить, но мы отказались: заблудиться в распадке было негде, разве что горожанка вроде Клементины или матери Клары умудрилась бы. А идти решили пешком, чтобы дать мулам и лошадям отдохнуть и поесть.
— Вот здесь был старый хутор, — сказал Отто, указывая на едва виднеющиеся сквозь заросли побуревшей крапивы обугленные остовы.
— Никакой магии не чувствую, — проговорила я, когда мы подошли поближе. — Ни тёмной, ни светлой, ни Смерти, ни Листа. Просто заросло всё.
Мы всё-таки обошли островок, заросший сорной травой, чтобы убедиться: никаких проклятий и никаких чар вообще. Люди давно похоронены, скотину давно подъели падальщики, а остатки частокола и строений держатся уже, кажется, только на плетях засохших вьюнков и плюща.
— Выжечь всё в самом деле, когда снег выпадет, — сказала я, отходя к маленькому кладбищу. — Можно было бы просто разобрать, но хуторские всё равно будут думать, что место проклято. Спалим на пару, а потом отца Вернона позовём, а? Пусть освятит для пущего спокойствия.
Отто, что-то такое про себя прикинув, кивнул.
— Горного масла надо бочонок купить, — сказал он. — А то выложимся оба до мигрени.
Оградка местного кладбища (видимо, слишком далеко было возить мёртвых в Волчью Пущу, чтобы хоронить при храме) только скотине не позволяла топтаться по могилам. Отто просунул руку в условную калиточку, скинул крючок, и мы вошли друг за другом. Всех погибших в тот день похоронили вместе, вырезав в каменной плите имена. Я посмотрела в конец столбца: «Ивар — шесть лет, Лена — три года, Кай — четыре месяца»… Да. И почему это дикие, грязные, грубые орки не любят мудрых и утончённых эльфов? Прочитай я этот список Шаку, его бы трясло от бешенства, тупого орка. А ведь сколько среди людей идиотов, причитающих про угасающую великую эльфийскую культуру! Почитали бы сперва про друидские ритуалы и представили бы себя заживо похороненными под корнями какого-нибудь священного древа. Ну, зато это эльфы, прекрасные, величавые, исполненные вековой мудрости и вековой же печали.
Я мотнула головой. Так. Что-то меня заносит. В Академии (в смысле, в городке) и собственно в академии (в смысле, в учебном заведении) хватало и полукровок эльфийских, и квартеронов, и так далее. Были среди них и заносчивые сволочи, были и вполне приятные создания. Как всегда, в общем. Как говаривал один мой приятель, количество говна в разумном существе не зависит ни от расы, ни от пола, ни от возраста, не говоря уж о профессии и уровне образования.
И всё-таки эльфов я не люблю. По мне, уж лучше орки. Правда, здешние жители вряд ли со мною согласятся.
Мы постояли немного у могильной плиты и двинулись дальше. С севера распадок замыкали скалы, поднимающиеся такой же лесенкой, как возле Огрова Пальца, только весьма поскромнее: ступени — пониже, терраски — поуже, вместо мрачноватых ельников — заросли тонконогих ясеней, и ручей, намывший внизу крошечное озерцо, не рушился водопадом, сверкая брызгами на солнце, а сбега’л, бурля мелкими порогами. Брызг, впрочем, тоже хватало.
— Вот здесь, у озерца, — сказал Отто, обращаясь к Балгубу, — рядом с водой, как думаете, мастер?
Тот повертел головой, что-то прикидывая. По лицу его невозможно было понять, нравится ему выбранное новым владетелем место для строительства или он сейчас начнёт перечислять дюжину-другую причин, почему оно никуда не годится с гномьей точки зрения.
А я запрокинула голову, разглядывая первую из террасок, располосовавших склон.
