Он посмотрел на закоченевшую правую руку, на окровавленные кончики пальцев, но ничего не почувствовал. Вообще ничего. Он опустился на колени. У него не было сил даже на крик.

Исчезнувший вдали автобус оставил после себя непроницаемое облако. Он оказался в этом неожиданном снежном вихре, который постепенно, медленно начал стихать.

По другую сторону снежной завесы появился какой-то объект. В движении. И как будто это было связано с ним. Из вихря выступили две фигуры, два широкоплечих мужчины. Один из них все еще махал вслед автобусу, чтобы тот проезжал, как будто в искривленном времени.

Второй мужчина пересек дорогу, поднял кулак и ударил беглеца прямо в лицо. Тот был уверен, что потерял сознание еще до того, как на него обрушился этот удар.

Последним услышанным им звуком был шорох снега, медленно падающего с небес.

Четверг, 12 ноября, 17:48

Белая поверхность. Ничего не происходило, и ни единой подсказки вокруг.

По мере того как поле зрения расширялось, в нем появились параллельные лампы дневного света на белом фоне. Одна из них мигала, слабо, но быстро, освещая нервно пульсирующим светом белый потолок.

Он узнал свет. Он видел его раньше. И все же едва ли это можно было назвать памятью.

Первая сознательная мысль: как удивительно быть таким опустошенным, таким лишенным всего. Только тело. В этом чувствовалась абсурдная свобода. Свобода от прошлого.

Но появилось и совершенно другое ощущение. Как будто в его сознании приоткрывались дверь за дверью. Как будто он действительно в первый раз захотел вспомнить.

Мужской голос властно произнес:

– Сильное переохлаждение, но признаков обморожения нет.

Он перевел взгляд с потолка на одетого в белое мужчину, у которого еще и густая шевелюра была белой. Врач вернул бинт на его правой руке на место и закрепил двумя кусочками пластыря. Потом встретился взглядом с пациентом и долго задумчиво смотрел ему в глаза.

– Я доктор Стенбум, вы меня узнаете, Сэм?

Он покачал головой. Он не узнавал белого человека. Хотя что-то подсказывало ему, что должен бы.

– По крайней мере, с рукой все в порядке, – сказал доктор Стенбум и положил ее, очень аккуратно, ему обратно на бедро.

– Повязка, стало быть, потребовалась не в связи с обморожением, а из-за того, что ваши кончики пальцев были сильно изранены, когда вы попытались разодрать бок автобуса. Мы перевязали каждый палец по отдельности. По нашим сведениям автобус ехал со скоростью больше восьмидесяти километров в час, что объясняет ваши травмы. Все заживет в течение недели-другой. Вы помните, как пытались задержать автобус, Сэм?

К собственному удивлению, он кивнул. Он действительно это помнил. Он помнил всю свою безумную гонку. Он помнил кухню, площадку для курения, террасу, поле. Помнил снег, забивший ему рот. Помнил автобус. Помнил двух широкоплечих мужчин.

– Чего я не совсем понимаю, – продолжил доктор Стенбум, – так это откуда у вас ушибы на лице.

«А я понимаю», – подумал он и слегка улыбнулся. Украдкой улыбнулся. Это вызвало странное натяжение. Он ощупал лицо – вся голова, кажется, была замотана.

– Вы помните, как получили травмы на лице? – спросил врач.

Он покачал головой. Доктор Стенбум, наоборот, покивал, медленно и озабоченно.

– Недавно мне показалось, что я вижу в вашем взгляде понимание, Сэм, но память, похоже, все-таки покинула вас. Вы знаете, какой сегодня день недели?

Он покачал головой. Он не был даже уверен, вспомнит ли названия всех дней. Вроде бы их семь?

– Понедельник, – ответил он.

– Не совсем, – сказал доктор Стенбум, наморщив лоб.

– Вторник, – продолжил он. – Среда, четверг, пятница, воскресенье.

– Вы забыли субботу, Сэм.

Он снова посмотрел на потолок. Он забыл субботу. Он даже не смог сосчитать до семи.

– У вас сотрясение мозга, Сэм, – пояснил доктор. – Возможно, это из-за него, а не из-за… вашего прежнего состояния. Вы можете сказать, как вас зовут?

– Сэм Бергер.

– Хорошо. А вы помните, как попали сюда?

Слабое шевеление внутри, скорее внизу в затылке, чем наверху у макушки. В спинном мозге? Картинка: снег, бешено летящий в лобовое стекло, быстрое отражение в том же стекле, копна волос. Все снова исчезло.

Он покачал головой. Доктор Стенбум кивнул.

– Но вы помните, что пытались сбежать?

Он кивнул.

– Ясное дело, пытался, – сказал он. – Я же не знаю, где я? На Северном полюсе?

Доктор Стенбум засмеялся, но быстро снова посерьезнел.

– Вы помните, кто вас сюда привез?

Опять смутные воспоминания, картинки, в которых чего-то не хватало, как в порванных фотографиях. Он покачал головой.

– Вы помните, был ли это мужчина или женщина?

– Женщина, – моментально ответил он и сам удивился.

– Хорошо, Сэм. А как она выглядела, помните?

– Блондинка.

– У нас есть записи с видеокамер наблюдения у главного входа. Все совпадает, там была светловолосая женщина. Но она оставила вас снаружи, в снегу. Нам пришлось выйти и занести вас на руках, Сэм. Кто она?

Он почувствовал, что моргает. С каждым движением век бинты чуть натягивались. У него и впрямь замотана вся голова?

– Не знаю, – сказал он.

– Мы тоже, – развел руками доктор Стенбум. – У нас нет никаких данных о ваших родных и близких, с которыми мы могли бы связаться теперь, когда вы начинаете выздоравливать.

– Я начинаю выздоравливать?

– Несмотря ни на что, думаю, да, – улыбнулся доктор Стенбум и встал. – Думаю, что вы на пути к выздоровлению, Сэм.

– Понятия не имею, на каком я пути.

– Надо поспешать медленно, Сэм. Если вы не знаете, на каком вы пути, значит, и торопиться по нему идти, наверное, не стоит.

– А что вы сейчас делаете?

– Ввожу обратно капельницу, Сэм. С лекарством, которое мы давали вам все эти две недели. Ту же дозировку. Со временем мы сможем начать снижать дозу.

– А что это за средство?

– Главным образом препарат для парентерального питания. Вы не больно-то могли усваивать пищу другим способом, Сэм. Но еще и успокоительное. Оно было крайне необходимо вам раньше, и оно не меньше нужно вам сейчас, когда к вам постепенно начинает возвращаться сознание.

Он рассмотрел пластыри на сгибе левой руки. Из них торчал желтый катетер. Туда врач вставил трубку, которая вела к капельнице в подставке, высившейся над его головой. Доктор встал рядом с койкой, уперев руки в бока, и посмотрел на лежащего. Нахмурив брови, он сказал:

– Вы бежали, Сэм. Если бы персонал не заметил вашего отсутствия, вас ждала бы верная смерть на морозе. Обычно в таких случаях пациента привязывают к постели ради его же блага. Однако я предпочитаю сейчас этого не делать, потому что верю, что вы понимаете, что бежите не от нас, Сэм, а от реальности, от своих воспоминаний. И судя по тому, что я и остальной персонал слышали в последние недели, возвращение воспоминаний не будет для вас безболезненным. Я хочу, чтобы вы подумали об этом, Сэм, может быть, даже запомнили это. Это не будет безболезненно.

Доктор Стенбум внимательно посмотрел на своего пациента. Потом вышел, закрыв за собой дверь. Кажется, щелкнул замок, запертый снаружи.

Лежа в постели, он, однако, смотрел только на торчащий из руки желтый предмет. Потом начал медленно отдирать полоски пластыря, фиксирующие катетер.

Кожа вокруг того места, где толстая игла входила в вену, была не только посиневшей, но и сильно исколотой. Следы многочисленных уколов более или менее зажили, и не было никакого сомнения в том, что он пролежал здесь весьма долго. Пару недель, так сказал чертов доктор Стенбум, но могло быть и намного больше. Время для него пока еще мало что значило.

Он рывком вытащил иглу из руки. Довольно слабая струйка крови побежала из сгиба локтя, как будто никакого давления в теле не осталось. Потом струйка превратилась в ручеек, и пришлось выхватить из-под головы подушку, сорвать наволочку и положить подушку под локоть. Кровь, извиваясь, медленно стекала вниз, и под рукой расплылось большое пятно.