Под руководством ЦК КП(б)Б на всей территории республики была проведена огромная работа по перестройке партийных и комсомольских органов применительно к новым, военным условиям. Во главе областных, районных и первичных организаций становились мужественные, беспредельно преданные Родине и делу коммунизма люди, партийные и комсомольские вожаки.
Немало среди них было и женщин, принимавших самое активное участие в борьбе с врагом.
Белорусское Полесье… Край необозримых лесов, равнин и озер. В местах этих, ближе к Глуску, с теплотой и уважением вспоминают имя замечательной женщины, коммунистки Марины Ивановны Храпко. Добрая молва о ней среди полесских партизан и жителей окрестных деревень пошла с грозного для всех нас сорок первого года.
Впервые встретить Марину Ивановну мне довелось в сентябре 1942 года южнее Бобруйска. Нелегкое это было время для партизан. Гитлеровское командование, сняв с фронта крупные войсковые части и объединив силы местных гарнизонов, блокировало наш район. Вызвано это было тем, что все магистрали, железнодорожные и шоссейные, находились к этому времени под постоянным огнем народных мстителей. Тысячи солдат вермахта из-за их смелых диверсионных операций не добрались к фронту, многие тонны боеприпасов, оружия и боевой техники взлетели на воздух.
Узнав заблаговременно о планах противника (наши разведчики в Заволочицах, Осиповичах и Бобруйске не прозевали), командование решило обмануть фашистов, ввести их в заблуждение.
И это нам удалось.
В одну из сентябрьских ночей партизаны временно оставили свои лагеря и будто исчезли, растворились в лесных чащобах. А на следующее утро гитлеровцы плотным двойным кольцом окружили покинутые нами лесные массивы. Двое суток пришлось фашистам искать партизан, топчась, по сути дела, на одном месте. Наконец ценой больших усилий им все-таки удалось обнаружить наш след к югу от «варшавки». Столкновение было неизбежным.
Севернее деревни Козловичи Глусского района нашему молодежному отряду пришлось вступить в первую схватку с противником. Она была нелегкой — в течение двух часов бойцам пришлось отбить несколько атак передовых карательных батальонов врага. Однако силы противника значительно превосходили наши. Положение народных мстителей, и без того сложное, с каждым часом ухудшалось. Отряду грозило полное окружение.
В этой трудной ситуации решено было немедленно установить связь с партизанскими отрядами Николая Храпко и Устина Шваякова и начать согласованные действия вместе с ними. Эту задачу поручили мне, тогда комиссару отряда, и разведчику Павлу Федорину.
В тот же день, пройдя несколько километров, выполнили мы задание, однако, условившись с соседями обо всем, выбраться обратно не смогли: путь был отрезан фашистами. Гитлеровские части с яростью обрушились на партизан Храпко и Шваякова. Пользуясь огромным превосходством в силах, каратели окружили отряды, зажав их в плотное кольцо.
День и ночь не умолкали разрывы гранат, гремели автоматные и пулеметные очереди. Каждый метр взятой партизанской территории враг оплачивал потерями. Нередко бои переходили в рукопашные схватки. Партизанам отступать было некуда, и они дрались стойко, яростно и мужественно. Каждый знал, что плен даже для тяжело раненного партизана — это верная смерть. Фашисты не щадили никого, кто вставал с ними на борьбу. Но, конечно, не отсутствие выбора между гибелью в бою и в плену заставляло народных мстителей держаться до последнего. У каждого еще теплилась надежда на победу в этом неравном бою. Это главное.
Установив перед линией обороны отрядов мощные репродукторы, гитлеровцы начали психологическую атаку.
— Ваше положение безнадежно. Сдавайтесь! Сложившим оружие гарантируем жизнь! — разносилось по лесу.
Огнем отвечали партизаны на провокационные призывы фашистов.
Отражением вражеских атак умело и хладнокровно руководили Николай Храпко, Устин Шваяков, комиссар Василий Голодов и начальник штаба отряда Сергей Сыроквашин. Они успевали побывать на всех участках обороны, подавали бойцам пример мужества и выдержки.
Идти на прорыв из окружения довелось и нам: Семену Ольховцу, Павлу Федорину и мне. Именно здесь я и познакомился с Мариной Храпко.
Во время очередной атаки карателей я обратил внимание на молодую темноволосую девушку в армейской гимнастерке, которая, сноровисто перезаряжая свой карабин, вела огонь по наступающим вражеским цепям неподалеку от меня. На вид ей было не больше двадцати пяти лет. Поражали хладнокровие и выдержка — рядом рвались гранаты, свистели пули, срезали ветви деревьев осколки, а она тщательно прицеливалась, нажимала на спусковой крючок, так же спокойно перезаряжала карабин и снова расчетливо выбирала цель. «Ну и дивчина, — подумалось мне тогда. — Молодец!»
На следующий день, проведя разведку на юго-восток, командование отрядов нашло направление прорыва. Под покровом наступившей вскоре ночи партизанские подразделения бесшумно снялись со своих позиций и, прикрытые усиленными пулеметными взводами, двинулись в обнаруженную разведчиками брешь.
Случилось так, что в партизанской колонне, выходившей из окружения, рядом с нами шагала с карабином в руках та самая девушка, на которую я невольно обратил внимание в бою. Выглядела она такой же бодрой и бойкой, хотя всего лишь несколько часов назад на моих глазах партизанке пришлось вместе со всеми выдержать нелегкую схватку с врагом.
— Кто вы? — спросил я.
— Боец отряда Марина Храпко, товарищ комиссар! — задорно отозвалась девушка.
Позже я узнал о славном пути этой активистки нашей партии, который она уже прошла в тылу врага. Марина вступила в ряды тех, кто создавал заново и крепил подпольные партийные ячейки на захваченной фашистами территории, кто поднимал народ на борьбу и организовывал партизанские отряды.
Марину Храпко еще с довоенных времен хорошо знали жители Глусского района. В Жолвинецком сельсовете она избиралась секретарем комсомольской организации, заведовала местной библиотекой. К веселой, задорной и боевой девушке, начитанной и живой, умеющей заинтересовать и увлечь людей, невольно тянулась молодежь.
Вскоре девушку избрали вторым секретарем Глусского районного комитета комсомола, а затем она перешла в районный отдел народного образования.
В сорок первом Храпко принимала самое деятельное участие в подготовке района к эвакуации. За ней был закреплен Жолвинецкий сельсовет. Она как представитель партии делала все для скорейшей переброски на восток зерна, мяса, других продуктов. Врагу не должно остаться ничего!
Прогремев ожесточенными боями, откатилась в глубь страны линия фронта. Родное Полесье под пятой оккупантов. «Будем громить врага в его тылу!» — решила Марина и увела актив окрестных деревень на юг республики, к городу Мозырь.
Дойдя до райцентра Октябрьский, группа встретила партизан. Присмотревшись к девушке, командование предложило ей вернуться в свой Глусский район с ответственной и серьезной задачей — вести разведку и поднимать население на борьбу с оккупантами. И она без колебаний согласилась.
В начале октября 1941 года вместе со своим однофамильцем Константином Храпко Марина отправилась в обратный путь, в захваченный фашистами Глуск. За день оставив позади несколько десятков километров, они миновали деревни Городище, Лучки и многие другие. Картина везде была одна и та же: террор оккупантов, казни, пытки и издевательства над мирными советскими гражданами. Сердце Марины обливалось кровью при виде всего этого.
Под самым Глуском им встретились трое мужчин в выгоревшей командирской форме. Они пробирались на восток, обходя деревни, таясь от посторонних взглядов. После осторожного знакомства и взаимных расспросов все трое примкнули к Марине и Константину. Раздобыв у селян гражданскую одежду и узнав о последних событиях в Глуске (по словам очевидцев, гитлеровцы оборудовали там крупный склад боеприпасов), пятерка решилась на первую диверсию. С планом, предложенным Мариной Храпко, согласились все. Она пошла вперед — на разведку.