Но всеми этими качествами Федор Боравой обладал в полной мере. Иначе и не избрали бы его партизаны сначала командиром первого взвода, а вскоре и командиром отряда «Смерть фашизму»…

20 мая 1942 мая объединенные силы нескольких партизанских отрядов выступили на разгром фашистского гарнизона в большой полесской деревне Любань Октябрьского района. В их числе был и отряд Федора Боравого.

Ожесточенный бой, завязавшийся на окраинах деревни, вскоре переместился на ее улицы. Гитлеровцы, окруженные со всех сторон, упорно сопротивлялись, цепляясь за каждый дом, за каждую постройку. Грохот пулеметных и автоматных очередей, оглушительные взрывы гранат не замолкали ни на минуту.

В цепях наступающих кроме самого командира — еще три сына Прасковьи Боравой: девятнадцатилетний пулеметчик Алексей, широкоплечий, рослый хлопец с удивительно добрыми голубыми глазами, Никита, на два года моложе, и шестнадцатилетний Павел. Вместе с товарищами они — в самом пекле боя, там, где труднее всего и опаснее. Прикрывая друг друга автоматными очередями, братья решительно и хладнокровно преследуют отступающих фашистов.

Враг еще не сломлен. При штурме одного из укреплений гарнизона падают, скошенные пулеметной очередью в упор, несколько молодых партизан. И среди них — смертельно раненный в живот командир отряда Федор Боравой. Быть в первых рядах атакующих молодой командир всегда считал своим непременным долгом.

Партизан Федор Дудко, рискуя жизнью, на руках вынес своего командира с поля боя и, бережно уложив на повозку, погнал ее в лес, в сторону лагеря. Но все было напрасно. Не доезжая нескольких километров до стоянки отряда, недалеко от деревни Смыковичи, партизанский богатырь Федор Боравой скончался.

Безмерно было горе матери, потерявшей сына. Безмерно было горе партизан, потерявших бесстрашного, волевого командира, чуткого и надежного товарища.

Солнечным майским днем, уже по-летнему жарким, хоронил весь отряд Федора и погибших вместе с ним боевых друзей. У простой могилы в скорбном молчании рядом с поникшей матерью стояли ее сыновья-партизаны: Алексей, Никита, Павел. От них ждала она поддержки в постигшем ее огромном горе, в них видела она свою надежду, опору и утешение.

Всю ночь до утра пролежала Прасковья Мартыновна на земле, прижавшись к могиле своего первенца…

Жила она по-прежнему в лесных шалашах, в землянках, но теперь уже поближе к сыновьям, к партизанам — в семейном лагере отряда «Смерть фашизму». Тетя Прося, любимица бойцов, выполняла для них всю посильную, хотя и далеко не легкую работу — стирала одежду и белье, шила, готовила пищу, помогала ухаживать за ранеными. Одним словом — настоящая партизанская мать, заботливая, сердобольная, хлопотливая и, конечно же, бесконечно добрая!

Лето сорок второго проходит в непрерывных боях и стычках с фашистами. В борьбе, в тяжелых походах мужают и закаляются бойцы отряда. И среди них — сыновья Прасковьи Боравой. На боевом счету Алексея, бесстрашного пулеметчика и партизанского подрывника, — четыре вражеских эшелона с техникой и живой силой, пущенные под откос. Он, как и Никита, Павел и Николай, — активный участник дерзкого штурма и взрыва крупного, хорошо охраняемого гитлеровцами железнодорожного моста на реке Птичь.

13 августа 1942 года им предстоял новый тяжелый бой. Незадолго до того гитлеровцы — в который уже раз! — ворвались в партизанскую деревню Шкаву. Здесь поспешно укрепился сильный вражеский гарнизон. Оккупанты намеревались собрать и увезти весь урожай зерновых. Командование бригады приняло решение разгромить фашистов.

На операцию вышли пять отрядов народных мстителей — «Красный Октябрь», «За Родину», «Смерть фашизму», И. С. Губина и А. Д. Сарафанова. Бойцов Федора Боравого вел в бой новый командир отряда, уроженец здешних мест, бывший председатель колхоза Адам Емельянович Папруга. Его жена, Евдокия Федоровна, вместе с Прасковьей Мартыновной Боравой и десятками других женщин из семейного лагеря провожали партизан в опасный путь:

— Удачи вам, родные!

К двенадцати часам отряды заняли исходные рубежи.

Гитлеровский гарнизон, штурм которого нам предстоит, постепенно берется народными мстителями в плотное кольцо. Более шестисот бойцов, на вооружении которых 4 станковых и 15 ручных пулеметов, 3 миномета и две пушки, ждут условного сигнала для атаки.

И вот началось! Артиллерийским и минометным огнем разрушаются укрепления фашистов, подавляются их пулеметные точки, уничтожаются посты. В гарнизоне — явное замешательство. Чувствовалось, что нападение на Шкаву застало оккупантов врасплох. Это только на руку атакующим: их цепи с криком «ура!» приближаются к деревне. И в первых рядах, как всегда, братья Боравые.

А в это же самое время на опушке леса, скрытые ото всех редкими деревьями и кустарником, безмолвно, затаив дыхание, замерли несколько женщин. Судорожно теребя платочки, вздрагивая всем телом от каждого нового взрыва, пулеметной очереди, винтовочного выстрела, они до боли в глазах, вытирая невольные слезы, вглядываются в густые и неровные шеренги наступающих. Это — матери.

Губы женщин безмолвно что-то шепчут. Порой, угадав материнским сердцем в самой гуще партизан сына, то одна, то другая, боясь еще поверить, он ли это, тихо охает:

— Жив! Жив сыночек, жив родной!

И столько в этих словах затаенной радости и любви, гордости и тревоги… До чего же ты трепетно, чутко, беспокойно, материнское сердце!

Проходит около часа, и отзвуки яростного боя на улицах села постепенно стихают. Сопротивление вражеского гарнизона сломлено. Шкава опять партизанская!

Уже под вечер, когда увешанные трофейным оружием, уставшие, но радостные бойцы возвращались на стоянку отряда, первые, кого они встречают еще задолго до лагеря, — их счастливые матери, жены, сестры и дочери. Прасковья Мартыновна Боравая вместе с Евдокией Федоровной Папругой нетерпеливо отыскивают взглядами своих:

— Живы! Целехоньки! С победой вас, родные!

20 мая 1943 года… Для партизанской матери Прасковьи Боравой этот весенний день остался памятен и страшен до самого конца ее жизни, до последнего вздоха. Ровно год назад, день в день, война и фашизм отняли у нее Федора. Не раз и не два за этот год мужественной женщине приходилось провожать в бой Алексея, Никиту, Павла и Николая. Только материнское сердце знает, чего ей это стоит каждый раз. Дети для матерей всегда остаются детьми, какими бы взрослыми, возмужавшими и самостоятельными они ни были!

И вот сегодня им снова предстоит бой. Но отчего же так неспокойно, так тревожно на душе у партизанской матери?

С первых же минут завязавшегося боя вражеские гарнизоны в деревнях Грабье и Ломовичи, на одновременный разгром которых выступили отряды Октябрьского района, оказали неожиданно яростное и упорное сопротивление. Ожесточенная схватка, инициатива в которой принадлежала все-таки партизанам, затянулась надолго. Обе стороны несли серьезные потери.

Постепенно, однако, сопротивление оккупантов начало ослабевать. Одна за другой замолкали пулеметные точки врага, подавленные огнем народных мстителей. И в этот момент, когда победа была, казалось, так близка, со стороны райцентра Озаричи показалась крупная колонна фашистских войск. Это были подкрепления, срочно высланные для поддержки гитлеровских гарнизонов.

Обстановка резко изменилась. Силы подошедшего противника значительно, в несколько раз, превосходили силы партизан. И командир отряда Адам Папруга принял единственно верное в этих условиях решение: начать организованный, с боем, отход. Прикрывать его вместе с другими вызвался пулеметчик Алексей Боравой.

Ожесточенная схватка разгорелась с новой силой. Вокруг, тяжело вздымая землю, рвутся снаряды: гитлеровцы, подтянув артиллерию, пускают ее в ход. Плотный автоматно-пулеметный огонь, обстрел из минометов не прекращался ни на минуту. Но этим невозможно было сломить волю народных мстителей.

Осколком снаряда перебита нога у партизана Федора Белого, ступня держится лишь на тонком лоскуте кожи, обильно хлещет кровь. Не раздумывая ни минуты, боец единым взмахом ножа отсекает искромсанную ступню и, пересиливая наступающую от потери крови слабость, продолжает отстреливаться от наседающих врагов. Гитлеровцы окружили Федора, и тогда молодой комсомолец, выхватив последнюю гранату, с криком «За Родину!» подорвал себя вместе с группой наседавших оккупантов.