Казалось бы, судьба полностью ему благоволила. Его младший сын, наш Мясник, с семи лет уже научился крепко держать топор и разделочный нож в своих маленьких ручонках. Отец его, и сам прекрасно разбиравшийся в анатомии крупного и мелкого рогатого скота, отдал мальчика на обучение своему старому отцу, который, кроме всего прочего, был известным знахарем и костоправом. Тот с азартом принялся посвящать любимого внука в анатомические тонкости баранов. Так сказать, разбирали их по косточкам за неимением других достойных этого дитяти игрушек. К восьми годам юное дарование уже прекрасно разбиралось в анатомии, а по части умения разделывать туши превзошло самого учителя. Говорят, что всего трех-четырех ударов топора юному вундеркинду было достаточно, чтобы вся туша распадалась на куски. Опытные мастера только диву давались и потихоньку осеняли себя крестным знамением. Отец был счастлив. На местных ярмарках он заставлял сына разыгрывать настоящие спектакли. Мальчику завязывали глаза, клали перед ним целую тушу, и на глазах многочисленных зрителей он несколькими филигранно точными ударами топора разделял ее на все составные части. Со стороны это выглядело как настоящая магия. Иногда, чтобы придать действию еще и театрального драматизма, на тушу сверху клали маленького полуслепого котенка. Говорят, что ни один котенок ни разу не пострадал при этом кровавом спектакле.

Наблюдая за необыкновенными успехами своего гениального сына, отец рисовал в мечтах для него самое светлое будущее. Но всем надеждам скоро пришел неожиданный конец. Юное дарование, к его несчастью, как все нормальные дети, ходило в школу. И вот однажды на уроке литературы детям задали читать рассказ Антона Павловича Чехова «Каштанка». Рассказ этот произвел на мальчика впечатление, сравнимое разве что с землетрясением. Он ведь раньше никогда не задумывался над тем, что животные так же, как и люди, способны чувствовать физическую боль и испытывать душевные муки. И – самое ужасное – они, оказывается, прекрасно осознают все, что с ними происходит, и способны это как-то осмысливать на свой манер…

Мальчики кровавые в глазах царя Бориса ничто перед муками юного подростка. У него в глазах были целые стада невинных агнцев, которых он успел разделать за свою недолгую жизнь. Он представлял, как они, прежде чем попасть под его безжалостный топор, мирно паслись на лугу, безмятежно радовались своему простому бараньему счастью, подставляли мохнатые бока солнышку, мирно жевали травку и, наверное, философствовали о чем-то в своих простых и добрых бараньих душах…

Нашего Мясника начали грызть совсем недетские муки совести. Отец его по этому поводу наверняка думал, что некоторых великих русских писателей как можно скорее следует навсегда исключить из школьной программы, чтобы на корню пресекать подобные прецеденты. Иначе рано или поздно все мясокомбинаты остановятся из-за отсутствия желающих там работать, и ему самому останется продолжать любимое дело разве что в качестве хобби.

Потом, в довесок к Чехову, на Мясника обрушился Сергей Есенин с его душещипательным описанием того, как в зимней проруби утопили щенков несчастной деревенской собаки, и слезы из ее безутешных глаз падали золотыми звездами в снег. И самой последней каплей, переполнившей чашу сострадания, стал рассказ Льва Николаевича Толстого о посещении им тульской скотобойни. После этого Мясник напрочь отказался есть мясо и даже близко подходить к разделочному столу.

Отец его, впрочем, списывал все эти дивные метаморфозы, происходящие с сыном, на переходный возраст и сильно не паниковал. Он был уверен, что рано или поздно все вернется на круги своя, и его сын станет великим продолжателем дела своего Рода. Особенно большие надежды отец возлагал на предстоящую армейскую службу, полагая, что она выбьет из сына всю книжную дурь и сделает настоящим мужчиной. Однако ж с этим неожиданно возникли серьезные проблемы, потому что неразумный сын, словно прочитав его тайные мысли, предпринял такой тактический ход, который мог окончательно все испортить. Сын потомственного мясника не придумал ничего лучше, как вступить в секту баптистов. Дурные последствия этого необдуманного шага сказались немедленно. Во-первых, его сын вдруг совершенно неожиданно перестал материться, да и вообще повышать на кого-либо голос.

– Твою мать, ну просто как неродной! – иногда в сердцах восклицал отец, взирая с удивлением на своего воспитанного и культурного сына, тревожно перебирая в памяти всех известных ему предков по мужской линии и совершенно не понимая, в кого же тот такой уродился.

Во-вторых, к вегетарианству теперь добавился категоричный отказ брать в руки огнестрельное оружие и давать воинскую присягу. У юных призывников с такими убогими моральными принципами была только одна дорога – стройбат, куда его сын в итоге и попал, дослужившись за два года до звания ефрейтора. И это в стране, где бытовало стойкое убеждение, что лучше иметь дочь проститутку, чем сына ефрейтора! Думаю, если бы старина Кант прознал в свое время про сей морально-нравственный императив, он обязательно присовокупил бы его к своему знаменитому четвертому доказательству бытия Бога, сделав оное уже, наконец, фатально неопровержимым…

В армии Мясник окончательно решил, что домой он больше не вернется. Он ненавидел свое детство, которого, благодаря стараниям родного отца, по существу и не было вовсе. Вопрос, куда податься после дембеля, решился сам собой. Среди сослуживцев юноши был новосибирец, собиравшийся после армейки поступить в Новосибирский государственный университет. Он-то и открыл глаза Мяснику на то, что существуют особые льготы для абитуриентов, прошедших армию. Но самое главное, он по дружбе обещал помочь ему сдать все экзамены, если Мясник будет поступать с ним вместе на геологический факультет.

Мясник с энтузиазмом утопающего ухватился за эту соломинку. Поступить в ВУЗ самостоятельно он даже и не мечтал, потому что у нашего сельского гуманитария напрочь отсутствовали даже зачатки абстрактного мышления. В школе по всем предметам у него были твердые тройки. Ставили ему их, впрочем, не за знания, а исключительно за хорошее поведение, из уважения к отцу и его собственному мастерству мясника, которое, как вы понимаете, к школьной программе не имело ни малейшего отношения. Единственное, что он знал в совершенстве – это анатомию баранов. После обучения у деда он, вдобавок, уже и сам стал неплохим костоправом и иногда был способен даже ставить диагнозы заболевшим односельчанам.

Сразу после дембеля Мясник рванул в Новосибирск и с помощью своего армейского приятеля успешно поступил на геологический факультет НГУ. Но поступить – полдела. Дальше нужно было сдавать первую сессию, после которой, как ему объяснили, можно уже ничего не бояться.

Мясник фанатично взялся за учебу. Благодаря хорошей памяти он с первого раза запоминал чуть ли не целиком целые страницы учебников, не всегда, впрочем, понимая, о чем идет речь. Но главной проблемой оказалось следующее: кроме знаний о минералах и строении земли, нужно было уметь решать задачи по физике и математике. О чем тут можно говорить, если даже на то, чтобы понять определение заурядной математической функции, ему потребовалось почти две недели напряженных умственных усилий. Говорят, он не спал ночами, пытаясь самостоятельно вычислить какой-нибудь самый захудышный интеграл или найти предел у простенькой функции.