*

«Я — твоя стена, Йолла. Ты никого не убьёшь». Она никого не убьёт, ага. Тварь эта, которая внутри, то есть. Рвется и щупальца распускает, только вот куда ей — против ледяной-то стены. Не ору, не бьюсь, не путаюсь — спокойно, Йолла, спокойно давай. Грифон Грентль сегодня раздражённый, что его побеспокоили. Еще его шпыняют другие грифоны: он самый слабый. Надо Грызи сказать. Черная тварь ползет по стене, расплывается потеками, следит, дай ей волю — набросится. Только нет у нее, сволочи, никаких шансов. «Ты никого не убьёшь, Йолла. Без шансов. А теперь выходи». Это уж тоже привычно: разрыв соединения, вздохнуть, открыть глаза. Даже на подушки не грохнулась: на ногах.  — Выход из соединения уже мягче. Хорошо, Йолла. Вздыхаю, машу рукой — оно, конечно, здорово, только сколько на месте топтаться будем? Я, конечно, за десять дней приноровилась. С кем только не работали — с фениксами, со шнырками опять, даже с козой Олсен. Иногда и по два урока на день. Так что уж освоилась: даже если случайно влетаю в соединение — теперь спокойненько жду, сколько надо, не паникую, выхожу. Только эта тварь страшная жутко мешает — всё следит и лезет, норовит протянуть щупальца — коснуться того, что за стеной. Любопытная, наверное. Ну, пока что в сознание к животным — только с наставником вдвоем, а то можно представить, что я-то в одиночку наворочу. Оно и лучше — спокойнее. Гадкая не-я мечется, а ты ее только придерживаешь, а то ей если волю дать — она ж на тебя сверху такое обрушит. Затопит болью, задавит памятью.  — …но так нельзя. Моргаю. Нэйш вроде как щурится на грифона, а Грентль тоже на него мрачновато поглядывает и клювом щёлкает.  — Как то есть нельзя?  — Закрываться от Дара так, как это делаешь ты. Полностью разделять себя и его. Он что же, думает, что эта дрянь кошмарная и есть мой Дар? А хотя это ж я, какой мне еще могли подкинуть, спрашивается.  — Почему?  — Почему нельзя закрываться?  — Ну… да. Я ж вроде как для того и учусь. Чтобы овладеть, но никогда не пользоваться. Последнее говорю шепотом, как по секрету. А то вдруг Мел где недалеко — что-то мне кажется, она не скажет мне спасибо за такие намерения. Грифон и Нэйш играют в «кто кого пересмотрит». Одинаково не мигают и одинаково замерли.  — Ключевое слово — овладеть, Йолла. Нельзя управлять тем, что отталкиваешь всеми силами. Молчу, соплю, ковыряю носком сапога землю. Ну, так ведь хорошо шло всё: и выходила из соединения нормально, и тварь черная ничего никому не делает…  — Рихард. Почему Дар такая дрянь? Наставник моргает и поворачивается ко мне с поднятыми бровями. Грифон тоже зачем-то поворачивается ко мне. Мины — один в один.  — Ну, я-то в дневниках Гриз читала и слышала, что его называют Даром Боли. Всё знала, короче. Только не представляла — насколько он… Это же проклятие какое-то, честное слово, это же… убил раз — необратимо. Пролил кровь — свернул с дороги. И ты всё время видишь — как им всем… что они злятся, что им больно, что они голодные… Ким говорит, что иногда быть «пустым элементом» в стотыщ раз лучше, потому как за себя можешь решать. А Гриз всё твердит, что Дар — драгоценность, а он не драгоценность, он такое… Останавливаюсь — горло захлестнуло, аж пищать начала. Прокашливаюсь, говорю спокойнее уже:  — Почему его вообще называют Даром, будто это что-то хорошее.  — Может, потому что нас не спрашивают — хотим ли мы это получить. Будто подарок, который тебе всунули в руки на Хороводный день. С невозможностью передарить. Усмехается — тоже, время для шуточек нашёл. Потом видит, что я не улыбаюсь.  — Иногда обретать что-то даже сложнее, чем терять. Грифон встряхивается, топорщит перья, прячет голову под крыло — у них к зиме сонливость повышенная…  — Почему?  — Потому что не всегда мы понимаем — что получили. Это как если бы… — он будто рисует в воздухе. — Представь, что человек был слеп — и обрел зрение. Или был глух и смог слышать. Или у того, кто приспособился жить с одной рукой — появилась другая. Преимущества не всегда заметны, и часто полученное кажется… лишним. Мешает. Или даже причиняет боль — особенно когда начинаешь узнавать Дар не с самых светлых сторон. Ого, как шпарит — наверное, подготовился. Он бы прямо в Академии мог бы выступать — то-то студентки бы на лекциях глазами ели.  — С каких-таких светлых сторон?! Упираю руки в бока. Вот честное слово — лучше б он на меня заорал, что ли, а то… я будто бы на базаре, где мне втирали что-то распрекрасно-драгоценное. А потом глядишь — гниль какую-то всунули, и тащишься, обманутый, домой.  — Какие у этого… вообще светлые стороны? Тебе оно что-то дало? Ну там… хорошее что-то принесло? Пусть вот только не врёт, каким его это сделало счастливым — будто я не видала, как Аманда над сердечными зельями колдует. И про тех единорогов мёртвых от Кани слыхала. Ага, и я-то уж помню, что тут в питомнике было, пока Гриз не вернулась. Такое счастье, что Гроски по три раза на неделю хотел от нас на Рифы съехать.  — Ну, ты, например, получаешь возможность кого-нибудь спасти. Нет? Соплю носом сердито — этим ты меня не купишь, Ким вон и без Дара помогать и спасать всё рвётся… Наставник трогает губы, будто бы пробует какие-то мысли на вкус. Вроде как, я его с головы до ног осчастливила.  — Интересный вопрос. Наверное, это действительно что-то вроде нового органа чувств. Ты получаешь возможность смотреть со стороны. Многие вещи видятся в ином свете, другие видишь более ясно, более чётко. Словно обретают краски или… грани. Ещё художник выискался.  — Да мне-то оно на что, — говорю хрипло, а в груди — будто подпалили что. — Как с этой дрянью вообще нужно сжиться, как можно говорить, что это что-то хорошее, драгоценное, когда оно… Рихард. Как можно любить то, что причиняет боль?! Грифон мерно дышит — тихо линяет сизыми перьями. Падают — одно за другим, опять вольерные будут ругаться, что после уборки — хоть сто подушек набивай. Нэйш молчит и рассматривает дверь загона. Сейчас, небось, опять заведёт — что он там себе в блокнотике перед уроком написал. Только не желаю я всё это слышать.  — Ты же тоже… — говорю упрямо. Хоть и лучше б мне помолчать, конечно. — Только не начинай тут, что ты от этого дела без ума. Да если б тебе предложили бы взять, да и избавиться от этого и стать как раньше — ты бы…  — Полагаешь? Вид у него такой — будто ему и правда интересно, что я там себе полагаю.  — А что, если б у тебя был выбор, ты бы…  — То есть, у меня его не было? И брови приподнимает — удивленный с ног до головы. Стоим друг напротив друга. Костяшки на кулаках болят, а глаза щиплет. Ворочается и вздыхает грифон за прутьями. Внутри тоже что-то ворочается — наверное, не-я чёрная вылезла, будь она неладна. Подзуживает: давай, мол, выложи ему всё. Что если б Гриз не вернулась — наплевал бы он на Дар, на питомник, на всё. Что не было у него выбора — Истинный варг, врожденный, весь такая из себя легенда. И потому он везучий, вир его забери. Что не надо сравнивать пурру с алапардом, да и вообще. Уже почти рот открываю — только за миг до этого открывается дверь. В дверях — Ким, и это будто явление Ребенка Энкера посередь кровавой бойни.  — Кани сказала, Йолла здесь, я подумал… а. Вы не закончили?  — Мы закончили, — говорит Нэйш таким тоном, будто по лицу прочитал всё, что я хотела проорать. У меня сердце камнем валится в желудок. Потом наставник добавляет: — На сегодня. Молча киваю — наверное, до завтра. И выхожу из сарая вместе с Кимом. Может, он изобрел какой-то проблемоулавливатель, не знаю. И жду — чего ему надо, или что он скажет. Но он только вдруг берет меня за руку, как маленькую. И, может, надо бы вырвать ладонь — меня так даже ма не водила лет с пяти… Но я с чего-то только благодарно киваю и стискиваю ему ладонь — теплые пальцы опять перемазаны каким-то мазутом. Может когда стены перестают работать — сгодится хоть это. МЕЛОНИ ДРАККАНТ Разговор с Мелкой не идет из головы весь день. Тем более — сама Мелкая забилась в норку. В мастерскую к Киму — как перепуганный шнырок. Не иду выкуривать, спрашиваю только у Кима — она как?  — Она почти не путает отвертки, — выдает Шибздрик, который опять в состоянии какого-то своего осенения. И захлопывает дверь. Тут еще Балбеска с муженьком из рейда возвращаются с богатым уловом: отобрали у контрабандистов шестерку нервных керберов. Один так даже редкий четырехглавка — ну, как возле такой лапули не сидеть. В общем, дел по горло, а Мелкая из головы не вылезает. Так что я решаю перехватить Грызи и обговорить кой-что. Попутно решить — нужно ли уже свежевать Синеглазку или потерпеть с недельку. Только направляюсь на прощание — глянуть, как там с керберами. Иду к временным клеткам…  — …в шаге, думаю. Если не ближе. Натыкаюсь на голос Синеглазки, как на стену. И этот здесь. Чего ему вздумало с керберами потрепаться?  — Знаю. Говорила с ней, — а это уже Грызи. Стало быть, про Мелкую разговор. Следопытствовать, конечно, последнее дело. Но да вдруг узнаю что хорошее. Печать на ладони вспыхивает теплом. Делаю сколько-то шагов — выхожу на прямую линию. Теперь вижу их — как раз стоят перед клетками керберов-новичков.  — Толку с этих разговоров… Йолла знает — что для меня Дар, вот и закрывается изо всех сил. Врёт мне и, думаю, теперь ещё и боится.  — Забавно.  — Ни черта не забавно, — отрубает Грызи одновременно со мной.  — Забавно оказаться наивным. Знаешь… В начале занятий я полагал, что боязнь разочаровать тебя может быть неплохой мотивацией. Нелепо, конечно — принимать Дар из любви к кому-то другому, но мне казалось, что это могло бы сработать — до сегодняшнего дня. Керберы поднимают свирепый предупредительный вой — каждый из своей клетки. Слушать тяжело, уши приходится напрягать сильнее, чем глаза.  — Тебе ничего не сказало то, что она пытается убить и Дар и себя?  — Об уровне ее ненависти к полученному? Сказало, но… — смешочек сквозь зубы, — Думал, ты сможешь ее убедить в том, насколько это ценное приобретение.  — Убеждать в чём-то, когда она сама чувствует совсем другое? Ха. Но в любом случае, я буду пытаться, если выйдет тот вариант, который ты мне обрисовал. Что еще там за вариант? Прогнозы Синеглазки — могу себе представить, сколько там оптимизма. Нэйш что-то там расхаживает вдоль вольеров — будто решил оказаться от Грызи подальше. Или будто ждет, что она с чего-то сейчас выхватит кнут и устроит ему показательную порку.  — Это было… предсказуемо, не так ли?  — Что она придёт к мысли не входить в соединение и не пользоваться Даром?  — Что обучение закончится так. Кажется, я говорил, аталия, что могу обучать… только определенным вещам. Слабые точки. Точность удара. Мясник ведет пальцами по прутьям, за которыми беснуется кербер Уголек — исходит на злобный рык двумя головами.  — Прочные клетки. Грызи подходит не спеша. Лязгает задвижка.  — Разве ты не научился их не только строить, но и отпирать? Уголёк замирает и недоверчиво смотрит на руку варга, которая внезапно отпускает его на свободу. В двух горлах клокочет предупредительный рык. Сейчас прыгнет. Варги отступают от клетки разом.  — С другими это… сложнее.