====== Задача для варга-1 ======
Любители мифов, усбагойтесь, всё пишется, и мы скоро поржём!
Любители варгов… кхм, такие есть?) Тогда сразу предупреждаю: весь рассказ построен на психологических поединках и разговорах. Мало экшона, много Нэйша, Гриз, нового перса.
Внимание! Рассказ — прямое продолжение «Ловушки для варга» (вы же хотели узнать — кто стоял за ловушкой?). О семье Нэйша говорилось в рассказе «Узы варга» — тут делаются отсылки.
ГРИЗЕЛЬДА АРДЕЛЛ
Обитатели в «Ковчеге» разные — и вкусов не счесть, чего бы дело ни касалось, например, времени дня. Аманда обожает лунные ночи («Тогда самые таинственные травы говорят в полный голос, моя дорогая»), Гроски больше по вкусу сумерки («Самое время для хороших посиделок»), а Мел вот любит сонное время после первого кормления («На зверей посмотреть — самое то»). Ей вот всегда нравилось утро. Каждое — неизменно новенькое: искупавшееся в весеннем дожде, или заплакавшее росой, или схваченное ранними заморозками. Утра — капризные младенцы, умиляющие своей невинностью. Несущие кучу сюрпризов: это-то что принесёт? И неизменно подкидывающие тысячи, тысячи, тысячи дел. Этот осенний утренний младенец выдался что-то на редкость избалованным: обхаживай его, обрабатывай! Покоя — ни секунды: сначала утренний расклад и отчёт. Нэйш пока так и не вернулся из поездки за очередным варгом. Грифонят нужно переводить на твёрдую пищу. Один из яприлей кашляет, а так всё в порядке: осенняя линька в разгаре. Партию золотистых йосс скоро можно будет выпускать… Ночью объявились какие-то дурные браконьеры, теперь вот сидят на деревьях, а егеря посмеиваются.
Утро-младенец расправляет плечи, учится ходить. Мел привычно воюет с вольерными за качество кормов и чистку клеток: «Оболтусы безрукие!» К новенькой ученице попытался пролезть романтически настроенный жених: «Я увезу тебя из этого кошмарного места!» Сдать балбеса родителям, убить полчаса на дипломатические переговоры. Обучение первой группы учеников-варгов — начальный уровень, тренировать на шнырках и пуррах. Десмонд и Лайл доставляют от браконьеров раненую и порядком облезшую стимфу, Гроски неопределенно ухмыляется: «Можно я не буду рассказывать, как мы ее доставали?» Конечно, можно, Лайл — лучше вызови мне Аманду: стимфа бешено ворочает глазами, из клюва летят угрожающие звуки, готова метать во всё и вся оставшиеся серебряные перья. Успокоить, убедить в том, что здесь ей ничего не угрожает, оставить на Мел и Аманду. Обучение второй группы учеников — продвинутый уровень, тренировать на бескрылых гарпиях и яприлях…
В питомнике ходят упорные слухи, что Гриз Арделл после своей отлучки в иные миры научилась как минимум раздваиваться. Вздор — просто правильное распределение времени и чёткий список дел… ага, вот внезапное: сгонять на выезд к группе Лотти, от них пришёл сигнал, что что-то серьёзное. Ничего серьёзного — юные варги просто не включили в свои расчёты материнский инстинкт разбуянившихся керберов, вот у них и не ладится. День стелется под ноги, вырастает и щедро швыряет на стены ее крепости осадные лестницы, по лестницам карабкаются новые и новые дела. Эффи, дочь Кани, опять уползла непонятно куда. Обучение третьей группы. Вроде, поесть забыла. Прибегает Аманда: «Ты должна это видеть, сладкая!» «Это» — Эоми Хоннс, бывшая ученица, ныне пациентка лекарской почти безвылазно. После того, как ее вытащили из поместья госпожи Мантико, девочка так и не отошла от воздействия выморков на сознание. Четыре месяца прошло, и к ней, вроде бы, вернулись связная речь и мышление — в лекарской вот помогает, начала учиться составлять зелья. Только вот иногда Эоми стекленеет глазами, начинает бессмысленно раскачиваться, ронять обрывистые фразы…
К животным Хоннс подходить не может: воля и Дар обращены на одно — подчиняться. Аманда разводит руками: «Память целить сложно, дорогая. Исцелить искалеченный Дар… ты понимаешь сама. Может, это пройдет со временем».
Сегодня вот Эоми кричит. Кричит и неистово бьётся в защитную сферу, ломает о плёнку магии ногти, и изворачивается. Бессловный, страшный вопль того, кого позвали и кто должен идти. Кто пытается дотянуться. — Лежать! — окрик Гриз действует почти как пощёчина. — Тебя учили не вслушиваться, держать баланс. Закрывай Дар! Слушай меня, не их. Аманда мановением руки снимает сферу, и Гриз прижимает девушку за плечи к постели — Эоми неожиданно сильна — и повторяет, глядя в глаза, где проступила сетка голубых разводов: «Меня! Слушай меня! Мы вместе! Вместе!» — Вместе, — шепчет девушка довольно скоро. Моргает недоуменно. — Мы вместе… Гриз? А что было? Это же не те… И ее тут же начинает колотить, а это уже плохо: как бы обратно не нырнула. — Даже если и они — мы сейчас разберемся, — говорит Гриз, поглаживая ее по плечу. — Аманда с тобой посидит, так, Аманда? Даст чего-нибудь, чтобы ты была пободрее — нет, сейчас лучше не спать. Аманда щебечет, что конечно-конечно, сейчас всё будет, и ей совершенно необходима помощь Эоми, а то у нее вот травы не разобраны уж сколько дней… Гриз идёт отыскивать Кани. Уже нашедшую свою уползшую дочь. — Нет, ну то, что она разлеглась в камине — это полбеды, но то, что нахлобучила на себя кошку для маскировки… О, что, дельце есть? Шикарно! — Возьми Мел, пошарьте в окрестностях — похоже, где-то поблизости выморки шастают. Нэйш возвращается с перепуганным насмерть парнем лет пятнадцати. Новичка-варга нужно успокоить, объяснить — в чём дело, Нэйш отправляется шастать по окрестностям — вдруг всё же выморки. Ближе к вечеру заявляется Мел: «Ни черта не нашли, но следы странные. Пусть Балбеска с Синеглазкой там шарятся, у меня дел и в питомнике хватает». Эоми в порядке, приступы не повторяются. Яприли запевают свои вечерние песни… Когда, спрашивается, успел состариться младенец-день? Гриз пожимает плечами, садится разбирать письма — те, которые лично ей, с деловой перепиской воюют Гроски и Десмонд. Приглашения на пустые светские рауты — в сторону, угрозы — в корзину, бредовости в духе «я слышал про вас легенды, будьте моей суженой» — туда же, отличная растопка для камина… — Аталия. Я нужен в питомнике? Рихард Нэйш по старой привычке всё так и ходит как смерть — бесшумно объявляясь у тебя над ухом в самый неподходящий момент. Когда-то она думала, что не сможет привыкнуть. Нет, привыкнуть нельзя только к этой его манере задавать такие вот вопросы. Смысл которых доходит не сразу. — Сейчас, я имею в виду. Я хотел бы отлучиться… на два или три дня — больше, думаю, не потребуется. Гриз медленно откладывает очередное приглашение — будто оно может вспыхнуть в пальцах. Поворачивается и пытается уловить хоть что-нибудь за совершеннейшей безмятежностью, опущенными ресницами… что-нибудь, из-за чего он явился предупреждать ее об отлучке, хотя раньше никогда не предупреждал. — Конечно. Случилось что-то? — В некотором роде, — он присаживается на край стола. Протягивает ей листок, — в некотором роде это и дело питомника в том числе. Раз уж Далия числится совладельцем нашего зверинца в Исихо… Конечно, они написали, что с похоронами дело решилось, но бюрократия… думаю, без моего присутствия волокита с наследством сестры продлится неоправданно долго. Глаза Гриз выхватывают главное: «сегодня ночью, сердце, приезжай пожалуйста…» Сегодня — это уже вчера. Рука Далии Шеворт дрожит, чернила расплываются, каждый взгляд на строчку — обжигает, как прикосновение к чужому горю. — Твоя… — Айрена Шеворт мертва, и ее примет вода. Верно, аталия, — Нэйш расправляет складку на дорожном плаще. — Полагаешь, мне следует нарядиться в траур? Обычно людям, потерявшим мать, сочувствуют. Что говорят людям, потерявшим кого-то, кого ненавидел? — Поехать с тобой? Рихард вскидывает брови, подцепляет прядь её волос с плеча, начинает задумчиво ею играть. — Соблазнительно, аталия… но, думаю, нет смысла. Кажется, у Далии есть поддержка — некая госпожа Мерихан. Компаньонка моей дорогой матушки, насколько я понял из предыдущих писем сестры. Приходится взглянуть на письмо пристальнее. «Госпожа Мерихан организует прощание, в храме Хозяйки Вод»… «Она была с ней до последнего, очень заботится обо мне…» — Думаешь…? — Рано что-то предполагать. Но с учётом того, что эта компаньонка объявилась около трёх месяцев назад — стоит свести с ней знакомство. Если вдруг срочный вызов или проблемы… я буду на связи. Нужно отдать письмо — вспоминает она, на миг опускает взгляд к столу… а когда поднимает — за Рихардом Нэйшем уже захлопывается дверь. Лежат на столе недоразобранные письма, поверх них — полурасплывшиеся строчки, полные горем. «Память сложно исцелить», — повторяет Аманда иногда… вот бы можно было исцелить горе или ненависть. Вот бы… Состарившийся день скрипуче посмеивается — ветром в ставнях. Собирается вскоре умереть — вслед за капризной женщиной с золотыми волосами. И обещает бурю — через два дня, три дня… Тогда будет совсем другое утро — тревожное.
