− Ты хочешь продолжать эту шахматную партию? – спросил принц и, словив ее непонимающий взгляд, пояснил: – Я привык думать и переставлять шахматные фигуры, не следя за игрой, но тебе они могут мешать.

Канелия улыбнулась и отмахнулась, словно эта игра − сущий пустяк, а не единственное, чем можно прикрыть свои долгие размышления. Сказать хоть что-то вслух она не решилась.

− Спрашивай, − напомнил принц, делая свой ход и подаваясь вперед.

Сделав еще один глоток, он отставил бокал подальше от доски и подпер подбородок кулаком, внимательно следя за каждой чертой ее лица. Его взгляд явно вылавливал суть и не пытался таить это, скорее спрашивал: что еще ты прячешь в своих глубинах?

− А куда подевалась ваша матушка? – спросила Канелия быстро, пытаясь понять, насколько откровенные вопросы можно задавать.

− Не угадала, − с улыбкой ответил принц. – Если ты думаешь, что подход к мужчине можно найти, поняв, кто его мать, то это не мой случай. Моя мама, королева Тиндора, была дочерью герцога Вилиндора, если это тебе хоть о чем-то говорит. Ей не было дела до меня, а мне до нее, поэтому, когда ее убили за измену королю, а потом сказали всем, что она сама ушла в монастырь, я не испытал ровным счетом ничего. По крайней мере, таких чувств, как у тебя, у меня смерть матери точно не вызвала.

Он действительно не лукавил, Канелия в этом не сомневалась и ежилась от прямого взгляда в глаза.

− Ясно, − неловко ответила она и сделала ход.

− Ты знаешь, что мой отец не спит без стражи? – спросил принц, почти не глядя переставляя белого короля. − Даже не так. Он не играет с такими как ты без стражи в собственной спальне.

− Играет, если доверяет, − прошептала Кенли и тут же прикусила губу, понимая, что Ноктем наверняка знает больше, чем любовница тех далеких времен, когда они оба были совсем маленькими детьми.

− А ты много знаешь о привычках отца? – спросила она и только потом поняла, что даже не обдумала вопрос. Он вытек из нее так же легко, как вытекали из уст ответы.

− Достаточно. Я же его сын.

Ноктем пожал плечами и скинул белого короля с шахматной доски.

− Не хочу играть, − признался он и тут же посмотрел ей в глаза: – Ты научилась драться?

− Я старалась развивать то, чему меня учили в детстве, − не задумываясь ответила девушка и не смогла замолчать, продолжая откровения: − Меня запрещено было бить, чтобы кожу трофейную не попортить, потому в наказание меня запирали в пустой комнате, когда я делала что-то не так. Там я легко могла тренироваться и отрабатывать удары. Жаль, меча у меня не было, думаю, я уже ничего не смогу им сделать. Только зачем ты… вы… Как вообще мне к тебе обращаться?

Она даже выдохнула, выпалив все это, словно пробежала марафон.

− Можно просто по имени, когда мы наедине, а так я вроде пока «высочество», даже наследное, единственное и неповторимое, − ответил Ноктем, весело улыбаясь, словно сказанное его забавляло, вновь взял бокал и, покачивая его в руках, спросил: − И что тебе, нравится роль любовницы самого владыки?

− Балдыки! − в тон ему ответила Канелия и вся сжалась от ужаса, не зная, что теперь может произойти.

Принц рассмеялся, едва не выплеснув вино, и даже отвернулся, схватившись за бок.

− И это он мне говорит, какая ты жалкая и сломленная, − прошептал он, весело улыбаясь. – Какая коварная асторка.

− У вас с ним спор на мой счет? – взволнованно спросила Канелия, сжимая под столом кулаки, да так сильно, что ногти впились в кожу и, причиняя боль, мешали языку бесконтрольно плести все, что ему захочется.

− Можно и так сказать, − развел руками принц. – Хотя это нельзя назвать спором. Просто он уверен, что всех можно превратить в лизоблюдов и присмыкателей, а я так не думаю. Не находишь, что доказать ему собственную глупость – будет лучшей местью?

− Лучшей местью будет его перерезанная глотка, и неважно, поймет ли он, что ошибался, или умрет в неведении! – выпалила Кенли, сильнее сжимая кулаки.

Как бы она не сосредотачивалась на боли, а вопрос падал так внезапно, что ответ звучал быстрее, чем она успевала вспомнить, кто она на самом деле и чего пытается достичь.

− Тише, − попросил принц, переходя на шепот. – Мы не в моей комнате, и нас могут услышать, так что сбрось тон и перестань злить свой разум тем, что ты там делаешь. − Он даже заглянул под стол и отрицательно покачал головой: – Не порти руки, они тебе еще пригодятся. Да и я ведь пришел только чтобы предупредить тебя.

Он спрыгнул со стула и подошел к ней, чтобы подать руку. Канелию это озадачило. Она видела, как кавалеры подавали дамам руку, но с такими как она подобным образом не обращаются. Плохо понимая, что это значит, она вложила свою руку в его ладонь. Он резко сжал ее и потянул на себя, заставляя Канелию спрыгнуть со стула и буквально упасть в его объятья. Не отпуская ее руки, принц крепко обнял ее, заглянул в глаза, затем медленно скользнул рукой от ее пальцев к плечу, затем по ключице к ямке внизу шеи и резко к подбородку.

− Если он показал тебя мне, скоро он устроит показательное представление. Хочешь ты стать разменной монетой в моем воспитании, Канелия?

Она сглотнула и не смогла ответить, не потому, что ей хватило лукавства, а просто потому, что ответа она не знала, но вырываться из рук принца ей не хотелось. Глядя ему в глаза и пытаясь понять, как относиться к его словам, она спросила:

− Тебя называют избалованным мальчишкой. Это правда?

− Со стороны виднее, − равнодушно ответил Ноктем. – По крайней мере, если я скажу прилюдно, что этот дворец мне надоел, завтра его не будет.

− А если лично владыке? – тут же спросила Канелия, уловив странную ноту в его голосе.

− А вот это уже правильный вопрос, − с улыбкой сказал он, приложил палец к ее губам, и умолк сам, словно это помогало ему не отвечать, а потом резко отступил: – Подумай над моими словами. Времени у тебя немного. Он может позвать тебя уже сегодня.

Он странно отмахнулся, словно все происходящее ему наскучило, и вышел, оставив Кенли одну стоять у высокого стола, с румяными щеками и прикасаться пальцем к собственным губам, пытаясь уловить остатки правды и чужого прикосновения.

Принц оказался прав. Не прошло и часа после его ухода, а Кенли сообщили, что вечером ей предстоит прислуживать правителю за ужином. Она должна была наполнять его кубок и подавать нужные блюда, а главное быть готовой стать его «десертом», потому думать пришлось во время приготовлений к вечерней встрече с королем.

− Не нравится мне, что в этом замешан принц, − причитала Нина, расчесывая Канелии волосы.

− Почему? – спокойно спросила Кенли, обводя глаза черной краской, чтобы они хорошо смотрелись с ее маской.

− Потому что никому не ведомо, что у него на уме. Говорили даже, что он безумен.

Нина вскинула руки к небу и стала что-то бормотать. Кенли лишь пожала плечами. На безумного принц совсем не походил, но в его замыслах действительно было трудно разобраться, только обсуждать это с другими Канелия не хотела. Прав ли был Ноктем? Если у них с отцом были свои споры, а она была лишь инструментом в них, стоит ли менять свои намерения и принимать одну из сторон? Это казалось ей совершенно неверным. Что их личные счеты против ее клятвы? Пугало лишь одно: принц мог ее выдать, но поверит ли ему король? Насколько его игры честны в спорах с самим владыкой? Если он так же смело пьет вино с одного кувшина, то вряд ли правитель поверит, что сын мог его обмануть, а если нет? Спрашивать у Нины она не видела смысла. Последние слова принца давали понять, что он баловень в глазах народа и молвы, но это не было правдой, а значит, что-то еще могло быть ложью.

Манерно улыбаясь зеркалу, Канелия в очередной раз спросила сама себя: есть ли ей хоть какое-то дело до принца Ноктема? Ответа почему-то не было. Он вызывал в ней странное смятение, заставляющее сомневаться во всем. Быть может именно этого он и добивался?