– Зайду, – миролюбиво пообещал моряк.

Распрощавшись с прачками, Морис снова повёл Тэо по улицам города. Больше не мечтая сбежать, сорванец уже более уверенно ковылял рядом с господином. Через некоторое время в конце улицы показалось море, и Тэо догадался, куда они шли: в порт. Мужчина и мальчик спустились к причалу. У пирсов покачивались лодки, рыбацкие барки и шлюпы, здесь же разгружали и принимали новые товары большие корабли. Взгляд мальчика привлёк парусник с названием «Стремительный». При виде его у Тэо даже дух захватило – настолько корабль показался ему великолепным. Он очень походил на модель, которую подарил ему когда-то Лорент. И когда они подошли именно к нему, сердце мальчишки восторженно затрепетало. Поднявшись на палубу, Морис, заметив вопросительные взгляды моряков, сказал:

– Принимайте, будет юнгой, – хмыкнул он, показывая на Тэо.

Матросы с удивлением разглядывали мальчишку.

– Да на что он нам? – отозвался человек, стоящий на капитанском мостике.

– С чего вдруг юнгой? – переспросил моряк с рассечённой губой. – Для начала пусть побудет пороховой обезьяной¹³. Даже я так начинал, – проворчал он.

– Господин, я согласен быть пороховой обезьяной, только оставьте меня! – воскликнул Тэо, испугавшись, что тот человек на капитанском мостике и есть капитан, и сейчас он его прогонит.

– Это мой сын и он будет юнгой! – прогремел Морис.

– Откуда у тебя сын, капитан? – вступил в разговор молодой чернокожий верзила, возившийся до этого с канатом.

– Ты что, не знаешь, откуда дети берутся, Нихель? – с издёвкой переспросил Морис. – Вот порадовала одна из моих подружек, подарила мне сына, – всё же пояснил капитан.

– А ты уверен, что эта подружка не подсунула тебе чужого сына? – ехидно поинтересовался человек с рассечённой губой.

– Хьюго, да ты посмотри на него, – засмеялся Морис. – Не видишь разве? Я и он – одно лицо, – и сделал уточнение: – Если б у меня не было шрама и бороды.

Мужчины начали внимательно рассматривать мальчишку.

– В самом деле, похож, – наконец признали моряки.

– Ланс, определи его на довольствие, – обратился Морис к человеку на капитанском мостике.

– Есть, капитан, – безропотно ответил человек, и Тэо восторженными глазами взглянул на незнакомца. Его отец – капитан! Такое он в самом лучшем своём сне не мог представить! Так Тэо встретился с отцом…

Жизнь на парусном судне на самом деле была далека от романтической прогулки, как это казалось на берегу многим сухопутным крысам. Когда корабль, расправив паруса, словно птица парит над водой, неискушённый наблюдатель, захваченный столь восхитительной картиной, не подозревает, что на деле легкость, с которой судно рассекает волны, создаётся тяжким слаженным трудом команды. Ежедневно моряки выполняли чрезвычайно тяжелую работу. Каждый матрос знал: от слаженных действий экипажа зависит жизнь корабля, всей команды и, в конечном итоге, его собственная. А потому выражение «морское братство» для моряка являлось не просто красивой фразой, а жизненным принципом, и новичку ещё следовало заслужить подобную честь.

В первую очередь "желторотый" Тэо должен был обрести "морские ноги", то есть научиться прочно стоять и шустро бегать по зыбкой палубе, постоянно стремящейся из-за сильной качки или шторма ускользнуть из-под ног. К чести мальчишки, он легко справился с подобной премудростью и вскоре передвигался по кораблю, как настоящий морской волк, несмотря на коварство волн, норовящих порой смыть людей за борт. Отчаянный сорванец довольно быстро влился в мужской коллектив и даже сделался всеобщим любимцем. Но Морис ругался на парней, когда те пытались баловать Тэо:

– Не портите мне мальчишку! – изображая недовольство, хмурился пират, а когда оставался наедине с сыном, по-отчески наставлял: – Если хочешь стать капитаном, которого команда будет не только бояться, но и уважать, ты на своей шкуре должен прочувствовать жизнь простого матроса, – и сын трепетно внимал советам отца.

Затем юнге следовало научиться "иностранному языку" и «воздушной гимнастике». Если лазить по тросам, натянутым точно струна, бесшабашному мальчонке не доставляло особого труда, то над заучиванием названий частей и деталей оснастки Тэо пришлось несколько попотеть. Но юнга упорно осваивал морские термины, желая безошибочно исполнять приказы. Чтобы привести парусник в движение и заставить его изящно выполнять манёвры, морякам приходилось тянуть, двигать, поднимать, выбирать слабину, карабкаться вверх и натягивать снасти. Знание назубок названий и расположение всех элементов парусов, такелажа и рангоута и умение четко различать их являлось обязательным для каждого матроса, иначе, перепутав всё на свете, в лучшем случае не сдвинешься с места, а в худшем – погубишь и корабль, и себя. Даже в ясный солнечный день ориентирование во всем этом парусно-такелажном переплетении было чрезвычайно сложным занятием и само по себе вызывало уважение, но умение ночью или в штормовом натиске обезумевшего моря не заблудиться среди брасов¹⁴, горделей¹⁵, гитовов¹⁶, шкотов¹⁷ и прочих многочисленных снастей и вовсе граничило с героическим подвигом. А если учесть, что установка парусов выполнялась не только на палубе раскачивающегося корабля, но и на высоте, где моряки, пристраивались на реях, словно птицы на жёрдочках, то стоит искренне восхититься силе и сноровке отважных парней, посвятивших свою жизнь морю.

Но самыми проворными и храбрыми членами экипажа считались марсовые. Эти отчаянные акробаты, исполняющие головокружительные трюки на открытых всем ветрам верхушках мачт, обладали особой смекалкой и принадлежали к матросской элите. Именно из них нередко выходила достойная молодая смена судовому командованию, и Морис, зная это, удовлетворённо хмыкал, когда Тэо устраивал рискованные выходки на высоте, хотя и страшно ругался на мальчишку:

– Мне нужен живой сын, а не распластанная на палубе медуза! – орал он, заметив сорванца, перебегающего с одной реи на другую, лишь держась за натянутую снасть. – Спускайся и проваливай в трюм откачивать воду! – сердито хмурился капитан, пряча довольную улыбку в бороду.

Подчиняясь приказанию капитана, Тэо понуро брёл в тёмное нутро корабля. Насколько тщательно ни конопатили корпуса судов, но вода все равно проникала внутрь, и каждое утро начиналось с откачивания воды из трюмов с помощью помпы. Выполнять самый неблагодарный и нелюбимый труд в зловонный душный отсек чаще всего отправляли за какие-либо провинности или новичков. Безропотно выполнив неприятную работу, мальчишка на следующий день вновь карабкался как можно выше и бесстрашно лазил по реям.

Похоже, морская братва вообще отличалась храбростью. Страх охватывал моряков, только когда небо внезапно темнело, и налетевший ураган безнадёжно путал снасти, разрывал паруса и ломал рангоут. Услышав страшный хруст стеньги²⁰ или реи, сердце замирало даже у самых отважных мужчин, и марсовые отчаянно бежали на высоте по выбленкам, торопливо рубя снасти. Всего один неверный шаг или слишком поздно выполненный маневр мог решить участь корабля, и команда, слыша истошный крик, стиснув зубы, вцеплялась в трос. "Тяните, парни, тяните! Вы тянете во имя своей жизни!" – орал Морис. Позже с окровавленными ладонями, на трясущихся ногах, оборванные, уставшие и небритые парни плелись по мокрой палубе, но о заслуженном отдыхе, однако, приходилось только мечтать: сначала им предстояло восстановить потрепанный бурей корабль.

Тэо узнал, что для ремонта судна используют шпиль, обычно предназначенный для отдачи и подъема тяжелого якоря. Однако этот ручной ворот применяли и для замены поломанной мачты, и для установки стеньги или реи, и других тяжёлых работ. И вот, схватившись обеими руками за прочные деревянные шесты, выступающие из оси огромного колеса, мужчины, словно рабы, налегая грудью на лопасти шпиля, тяжело топали по палубе, вращая ворот. Только когда корабль приобретал сносный вид и, повеселев, начинал гордо раздуваться парусами, моряк мог подумать о себе.