– Нет! Только не это! Я убью себя и ребенка убью, и Кристину твою тоже убью. Как я ее ненавижу! Она у меня, скотина, из-под носа тебя увела! – рыдала Света, стаскивая в порыве страсти рубашку с Ивана.

Она, как тигрица, набросилась на объект своего обожания, целовала ему руки, прижималась к нему налитой грудью, и ласкала, не переставая, его упругое мускулистое тело. Она задыхалась от нахлынувших чувств и была почти без сознания. Ее всю трясло от одного прикосновения к этому мужчине. Она не могла надышаться его запахом. Она пожирала поцелуями каждую клеточку его тела. И он не мог спокойно переносить эти мучительные ласки,  принимал их, отвечая звериными инстинктами. Он сжимал со всей силы ее грудь, хватал всей пятерней цепких рук, оставляя синяки на теле, и принимал игру ее страсти, отвечая на ее сладкие поцелуи. Она стонала и всегда  отдавалась этой грязной любви, как в последний раз.

– Я никому ничего не скажу, если ты будешь рядом. Мы всегда будем вместе. Пусть две семьи, как на свадьбе, я согласна на всё. Я обещаю тебе, что никто и никогда не узнает о нашей с тобой любви. Я хочу раствориться в тебе навсегда. Прости меня за мою любовь. Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю только тебя и хочу только тебя, ты мой, понимаешь, только мой, ты – вся моя жизнь. Я рожу тебе столько детей, сколько захочешь. И никто не узнает, что это твои дети. Слышишь, никогда и никто. Я знаю, что тебе очень хорошо со мной. Иначе бы ты не приезжал ко мне в Москву тайно от Кристины.

Иван не мог устоять перед чувствами своей бывшей любовницы. Он не понимал, что с ним происходит. Он не любил Свету, но животным инстинктам не мог противостоять. Он всегда хотел ее как женщину. Это был секс на грани нервного срыва. Как будто с рассудком что-то происходило, и ты уже не мог ничего с собой сделать, как только отвечать на ее захватывающие дух ласки.

Он не мог устоять перед напором этой сумасшедшей молодой женщины, которая так искренне любила его и целиком принадлежала только ему. Он был ею околдован.

Он знал, что есть такие деревенские заговоры, от которых трудно избавиться, он догадывался, что в прямом смысле приворожен любовью Светы.

Эта двойная жизнь двух живущих в тебе людей с одной стороны мучила его, а с другой – возбуждала необъяснимым чувством победителя-самца, который может заставить эту сумасшедшую сделать для него всё, что он пожелает. Он радовался тому, что она терпела все его выходки, что исполняла любую его прихоть. Он был властелином ее тела и хозяином ее души. Эти частые встречи приводили Ивана в тонус, как допинг на соревнованиях. Он приезжал в Москву за очередной порцией сексуального адреналина намного чаще, чем к молодой жене, которая ни о чем не догадывалась.

– Привет! А где ты была вчера? – спросила Кристина после лекции у Светы. – Я к тебе забегала в общежитие. Мне сказали, что ты срочно уехала после какого-то важного звонка?

– Мне нужно было показаться врачу. Ты знаешь, мне никак не могут правильно поставить срок беременности, – ответила Света, отводя глаза.

Кристина внимательно посмотрела на подругу. Затем обняла ее и стала успокаивать.

– Ты не переживай. Всё будет нормально. Света, я буду за тебя молиться.

– Заткнись ты со своим «молиться». Ты помешалась на этом Боге! – заорала Света.

Кристина грустно посмотрела на нее, вздохнула и произнесла:

– Света, это мой выбор, извини, что я тебя расстроила. К Богу никто не может прийти сам, пока он не позовет.

Кристина встала, взяла конспекты и тихо вышла из аудитории. Света догнала ее в коридоре.

– Ну ладно, ты что, обиделась? Я же просто беременная, у меня поэтому бзики.

Кристина улыбнулась, обняла подругу.

– Ты правильно сделала, что сохранила беременность. Самое главное – это быть мамой! Мой Ванечка говорит, что главное предназначение женщины – стать матерью! Но почему-то пока детей не хочет. Говорит, что нужно университет закончить, а потом планировать всё остальное. Хорошо, что Антон врач и понимает, что аборты делать нельзя, молодец, что отговорил тебя от этого. Видела, как он обрадовался, когда узнал, что станет папой. А я уже люблю вашего ребенка. Попробуй только меня в крестные не возьми.

– Возьму, кого же мне еще брать? У меня другой подруги нет, – отводя глаза в сторону, процедила Света.

Они шли по коридору под руку. Неожиданно навстречу им выскочил из аудитории какой-то первокурсник и едва не сбил Свету с ног. Но Кристина быстро закрыла собой подругу и оттолкнула хохочущего студента.

– Ты что носишься, как безумный, ты уже не школьник! – закричала на него Кристина и стала отодвигать Свету к стене, испугавшись за нее.

– А ты ходи теперь аккуратней. Ходи по-над стеночкой, чтобы никто тебя не сбил.

– Ты прям как мой Антон надо мной трясешься? – запротестовала Света.

Кристина взяла у Светы из рук сумку и беспокойно заявила, что тяжести тоже поднимать не стоит, и, улыбаясь, добавила:

– Ты знаешь, я думаю, что ребенок у вас будет похож на Антона, потому что, кто любит больше, на того ребенок и похож. Очень заметно, что Антон любит тебя больше, чем ты его. Почему ты к нему постоянно придираешься?

– Не болтай всякую ерунду! – нервно произнесла Света. – Каждый ребенок похож на себя. И потом дети меняются, пока растут!

– Нет, любовь всё перебивает, – не успокаивалась Кристина. – Доминирует всегда любовь того человека, кто больше любит. Ребенок будет точной копией Антона, вот увидишь.

Кристина настолько была светлым человеком, что не могла даже и подумать, что люди могут быть совсем не такими, какими она их знает.

«Человек – самое страшное животное, которое существует в природе», – говорят люди. И доля правды есть в их словах. Никто так не двуличен, как человек. Животные намного честнее. Даже волки знают, что такое любовь.

В маленькой деревенской церкви никого не было, только запах ладана окутывал своды храма сизым облаком и плавно парил в воздухе, пропуская через себя редкие солнечные лучи.

Отец Игорь стоял на коленях и тихо читал молитвы Богородице. Он не смел поднять глаза на святое изображение, опустил голову и молил только об одном, чтобы раба Кристина была счастлива, чтобы видимые и невидимые враги оставили это чистое чадо и она смогла справиться со всеми невзгодами в своей жизни. У священнослужителей всегда имеется духовное видение того, что может с тем или иным человеком произойти.

Отец Игорь отчетливо видел беду, которая надвигается над его новым чадом. Он понимал, что Кристина находится в опасности, но не мог своим земным существованием изменить ее судьбу.

Незаметно в храм зашел мужчина, очень похожий на отца Игоря, только вместо рясы на нем был костюм из дорогого темно-серого сукна и красивый галстук. На вид ему было лет пятьдесят. Он был таким же седовласым высоким стройным человеком. И так же немного наклонял голову в бок, когда разговаривал. Их нельзя было вовсе различить.

Это были братья-близнецы Юрий и Яков Гельштейны. В миру отца Игоря звали Юрий Самуилович. Но после того, как он стал отцом Игорем, он нашел свое место на этой грешной земле. И понял, что по-настоящему стал жить только сейчас.

Никто не узнал бы в отце Игоре бывшего криминального авторитета, вора в законе, смотрящего города Москвы. Да и никто из подельников не знал, где он находится. После последней отсидки он просто исчез. Город нуждался в порядке, потому что криминальные ублюдки города почувствовали себя вольными птицами, началась смута, и порядок в Москве был нарушен.

Так не должно было продолжаться. Все знали, что нужен новый смотрящий. Даже правоохранительные органы города находились в некотором смущении от того, что криминальные элементы из различных городов вели себя в Москве как у себя дома. Решено было заменить на время смуты исчезнувшего бывшего смотрящего его родным братом-близнецом.

– Привет, – сказал Яков, обнимая брата.

– Знаю, зачем пожаловал, – улыбнулся отец Игорь. – Ну что ж, так будет угодно Богу. Наконец-то смогу спокойно уйти в монастырь. А тебе придется прожить за меня жизнь в миру.