Криминального гения забавляют отчаянные попытки Флорин привнести в его жизнь атмосферу тепла и домашнего уюта. Хотя нужно отдать ей должное: действует она аккуратно, не навязывая свои взгляды, а как бы на деле демонстрируя преимущества упорядоченного существования перед его жизнью, наполненной хаосом. Может, он даже подыграет её заурядному сценарию сегодня: объестся оладьев, зальет их сверху пинтой вишневого джема, а потом они проведут остаток дня за просмотром скучных мелодрам по телеку, может даже, в монополию сыграют…
«Ah, ah, ah, ah, stayin’ alive, stayin’ alive
Ah, ah, ah, ah, stayin’ alive» — душераздирающе орёт из спальни.
Флорин до побелевших костяшек сжимает в руке вилку. Она ненавидит этот рингтон. «Остаться в живых», как правило, означает, что дома Джеймс не останется или же — что еще хуже — останется, но запрется на несколько дней в спальне с ноутбуком, срывая на ней злость и изводя своими поручениями Морана, по обыкновению взваливающего на себя всю грязную работу.
Не замечая повисшего в воздухе напряжения, с напускным огорчением, картинно вздыхая и закатывая глаза, Джим покидает комнату, так и не притронувшись к завтраку. Каждый раз, слыша эту мелодию, он буквально упивается чувством собственной важности, ведь эти глупые людишки и шагу без его руководства ступить не могут. Если это новое дело — с легкостью решит его, получив, так необходимую ему дозу драйва, если сбой в хитросплетённой и годами отлаживаемой паутине — виновные будут жестоко наказаны. В любом случае, хоть какое-то развлечение вместо унылого поглощения блинчиков.
— Я здесь ни при чём, — отрицательно мотает головой полковник, поймав на себе раздосадованный взгляд девушки.
— Бас, мы уезжаем, — командует высокий голос из спальни, подтверждая все опасения Флорин.
Согнав с колен протестующе мяукающего Бурбона и поблагодарив за завтрак, Моран спускается вниз за ключами от Мерседес. Вот такая у полковника работа: без выходных, отпусков, с ненормированным графиком да еще и начальник — психованный тиран. Моран искренне не понимает, как добрая и жизнелюбивая Флорин мало того, что смогла ужиться с «королем преступного мира», так еще и находит в себе силы каждый день быть счастливой, не ломаясь и не меняясь под давлением тяжелого взрывного характера Мориарти. Ничем другим, как желанием поиграть со смертью, снайпер не мог объяснить мотивы девушки, а о причинах, по которым злодею-консультанту понадобилось держать столь долгое время подле себя это юное воздушное создание, Себастиан и вовсе предпочитал не задумываться. Такие, как Джим, не терпят женских капризов, не влюбляются, не заводят семьи, обращаясь с людьми, словно с игрушками. Только вот мысль о том, что курок у лба этой «игрушки» в конечном итоге придется спускать ему — Морану — с каждым днем всё больше отравляла душу сожалением и преждевременным раскаянием.
— Где мои ботинки? — одетый в тёмно-синий идеально сидящий костюм от «Westwood» Джеймс, требовательно размахивая руками, вылетает из гардеробной, ураганом переворачивая все на своем пути, в поисках обуви в то время, как Флорин, не поднимая глаз, с наигранным интересом изучает свежий выпуск «The Sunday Times», удобно устроившись на диване. — Флооо!
Смятая газета бесформенным комом летит в угол, а девушка оказывается бесцеремонно сдернута с мягких подушек и грубо прижата спиной к стене.
— Я их выбросила, — честно признается Флорин, с обескураживающей улыбкой смотря снизу вверх на нависающего над ней мрачной тучей криминального гения.
— О, это умно. Чтобы я никуда не пошёл, да, девочка моя? — моментально меняясь в лице и отвечая на улыбку хищным оскалом, шепчет Мориарти, вплотную наклоняясь к её уху. — Милая, ты избавилась от всех восемнадцати пар?
— Нет, только от тех, что испортил Бурбон. Остальные — на их обычном месте в шкафу, — старательно копируя манеру и интонацию Джима, так же шепотом отвечает Фло. — Разве я когда-нибудь мешала тебе заниматься работой?
Тут Флорин полностью права: не мешала и никогда не позволяла себе задавать лишних вопросов. Даже когда эта самая «работа» происходила буквально на её глазах, она не вмешивалась, позволяя Джеймсу творить все, что ему вздумается. Фло вовсе не была слабохарактерной или нелюбопытной, скорей всего, свою роль здесь просто сыграло отличное воспитание в семье оксфордских профессоров, с детства прививших девочке не только хорошие манеры и любовь к книгам, но и чувство уважения к личным делам других: «У нас нет права кого-либо осуждать; единственное существо, по отношению к которому мы получили власть судить и выносить приговор, — мы сами» — частенько говорил ей отец. — «Нам и самими с собой вполне хватает трудов, забот и огорчений»[2].
— Ну, конечно же. Вечно ты всё по шкафам прячешь, — обуваясь, бубнил себе под нос Мориарти. — А своему никчемному кукурузнику можешь смело заказывать гроб, — сердито ворчит уже в дверях, накидывая черное кашемировое пальто, злодей-консультант.
Сунув подмышку зонт и прихватив с комода сигареты, Джим неспешно спускается вниз по лестнице. Мысли Мориарти полностью заняты новым делом. Ему глубоко плевать на испорченную обувь, на девушку, с которой он в очередной раз даже не попрощался, на кота…
Хоть Джеймс и на дух не переносит это мерзкое животное, но убивать его было нельзя. Именно на Бона Флорин растрачивает весь свой, казалось, неисчерпаемый запас нежности, тем самым меньше докучая «королю преступного мира» своими глупостями. К тому же в глубине души он даже немного уважал Бурбона за несгибаемый характер и праведную жажду мести.
— У нас что-то случилось? — протягивает Джиму зажигалку ожидавший его под козырьком крыльца Моран.
Мориарти закуривает, морщась, раздраженным взглядом окидывая усиливающийся ливень. Задумчиво потирает висок свободной рукой, будто бы в нерешительности: говорить ли снайперу, что там у них случилось или нет. Медленно выдыхает вверх едкий серый дым. Опять затягивается. Наконец переводит взгляд на полковника.
— Смотаешься на пару дней в Мюнхен. Все детали на месте у Рихтера. Но сперва в Камбервелл — забрать бумаги по Хоупу. Дальше я сам, — произносит Джеймс, не торопясь туша сигарету о перила.
Полковник понятливо кивает, затем, порывшись в карманах в поисках телефона, отдаёт необходимые распоряжения на счет вылета и Хоупа. А вода всё также обрушивается с неба плотной мутной стеной, где-то вдалеке противно орет сигнализация, и воздух — сырой, холодный. Мерзкая выдалась осень в этом году…
Джим вспоминает, что, когда он впервые встретил Флорин, лужи уже были затянуты коркой льда. Глубокая ночь. Канун рождества. Ярко украшенный Лондон. Она свалилась ему, как снег на голову, буквально: попав снежком в затылок спешащего по важным делам «короля преступного мира». Дела, конечно же, сразу было решено перенести на неопределенный срок, так как Мориарти нашел игрушку поинтереснее. Первые несколько месяцев он просто развлекался, пытаясь сломать её, каждый раз натыкаясь на стрессоустойчивую стену из оптимизма и доброжелательности. Казалось, Фло банально была не способна на такие чувства, как страх, отчаянье или обида. Тогда в стремлении доказать самому себе, что столь посредственная и заурядная личность не может так долго быть ему интересна, он сделал ей максимально больно: нашел наконец уязвимое место и давил, пока не добился желаемого результата — игрушка сломалась.
Вроде бы уже не интересно, и пора избавляться от испорченной вещи, но тут Фло заставила Джима понервничать, на деле доказав, что видит его насквозь. Она научилась читать все хитросплетенные интриги и головоломки злодея-консультанта, словно открытую книгу, видя его настоящего через любую маску. Но при этом даже не пыталась воспользоваться этим преимуществом, причинив ему ответный вред. Более того, она искренне винила сама себя за то, что не смогла растопить этот жестокий расчетливый айсберг своей детской наивной влюбленностью.
Под угрозой оказалась его безопасность. Мориарти следовало убить Флорин. Сразу же. Не разбираясь в причинно-следственной подоплеке ситуации. Просто отдать приказ Морану и забыть про «рождественскую» девушку. Но Джим медлил, а потом было уже поздно: он по уши вляпался в неё.
