Положив дипломат на колени Барни, Полонски с вежливой улыбкой, тряхнув своей длинной челкой, протянул Миллеру руку. Рэй пожал ее, еще раз отметив про себя силу этих длинных пальцев.

***

Шоссе, влажно шурша, ложилось под колеса такси, бежала мимо обочина, украшенная огромными картонными призывами пожаловать в город. Размытый желток солнца, постепенно снижаясь, маячил в лобовом стекле. В приоткрытое окно врывался ветер, пьянил запахом майской сирени. Чистая юная листва буйно праздновала собственное рождение. Но праздник этот быстро кончился, надвинулся город с серыми стенами и пресным духом асфальта. Замелькали высокие дома, напыщенные, напоминающие старинные громоздкие гардеробы, в их арки высотой до пятого этажа спокойно могла въехать пожарная машина с поднятой лестницей. Широкий проспект обрамляли варварски обрезанные деревья, будто вычурные ампирные канделябры вместо свечей увенчанные пучками свежей зелени.

Было на удивление тепло, и, садясь в такси, Миллер снял свою вечную потертую джинсовую куртку, остался в футболке с пчелкой, логотипом London Wasps, любимой команды по регби, неожиданно для всех ставшей чемпионом премьер-лиги в этом сезоне. Он следил, как за стеклом сменяются одна за другой картины города. Было здорово вот так вдруг оказаться в совершенно незнакомой стране, чужой, непонятной сейчас, но, возможно, при более тесном знакомстве она раскроет ему какой-нибудь свой секрет или хотя бы подарит какую-нибудь занятную картинку, которую можно будет держать в своей памяти, иногда вытаскивая на свет и заново разглядывая. Его всегда интересовали новые впечатления, новые встречи, новые люди. Во многом именно охота к перемене мест и подвигла Рэя к выбору необычного ремесла. Погоня за новизной логично привела к охоте за неизвестностью.

Барни, все в тех же измятых брюках и старом джемпере, спокойно дремал рядом. В дороге, в самолете, в машине или на корабле он обычно спал большую часть времени. Его, казалось, совершенно не интересовала незнакомая страна, впрочем, он везде чувствовал себя как дома.

Полонски, в отличии от своих спутников закованный в безукоризненный костюм, неподвижно возвышался на переднем сидении, заслоняя плечами панораму в лобовом окне. Чем была занята его голова, Миллер определить не мог. Вечно невозмутимый поляк никого не впускал в себя дальше передней. Рэю казалось, что тот поглощен постоянной работой мысли, отсутствующий взгляд, неподвижное лицо, скупые движения. Но в каком направлении двигалась эта мысль, понять было невозможно. В дружественном или во враждебном? Это беспокоило Миллера, рядом с Полонски он терял свою невозмутимость, поэтому начинал злиться, пытался грубой подначкой вывести поляка из равновесия, но отступал, откатывался как волна от утеса.

Помпезные здания за окном сменились более старыми, местами облезлыми, Они проехали по мосту; промелькнула набережная с разноцветными дворцами, желтый с белыми колоннами, зеленый с башенкой, красный, очень длинный, но почему-то поставленный торцом к реке. Вскоре такси подкатило к гостинице, напоминавшей развернутую книжку-раскладку, такие Рэю в детстве приносила тетушка Хизард. Машина въехала по пандусу прямо к стеклянным дверям. Внушительного вида швейцар с военной выправкой, не истребленной ни годами, ни придверным положением, преградил вход. Но вид и взгляд Полонски, первым выбравшегося из нутра такси, были, видимо, достаточно убедительны для гостиничного цербера, он почтительно сдвинулся в сторону.

***

Покончив с формальностями, бросив вещи в свои комнаты и наскоро приведя себя в порядок с дороги, Рэй и Барни постучались в номер Полонски. Нужно было выработать четкий план действий, чтобы какая-нибудь мелочь не стала причиной неприятностей, а то и провала. После того, как на сборы им был оставлен один лишь вечер, да какие там сборы, Рэй просто поехал домой, собрал в сумку свежую одежду, и все, на этом его подготовка была закончена. Да, еще одно, Барни доверил ему всю сумму задатка. «Сходи, Малыш, в какой-нибудь банк, ты тут все знаешь, – сказал, – брось на карточный счет, поделить потом успеем». А сам Барни, получив номер в том отеле, где их встретил Юзеф, сразу завалился спать, раз все равно делать ничего не надо. После всего этого Миллер чувствовал себя статистом в чужой пьесе. А примой безусловно был Полонски, это за ним коридорный вез на своей тележке два объемных и явно увесистых кожаных чемодана, это он определенно подготовился к операции, и значит, план представить тоже должен был он.

– Заседание штаба считаю открытым, – Барни опустился в уютное кресло напротив телевизора.

Он успел переодеться, теперь крепкую его фигуру украшала вельветовая песочного цвета куртка, из-под которой выглядывала белая футболка, выразительно обтягивающая живот.

Полонски стоял у открытого окна. Оно выходило на залив, начинавший зеленеть у берега, сюда на пятый этаж долетал легкий запах цветущего пруда. На мощеной серыми плитами площади возле фонтана бегали и кричали дети. Полонски в последний раз вдохнул запах воды и водорослей, плотно закрыл окно. Прошел по комнате, машинально глянув в зеркало, мотнул головой, откинул назад свои светлые волосы, сел напротив Барни.

«Как заговорщики или шпионы из дешевого боевика», – думал Рэй.

Он, как вошел, так и стоял у двери, опираясь спиной о косяк. Потер пальцем горячий висок, заболела голова, больше всего ему хотелось сейчас расслабиться, выпить, повалиться на кровать, и чтобы тихая ненавязчивая музыка звучала, не задерживаясь в мозгу. Он взял стул у стены, третьего кресла в номере не было, и сел так, чтобы закатное солнце не било в глаза.

Совещались не долго, собственно все было решено еще в Лондоне и без участия Такера и Миллера. Первым делом найти ребят из передачи и договориться с ними о походе в лес, туда, где они нашли следы йети. Одновременно, как официальное прикрытие купить в местном зоопарке детеныша орангутанга, этим займется Полонски.

– Ну что, Юзеф, доставай свою игрушку, – Барни выразительно пошевелил пальцами, будто нажимал на кнопки.

Полонски открыл небольшой кейс и вытащил биопеленгатор. Небольшой приборчик Барни легко мог засунуть в необъятный карман своей куртки. Что он и проделал.

– Я прошу вас быть осторожными. Прибор очень дорогой. Фактически он существует в единственном экземпляре. И это ваша единственная возможность засечь йети, – предостерегающим жестом поляк попытался остановить Барни, – возьмите футляр.

«Он специально сделал упор на слово «ваша», или мне показалось? ВАША единственная возможность… А у него есть ДРУГИЕ возможности?» – Рэй поерзал на своем стуле, машинально погладил пальцем бровь. «Почему, правда, я к нему все время цепляюсь? Чем он так плох, этот красавчик,» – спросил он самого себя.

И сам себе ответил: «Плох, плох, есть в нем второе дно, нутром чую. Или я все-таки параноик?»

– Не беспокойся, парень, мой карман – самое надежное место. Эта штука прекрасно здесь уместится. А чемоданчик оставь себе, зачем нам таскать лишние вещи.

Аккуратный поляк вынужден был смириться. Он бросил последний взгляд на вместительный карман, куда уплыл пеленгатор, будто попрощался с дорогой семейной реликвией, откинулся в кресле, поправил волосы правой рукой.

– Теперь надо найти ребят, – Рэй решил проявить инициативу, но Барни сразу перехватил ее:

– Верно, Малыш, может этим и займемся прямо сейчас? Тут есть телефонный справочник. Дай-ка его мне, – полистал, – Ага, нашел, – ткнул коротким пальцем в страницу, – Юзеф, звоните в Университет.

– Звоните сами, Такер, вы же у нас специалист по русскому языку.

«Почему я уверен, что Барни не рассказывал ему про свою славянскую филологию? И почему это должно меня беспокоить. То, что мы имеем дело с серьезной компанией, я уже понял. Что стоило прошерстить прошлое Барни? А мое? Мое прошлое они тоже прошерстили? А если я скажу этому красавчику: «Вот когда я еще учился на четвертом курсе…», он сразу продолжит: «Вас, Миллер, выгнали после третьего»? В чем все-таки я пытаюсь его подозревать? Печаль…»