Далеко впереди светился неяркими желтоватыми огнями бар, и я с удовольствием направил стопы к питейному заведению.
Вот там-то мы с ним и встретились.
Он подошёл ко мне, когда я устроился на высоком барном стуле и заказал местного пива. Светловолосый, загорелый, с глазами цвета неба и бородкой той длины, которая только-только пересекла грань, отделяющую бороду от небритости.
– Болеешь за «Эвертон»? – поинтересовался он на английском, глядя на мой стакан с зелёной эмблемой на боку, на которой красовались два крохотных слоника и размашистая надпись «Chang».
– Почему за «Эвертон»? – не понял я.
– Пиво «Chang» – спонсор футбольного клуба «Эвертон», «Singha» спонсирует «Челси». Кто за что болеет, тот то и пьёт.
Он легко оседлал соседний стул.
– А ты, значит, турист и недавно приехал.
– Почему это?
– Почему турист? Или почему недавно приехал? – улыбнулся незнакомец. – Турист, потому что спрашиваешь про «Эвертон». Недавно приехал, потому что белый, как моя смерть. Откуда ты, приятель? Русский?
– Нет, – честно сказал, я. – Датчанин.
– Да ладно! – фыркнул мой визави, переходя на чистый русский.
– Нет, правда датчанин, – я тоже перешёл на русский. – Хотя и живу в России.
Незнакомец поглядел на меня с прищуром:
– Значит, давно живёшь, есть у тебя в глазах что-то такое… Как БГ пел: «Я гляжу на это дело в древнерусской тоске». БГ слышал?
Я неопределённо повёл плечом, понимая только, что речь идёт, видимо, о каком-то русском исполнителе. Но мои познания в современной русской эстраде были слабее, чем в русской литературной классике и советском кино, которыми не без удовольствия пичкала меня Арита.
– Угостишь? – практически без перехода задал следующий вопрос незнакомец.
На этот раз пришёл мой черед пристально взглянуть на незнакомца. Знаете, бывает так, что человек смотрится неотъемлемой частью какого-то места. И это не та связь человека с местом, как если он приходит каждую пятницу в один и тот же паб и пропивает там круглую сумму. И даже не такая, как если он неизменно садится за один и тот же столик, заказывает одно и то же пиво, выпивает его – всегда четыре кружки, отсиживая ровно с восьми до десяти вечера – и так на протяжении десяти лет. Нет, эта связь значительно глубже. Благодаря подобным связям храм Покрова на Рву переименовался в Собор Василия Блаженного.
Незнакомец выглядел частью того места, где мы сидели. Ему невозможно было ответить отказом, просто потому что он смотрелся здесь так же естественно, как потёртости на барной стойке, бармен-бирманец или близкий плеск моря. И я жестом попросил бармена налить второй бокал.
Мой визави поглядел на меня с возросшим уважением и протянул руку:
– Никита.
– Нильс, – ответил я на рукопожатие.
– Надо же, правда датчанин, – гыгыкнул Никита. – А я думал, прикалываешься.
Он чинно поднял бокал, сделал несколько неторопливых глотков без какого-либо намёка на похмельный тремор или алкогольную нервозность, с достоинством вернул бокал на стойку и поведал, как артист со сцены:
– А я родом из Челябинска.
Я вежливо кивнул. В Челябинске я никогда не был, и мои познания об этом городе ограничивались видеороликами с падающим метеоритом и множественными интернет-мемами, рисующими это место исключительно суровым, брутальным и, вероятно, малопригодным для жизни.
– А здесь ты как оказался? – поинтересовался я, чтобы поддержать разговор и при этом соскользнуть с неудобной темы. – Отдыхать приехал? Или в командировку?
Никита посмотрел на меня странно, что можно было понять: с его загаром предположение про командировку звучало нелепо. Разве что он приехал сюда год назад, но кому бы и для чего пришло бы в голову командировать человека на Пхукет из Челябинска на год?
– Это долгая история, – Никита сделал большой, в половину бокала, глоток, выдерживая драматическую паузу, наконец отставил бокал и закончил:
– Если не торопишься, могу рассказать, но понадобится больше… – он указал на пивной бокал.
После сумасшедшего дня в неспешности Никиты было что-то завораживающее, да и рассказчик он был наверняка неплохой, во всяком случае, разжигать интерес на ровном месте у него получалось неплохо.
Я жестом попросил бармена повторить напитки, тем более что у меня пиво уже заканчивалось. Никита срисовал жест едва ли не раньше бармена и воспринял его как призыв к действию:
– На самом деле, я в Челябинске давно не живу, – заговорил он. – Как школу окончил, год проболтался и слинял столицу покорять.
– А родители не были против?
– Мать со мной редко спорит. А отцу меня сплавлять не впервой. Он меня в двенадцать лет в Бостон в частный пансион отправил. В шестнадцать я, правда, оттуда вернулся, но быстро заскучал. Потом, когда решил в Москву перебраться, отец только обрадовался. Нет, виду он, конечно, не показал, но я ж всё понимаю. Я у него внебрачный сын, когда на виду – жить мешаю, жена вопросы задаёт лишние. Так что ему проще было меня спровадить куда подальше. Если б я в Антарктиду собрался, он, наверное, и в этом меня поддержал. Отец на горной промышленности завязан, так что прогнал он мне радостную пургу про важность профессии, поднял связи и отправил меня из Соколиной горы – это посёлок такой престижный в Челябинске – в Горный институт при МИСиС, ну этот, который на Ленинском. Кроме того, снял мне квартиру в Москве, купил бээмвэху подержанную и денег на карточку Сбера накинул. Так что я на предка не в обиде.
– Так ты в горном бизнесе?
– Ага, в «горном», – ухмыльнулся Никита. – В игорном.
Он посмотрел на меня с лукавой улыбкой, поднял бокал и отсалютовал пивом с тем видом, с каким Ди Каприо салютовал шампанским в новой экранизации «Великого Гэтсби».
– Похож?
– На кого? – не понял я.
– На Ди Каприо!
Я поглядел на Никиту, пытаясь найти в нём созвучные с оскароносным Лео черты, но безуспешно. Да, он тоже был светлоглазым, русоволосым и жест бокалом сделал очень похоже, но схожесть с Ди Каприо трудно было заподозрить, даже если вы ни черта не смыслите в физиогномике.
– Не очень, – честно признался я.
– Что бы ты понимал, принц датский… – с какой-то неясной тоской произнёс Никита и опорожнил бокал.
Впрочем, за вторым он тянуться не торопился.
– В Горном я так и недоучился, – продолжил он как ни в чём не бывало. – Карманные деньги и BMW под задницей позволили довольно быстро стать своим парнем в разных центровых компаниях. Компанейским я был всегда, но приезжему в московской тусовке осваиваться куда проще с деньгами и бумером, чем без них. Уже через полгода я больше тусовался, чем учился. Причём тусовался правильно и с правильными людьми.
Он придвинул к себе пиво и испытующе посмотрел на меня:
– Ты правда не торопишься? Потому что это очень долгая история.
Глава третья
В то злополучное утро Никита проснулся поздно – сказывались последствия вчерашних возлияний в компании Сявы и толстого Жиндоса. Оба этих великовозрастных бездельника успешно прожигали жизнь на родительские деньги, делая вид, что учатся в Горном, хотя давно уже стали в ректорате притчей во языцех как главные кандидаты на отчисление. Каждую сессию преподаватели надеялись, что студенты Савин и Демидов наконец-то покинут вузовские стены навсегда, но, увы, – волшебная сила денежных знаков в конвертах позволяла им всякий раз удержаться на плаву.
Так случилось и в эту сессию, и, получив в зачётку последнюю тройку, высокий брутал Сява радостно объявил:
– А теперь бухаем!
Начали в ресторане «Valenok». Обстоятельно поели – Жиндос был большой спец и фанат этого дела. Выпили для разминки бутылочку ноль-семь «Glenfiddich» и собрались уже переместиться куда-нибудь в более весёлое и модное место, как вдруг за соседним столиком нарисовались три скучающие девицы самой зазывающей наружности – губки, попки, грудки, глазки.
– Девчонки, хотите выпить? – сразу взял быка за рога Сява.