Но тут же послышались четыре выстрела, за каждым из которых последовал вскрик. Сам же Кащей словно бы взлетел над скалой и стал быстро от нас уходить, пятясь назад. Он так ловко лавировал между камнями, будто глаза у него были на затылке.
Можно было подумать, что его несет неведомая сила.
Я был настолько поражен, что перестал стрелять. А он тем временем огромным прыжком преодолел высохшее русло реки и... ищи ветра в поле.
Тогда же, у тела сраженного солдата я поклялся, что убью его или не жить мне на этом свете!
Заставу охватило уныние, что приводило меня в бешенство. Сдерживая себя, я внушил ребятам, что Кащей за все заплатит... В самый разгар этой психологической подготовки личного состава я получил новую, еще более дерзкую записку.
"Насколько я понял, молодой офицер этой заставы жаждет увидеться со мной. Готов пойти ему навстречу.
Завтра ровно в 17.00 у сухого русла буду переходить границу. Засады лучше всего ставить (следовало подробное указание мест).
Всегда к вашим услугам - Кащей".
На лице моем не дрогнул ни один мускул. Плотно сжав зубы, я тут же принялся смазывать оружие.
Засады мы расставили и в указанных Кащеем местах (вдруг он рассчитывает, что ему не поверили), и в других укромных местах, где я счел нужным. Мы засели в них за три часа до назначенного времени.
Он явился точно в указанное время. Одного только до сих пор я не понял - откуда он выскочил. Словно н впрямь его несла нечистая сила, словно он издали чуял все препятствия на своем пути. Он вырос внезапно, будто из воздуха, метрах в двадцати от меня. Но я не растерялся, как в прошлый раз. Я выстрелил ему в грудь. В левую часть груди. Точно в сердце. Собственными глазами видел: пуля осой впилась в его рубашку цвета хаки. Ну, если и не в самое сердце, то где-то совсем рядом. Кащей неестественно скорчился.
Я подумал: все, попался. Но тут же почувствовал огненную боль в кисти правой руки и выпустил пистолет, прежде чем сделать второй выстрел. Кащей же, низко пригнувшись к земле, сделал несколько прыжков назад, словно предлагая мне удостовериться, что из раны его даже не капает кровь, затем повернулся и гигантским прыжком перепрыгнул через вспаханную пограничную полосу. А оттуда, почти не торопясь, дошел до чахлого лесочка и скрылся на своей стороне. И все это - с пулей в сердце! Или - в области сердца!
Моя же рана загноилась. Видно, пуля была отравлена.
Мне потом рассказали, будто в бреду я кричал, что этого не может быть, что это выдумки, и Кащея не существует.
Когда я пришел в себя, Урс вынес меня на руках из лазарета, поднял высоко и крикнул:
- Он жив, жив!
Я действительно остался в живых, но стал инвалидом. Раздробленная кисть руки навсегда осталась неподвижной.
Меня демобилизовали. Я закончил курс медицинских наук. Теперь я профессор эпидемиологии. Может, это не слишком скромно так о себе говорить, но мои труды получили известность не только в нашей стране.
* * *
Однажды меня пригласили в качестве консультанта в одну экваториальную страну. Я летел на самолете в Н. Самолет сделал промежуточную посадку в С., чтобы взять там еще пассажиров.
Кажется, давно пора взлететь, но стюардесса стоит у трапа, поглядывая в сторону аэропорта. Видно, кто-то запаздывает. А вот и он. По полю несется пожилой человек. Поджарый, безукоризненно одетый. Длинные седые волосы развеваются на ветру. Мать честная, да это же он... Я готов отдать голову на отсечение, что только один человек на свете передвигается таким летящим шагом!
Кащей Бессмертный!
Место рядом со мной не занято. Не знаю почему, но я уверен, что он усядется рядом. И не ошибся.
Закинув небрежно дорожную сумку на полку, Кащей с облегчением вздыхает и приветливо здоровается.
Что-то заставляет его задержать взгляд на моем лице, потом губы его трогает еле заметная усмешка.
Я отвечаю на приветствие, не отводя взгляда.
- Очевидно, и вы обладаете отличной памятью! - говорит он.
- Еще бы, - указываю на изувеченную руку.
- Глубоко сожалею, поверьте!
Я решаю вступить с ним в разговор - ведь сколько лет мечтал об этой встрече! Меня никогда не переставала мучить загадка этого "заговоренного" от пули злодея. Спрашиваю его об этом напрямик.
Он снова едва заметно усмехается:
- К чему вам это? И вы, и я - оба мы давно вышли из игры.
- Я стал врачом. Мне не раз приходилось видеть, как умирают от кровотечения люди, потому что врачи бессильны что-либо сделать. Я в вас стрелял. Не станете же вы утверждать, что это было галлюцинацией?
А и из вашей раны не пролилось даже капельки крови, и вы ушли от меня, словно я кинул в вас шишкой.
Он громко рассмеялся.
- А, вот вы о чем! Ну что ж, раз вас так это интересует, пожалуй, удовлетворю ваше любопытство. И даже с подробностями, если пожелаете. Впереди у нас несколько часов лета, а я, знаете, к старости стал болтлив. Сами понимаете, после того, как всю жизнь молчишь... А жизнь у меня была необыкновенная. Я сын белого человека и женщины из дикого племени, до которого, слава богу, ученые еще не добрались. Отец встретил мою будущую мать во время одной из своих экспедиций в джунглях: она сломала обе ноги. Вылечил ее и взял в жены. Мать была редкостной красавицей, а ему она казалась лесной нимфой. Он рассчитывал, что ее удастся приручить, и она будет блистать в свете. Но он жестоко ошибся. У матери были собственные понятия о мире, и она не пожелала воспринять чужие. Она прожила с ним шесть лет, чувствуя себя зверем в клетке, а на седьмом убежала из дома и вместе со мной возвратилась в лес.
До той поры я воспитывался под руководством двух гувернанток, учивших меня трем языкам, водивших на прогулку и исполнявших любую мою прихоть. Словом, я жил, как маленький принц. С матерью виделся лишь перед сном. Она рассказывала мне о таинственной стране, где все счастливы, о странных растениях и животных. Я воспринимал это как волшебные сказки, они пробуждали в моей душе странные чувства. Зная, что матери это будет приятно, я много бегал, плавал, лазил по деревьям. Потом, в ее "раю", это помогло мне довольно быстро приспособиться к жизни. Я там обрел настоящую свободу - ел и спал, когда, хотел, - на земле или на дереве, дружил с животными и змеями и бегал, бегал, бегал...
В семилетнем возрасте я поступил в необычную школу - мужчина, который заменил мне отца, брал меня с собой в лес. Люди племени жили охотой на диких зверей и сбором диких плодов. Они чувствовали себя хозяевами джунглей. Единственным опасным врагом считали леопарда. Еще издали заслышав его рев, мой отчим кричал: "Беги! Леопард!" И я мчался вместе с ним. Именно он научил меня так быстро бегать...
Я легко бы мог стать чемпионом мира в "цивилизованной жизни", если бы это не было скучно и глупо.
Я с готовностью с ним согласился. А он продолжил:
- Все, кто бегают по тартановым дорожкам стадионов, стремятся к какому-то пределу. Я же бегал, спасаясь от смерти. Согласитесь, разница есть!
Я прервал его:
- А как вам удавалось бегать "задним ходом"?
- О, это отнюдь не легко, и требует огромной подготовки! Так бежит охотник, заманивающий зверя, чтобы убить его в удобном для него месте. Этому бегу обучают с малых лет. Сначала используют кусок слюды, служащей зеркалом, чтобы не удариться спиной о препятствия. Потом их начинаешь чувствовать кожей. Но для этого необходимо в совершенстве уметь концентрировать внимание. Этому обучают на "высших"
курсах лесного лицея, где в мое время преподавали два столетних старца, которые силой взгляда могли перемещать предметы, поджечь сухое дерево, проделать тонкое отверстие в бамбуке. Обычно к двенадцати годам дети племени владеют своим организмом.
Еще год занятий - и им начинает подчиняться кровеносная система. При этом настолько, что любая рана закрывается с такой быстротой, с какой вы захлопываете рот...
- Извините, - прервал я его нетерпеливо. - Но, будучи врачом, я могу поверить, что огромным усилием воли человек может управлять своими органами, но чтобы функционировало сердце, в которое угодила пуля... Ведь не станете же вы отрицать, что я угодил вам прямо в сердце.
