— Больше всего на свете я бы хотел еще раз поцеловать тебя, — дрожащим голосом шепчет он. — Той ночью я так и не попрощался с тобой. Не сказал, что люблю тебя.

— Я знала об этом, — утешаю я Спенсера, и мне на глаза наворачиваются слезы. — С того нашего первого поцелуя я никогда не сомневалась в твоей любви. Никогда.

Рука Спенсера падает на колени, но на его лице вновь загорается сияющая улыбка.

— Надеюсь. Я говорил это тебе по миллиону раз в день.

Я смеюсь. То был еще один рекорд Гиннеса, который он собирался поставить — сказать своей девушке «я люблю тебя» так много раз, как никто другой в мире.

Спенсер прикрывает глаза и прислоняется затылком к стене. Но не совсем упирается в доски, как было бы, если б он был настоящим. Выражение его лица становится безмятежным, и он всеми легкими делает вдох.

— Мне не хватало твоего смеха. Я рад, что опять слышу его. И мне очень нравится Шарлотта. Кажется, она возвращает былую тебя. Сегодня ты улыбалась чаще, чем за весь год.

Обсуждать новую подругу со Спенсером странно, но я знаю, почему он заговорил о ней. Я думала о том же самом после того, как отвезла Шарлотту домой, а Спенсер, в конце концов, — это отражение моих подсознательных мыслей. Конечно, он озвучивает то, что отягощает мой разум.

— А еще я рад, что ты, как я и надеялся, сходишь на танцы. Думаю, ты и правда хорошо проведешь время. Но мне кажется, что тебе следует пойти туда с парой.

Я выпрямляюсь так резко, что мои ноги, согнутые в коленях, соскальзывают вперед.

— Стой. Ты хочешь, чтобы я сходила на танцы?

Спенсер смотрит на меня краешком глаза, и уголок его рта дергается в усмешке, словно я ляпнула глупость.

— Конечно, хочу. Я же в прошлом году кинул тебя, ты забыла?

От его дерзкого заявления у меня перехватывает дыхание.

— У тебя была уважительная причина.

Спенсер, пожимая плечом, выгибает бровь.

— И тем не менее из-за меня ты не сходила на танцы. Не хочу, чтобы ты пропустила и эти. Бэйли, я хочу, чтобы ты пошла туда и как следует повеселилась. Насладись вечером с друзьями. Смейся и улыбайся… завоюй корону, чтобы я мог похвастаться перед всеми своими новыми приятелями на том свете, что в прежней жизни встречался с королевой осеннего бала.

Я хочу толкнуть его, забыв, что не могу прикоснуться к нему, и когда моя рука не находит сопротивления, теряю равновесие и падаю на бок. Мой локоть врезается в пол — просто идеальный способ вызвать жгучую боль и одновременно заставить меня разразиться истерическим хохотом.

Чтобы пощадить мои чувства, Спенсер старается не смеяться, но когда я перехватываю его сияющий взгляд, все-таки взрывается смехом.

— Это совсем не смешно! — скулю я, потирая локоть. Однако хихиканье в моем голосе говорит об обратном.

Спенсер успокаивается и смахивает с ресниц невидимые слезинки.

— Ты снова смеешься. — На его губах появляется задумчивая улыбка. — Который раз за сегодня? Третий или четвертый? Общение с Шарлоттой пойдет тебе на пользу. Как, кстати, и танцы.

— Наверное, — соглашаюсь я. Сегодня я впервые за долгое время чувствую себя чуточку лучше. — Может, в компании Шарлотты будет не так уж и плохо.

— Думаю, тебе стоит пойти туда с парнем.

— Что? — прыскаю я, думая, что он снова шутит, но он не смеется. Вся игривость в моем голосе испаряется. — Ты же не серьезно.

— Такая девушка, как ты, не должна быть на танцах без пары.

— О, то есть, ты предлагаешь сказать Чейзу «да»? Разрешить ему стать моим королем вместо тебя?

— Чейзу Ленсингу? — фыркает Спенсер. — Бэй, если ты когда-нибудь закрутишь с этим засранцем, я нашлю на тебя свое привидение.

— Умник, твое привидение уже приходит ко мне, и мне жалко тебя огорчать, но Чейз, вероятно, единственный оставшийся в школе парень без пары.

— Ты должна пригласить Уэса.

У меня приоткрывается рот, и я теряю дар речи.

Предложение прозвучало нарочито небрежно, но когда он отворачивается, я понимаю, что он совершенно серьезен. Чувствуя, что я смотрю на него, Спенсер бросает на меня мимолетные взгляды из-под своих густых рыжеватых ресниц.

— Уэса? — шокировано повторяю я. — Ты считаешь, я должна пригласить на бал Уэса? Ты пошутил сейчас, да?

Мое гневное восклицание заставляет Спенсера перейти в оборону. Он расправляет плечи и, нахмурившись, решительно выпячивает грудь.

— Почему нет? Он лучше Чейза Ленсинга, и у вас много общего. Вы хорошо проведете время и, возможно, потом даже станете парой.

Пусть его просьба и пропитана любовью, но она глубоко ранит. Он хочет, чтобы я двигалась дальше. Чтобы отдала свое сердце другому. И не просто другому, а его лучшему другу. Он ушел и теперь пытается передать меня лучшему другу, словно я одна из его драгоценных футбольных карточек. Как он может этого хотеть?

Отказываясь слушать его, я трясу головой. Это неправильно. Спенсер просто иллюзия, порождение моего подсознания, и я не могу хотеть того, что он предлагает. Я не могу даже рассматривать эту идею. Пригласить Уэса будет худшим предательством из возможных. И вызовет много вопросов, на которые после того страшного вечера я отказывалась отвечать.

— Нет. Это безумие. Я ему даже не нравлюсь. Он ненавидит меня с того самого дня, как я попросила тебя стать моим парнем.

Спенсер ерошит волосы, не зная, чем возразить, ведь он не может не помнить, какими натянутыми были мои отношения с Уэсом.

— Между нами троими все было… сложно, — признает он. Это такое преуменьшение, что мне становится даже смешно. — Но Уэс не хотел тебя ранить. Я знаю, что не хотел. Бэйли, дай ему шанс. Доверься мне. Пригласи его на танцы, и посмотрим, что из этого выйдет.

Я вспоминаю вчерашний день в школе и свое столкновение с Уэсом. Чувствую его запах, ощущаю вокруг себя его руки, слышу, как он глухим, ровным голосом спрашивает, в порядке ли я. Я ненавижу ту часть себя — очень большую часть, — которая действительно хочет пойти с ним.

Нет, я больше не могу этого выносить.

— Я не буду приглашать Уэса, и точка. Тема закрыта.

В этот момент в домик заглядывает моя сестра, и я от неожиданности взвизгиваю.

— Уэса Дэлани? — переспрашивает она. — Он такой сексуальный. Я бы убила за возможность пойти с ним на бал, пусть он и провел этот год в колонии для несовершеннолетних.

Я собиралась спросить, что она тут забыла, но ее слова отвлекают меня.

— В колонии?

Кивнув, Джулия проводит указательным пальцем по полу домика и, увидев, сколько там пыли, с отвращением морщится. Когда ее взгляд начинает блуждать по тесному помещению, я вдруг понимаю, что Спенсер ушел.

— Это самая распространенная теория в школе, — говорит Джулия. — Все думают, что после аварии Уэс вступил в преступную банду, а потом год просидел за решеткой. И теперь ему приходится быть на домашнем обучении, чтобы успеть окончить школу в восемнадцать.

Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышала. Ну, после предложения Спенсера пригласить Уэса на танцы.

— И за что же, по вашему мнению, его посадили?

— За наркотики, нападение или угоны машин… — Джулия пожимает плечами. — Кто знает, да и кого это волнует? Ты видела его вчера? Он стал таким крепким и сексуальным — выглядит как настоящий плохиш, и ему очень идет. Он словно конфетка на палочке.

Я моргаю. Конфетка на палочке? Моя сестра сумасшедшая.

— Ты же в курсе, что была ненормальной, поскольку встречалась со Спенсером, а не с ним?

Я сердито смотрю на нее, и она закатывает глаза. Потом спрашивает, осознав, что я здесь одна:

— С кем ты разговаривала?

Пытаясь придумать, как же соврать, я примешиваю к лжи правду, чтобы она прозвучала более убедительно.

— С Лиз. Она хочет устроить для меня свидание на осеннем балу.

Она скептически смотрит на мои пустые ладони.

— С Лиз? А где твой телефон?

Джулия явно не верит мне — наверное, видела, что мой сотовый стоит на зарядке на кухне. Она ждет ответа, но я ни при каких обстоятельствах не могу рассказать ей, что вижу галлюцинации. Она и без того думает, что я психопатка. И наверняка сдаст меня маме и папе, а те запрячут меня в сумасшедший дом. Я решаю проигнорировать этот вопрос.