Противник пошел в атаку.
Все ближе и ближе густая цепь грязно-зеленых мундиров. Пора!.. Сигнал младшего лейтенанта — и дробно застучали ручные пулеметы. Другой сигнал — начали частый огонь стрелки, за ними — автоматчики. На голову врага обрушился град мин…
Не прошли фашисты и половины пути по «ничейной» земле, как заметно стала редеть их цепь, искореженное металлом поле густо покрывалось трупами.
Но гитлеровцы отчаянно лезли вперед. Появились их танки. Вот они обогнали пехоту. Неприятельские цепи, перестроившись, пошли небольшими группами, прячась за броней танков.
В дело вступила наша противотанковая артиллерия. Два танка остановились, окутанные клубами черного дыма.
Дрогнула и начала окапываться пехота фашистов, а уцелевшие танки с паучьей свастикой попятились…
Во второй половине дня небо очистилось от сплошной облачности и не по-осеннему тепло пригрело солнце. На всем участке фронта наступила непривычная тишина.
И вдруг к небу снова взвились столбы дыма и земли. Гитлеровцы, очевидно, решили не оставить живого места на нашей стороне. Траншею в нескольких местах разворотило прямыми попаданиями снарядов. Появилась авиация противника. Бомбежка началась с переднего края и смертоносным ревущим валом пошла дальше, в глубину нашей обороны.
И опять, как утром, наступила кратковременная зловещая тишина. За ней — новая совместная атака пехоты и танков.
Четыре танка подошли совсем близко к позиции взвода. Их пушки и пулеметы непрерывно изрыгали огонь. Уже отчетливо видны перекошенные лица фашистских солдат…
На считанные секунды стих наш ружейно-автоматный огонь. Только неумолчно стрекотали два ручных пулемета. Третий был разбит прямым попаданием снаряда. Немцев это приободрило. Настал критический момент. Младший лейтенант был бледен, но спокоен.
— Гранатой! — крикнул он.
В танки полетели связки гранат. Десятки гранат начали рваться и среди пехотинцев, подобравшихся к обороне взвода. Один танк неуклюже повернулся и замер, продолжая в упор стрелять по брустверу траншеи. К нему пополз рядовой Михайлов, следом за ним — Локтев. Хотя первый почти вдвое старше второго и их знакомству всего около месяца, — они успели стать неразлучными друзьями.
Противотанковая граната и бутылка с самовоспламеняющейся жидкостью, брошенные смельчаками, угодили точно в цель. Вражескую машину охватил огонь, потом из нее повалили клубы дыма, и тут же раздался взрыв. Башня танка как бы нехотя, лениво приподнялась над корпусом и грузно рухнула на землю. Но главное сейчас — фашистская пехота. И бойцы поставили такой огневой заслон, через который не проскочил ни один гитлеровец.
Неся большие потери, фашисты поодиночке и мелкими группами начали удирать назад. Однако мало кому из них удалось добраться до своих окопов.
…Проходя от отделения к отделению, командир взвода с болью в сердце отмечал убыль в рядах своих бойцов. В то же время в нем росло чувство гордости и удовлетворенности тем, что они выстояли, с честью выполнили боевой приказ, удержали свою позицию. А за потери во взводе противник отплатил сторицей — более чем сотней трупов своих солдат…
— Товарищ младший лейтенант, вы ранены, — сказал один из бойцов, показывая на его рукав, пропитанный кровью.
— Пустяки, царапина, — отозвался Семенов.
— Товарищ командир, вы только посмотрите на Кучерова…
Телогрейка на молодом солдате в нескольких местах была иссечена осколками, из дыр торчала вата, на каске виднелись вмятины. На теле же Кучерова ни единой царапины. Вид бравый.
— Правильно говорят, что смелого пуля боится и штык не берет, — заметил командир.
На землю снова опустились сумерки. Кое-где слышались винтовочные выстрелы да редкие пулеметные очереди. В воздухе все чаще вспыхивали осветительные ракеты.
Невдалеке, правее взвода Семенова, стоял на огневой позиции станковый пулемет. Командир отделения был тяжело ранен и отправлен в медсанбат. Командовал расчетом наводчик Андрей Тимофеев.
Густой утренний туман скрывал очертания предметов. Тем не менее велась усиленная перестрелка. Стреляли из винтовок и автоматов. Часто слышались орудийные выстрелы и ухали разрывы снарядов.
Тимофеев имел заранее подготовленные данные для стрельбы ночью и при ограниченной видимости, но огня не открывал, держался наготове.
В ружейную трескотню врезалась пулеметная очередь. Это стрелял фашист. Он часто посылал короткие очереди. Похоже было, что немец нервничает, вероятно, ему грозила какая-то опасность.
— Это бьют с холма, — сказал Тимофеев второму номеру Беляеву. — Отползи метров на десять в сторону, замаскируйся и, если фашисты будут переть на нас, постарайся выводить из строя их командиров. С остальной шайкой я справлюсь сам.
Тимофеев знал по опыту, что немецкие офицеры прячутся за солдатские спины и их лучше всего уничтожать с фланга.
Через несколько минут над головами пулеметчиков просвистели вражеские пули.
— Лезут, гады. Ну-ну, померяемся!..
Тимофеев приготовился. Туман постепенно рассеивался. Среди небольшого кустарника, между пнями и кочками, стали ясно вырисовываться силуэты ползущих с разных сторон немецких солдат. Они действовали очень осторожно и ползли даже там, где можно было перебегать.
Когда гитлеровцев накопилось изрядное количество, Тимофеев открыл огонь. Фашисты не замедлили ответить. Сразу же был сражен один боец пулеметного расчета, а вслед за ним и другой. На какое-то мгновение Тимофеев растерялся и прекратил стрельбу. Очередь вражеского автомата, разбросавшая землю около пулеметчика, вывела его из оцепенения.
Тимофеев снова ухватился за рукоятки пулемета и стал расстреливать противника почти в упор. Уцелевшие солдаты врага начали отползать и прятаться за укрытия.
Неожиданно пулемет умолк. Но наводчик не дрогнул. Привычным взглядом определил причину задержки и принялся ее устранять.
Немцы решили, что советский пулеметчик выведен из строя. В воздух взвилась ракета — сигнал для броска в атаку. Но ошиблись фашисты. Огневая точка жива! Устранив задержку, Тимофеев снова встретил врага метким огнем. Тут уж он не обращал внимания на установку прицела, наводил пулемет в самую гущу фашистов, и они валились как подкошенные. Вот фашисты уже в 50–60 метрах. Тимофеев ясно видел их лица, слышал визгливую ругань офицеров, понукавших солдат.
— Не возьмете, — говорил пулеметчик, не переставая расстреливать врага.
И на этот раз гитлеровцы вынуждены были откатиться назад. На поле боя валялось много вражеских трупов.
Тимофеев проверил наличие патронов. Их было еще достаточно: две ленты.
Неравный бой длился уже целый час. Гитлеровцы, потерявшие надежду уничтожить советского пулеметчика, пытались окружить его. Но и из этой затеи ничего не получилось. Тимофеев подпускал их поближе и расстреливал в упор. Хорошо помогал ему в этом второй номер Беляев. Он толково замаскировался в стороне, брал на мушку командиров противника и разил их без промаха. Когда наводчику грозила серьезная опасность, Беляев открывал частую стрельбу по наседавшим на огневую точку фашистам.
Скопившись в небольшой лощинке, немцы снова бросились к пулемету. Они лезли как разъяренные звери, но, наткнувшись на свинцовый ливень, откатились назад.
Снова умолк пулемет.
— А, черт, не вовремя!.. — проговорил Тимофеев. — Бей их, Беляев, крепче! — крикнул он второму номеру и вновь стал устранять неисправность.
На этот раз произошел поперечный разрыв гильзы. Тимофеев откинул крышку короба, вынул замок, извлекателем устранил задержку. Пулемет заработал.
Единоборство Тимофеева с несколькими десятками фашистских солдат продолжалось уже около двух часов. Были такие минуты, что казалось, нет никакой надежды отбить врага. Но пулеметчик напрягал все силы, мужественно и умело отражал яростные наскоки фашистов.
Он не слышал, как справа и слева от него шел ожесточенный бой, как наши стрелки и пулеметчики самоотверженно защищали свои позиции. В общем треске ружейно-пулеметной и минометной стрельбы он различал только возгласы «ура!» и с новой силой обрушивал на врага огонь своего пулемета. «Ура!» раздавалось все чаще и воодушевляло отважного пулеметчика. Он понял, что на отдельных участках обороны наши подразделения переходят в контратаку и в рукопашной схватке уничтожают врага. А раз есть успех на отдельных участках, то как же можно допустить, чтобы здесь фашисты прорвали нашу оборону!..