Приложения.

Энвер Ходжа и социалистическое строительство в Албании [302].

«Великий авторитет Сталина, основанный на его бессмертном деле, был подорван в Советском Союзе и за его пределами. Его авторитет уступил место авторитету пьяного развратного клоуна, шарлатана и шантажиста.»

 – Энвер Ходжа о приходе Хрущева к власти. Из книги «Хрущевцы» [303].

В современных условиях развития социалистического движения в России особенную важность для всех нас приобретает изучение опыта наших иностранных товарищей, опыта социалистического строительства в странах народной демократии. Среди всех этих стран, находившихся на протяжении большей части своей истории под существенным влиянием Советского Союза, особый интерес представляет Албания, поскольку она оказалась единственной из стран народной демократии, которая к минимуму свела влияние Москвы на свою политику. Албания не подписала кабальный, ставящий в неравные с Союзом условия Варшавский договор. Албания не только выпала из зоны советского влияния, но и превратилась в злейшего врага Советского Союза.

Энвер Ходжа, возглавлявший Албанскую Партию Труда еще со времен героической партизанской войны балканского народа против итальянских и немецких оккупантов, принадлежал к вполне конкретной марксистской традиции, будучи, по своим собственным словам, верным последователем Ленина и Сталина. Это, разумеется, означало полнейшее отрицание с его стороны социалистической и марксистской составляющей троцкизма. Необходимо, однако, отметить и отличия во взглядах албанского руководителя от взглядов Сталина. Последние новшества, которые Энвер Ходжа сумел внести в марксистскую теорию, существенно обогатив ее и очистив от всевозможных ревизионистских наслоений сталинского времени, выражаются в его взглядах на природу бюрократии в странах соцлагеря, а также в практических мероприятиях, принимавшихся для проведения успешной антибюрократической борьбы в Албании. Лучше всего этот аспект взглядов Энвера Ходжи может быть продемонстрирован нижеприведенной цитатой из его книги «Хрущевцы»: «После Великой Отечественной войны в Коммунистической партии Советского Союза имели место некоторые отрицательные явления. Тяжелое экономическое положение, разруха, разорение, большие людские потери Советского Союза требовали полной мобилизации кадров и масс на борьбу за его консолидацию и прогресс. Но вместо этого произошли известное ослабление характера и моральное падение многих кадров. С другой стороны, своим тщеславием и превознесением военных побед, своими наградами и привилегиями, как и многими пороками и порочными взглядами кичливые элементы усыпляли и душили бдительность партии, подтачивали ее изнутри. В армии появилась каста, распространившая свое самовластное и грубое господство и на партию, изменив ее пролетарский характер. Она притупила меч революции, которым должна быть партия. Мне думается, что в Коммунистической партии Советского Союза еще до войны, но особенно после войны, появились симптомы предосудительной апатии. Эта партия пользовалась большой славой, она добилась больших успехов на своем пути, но в то же время она стала терять революционный дух, стала заражаться бюрократизмом и рутинерством. Ленинские нормы, ленинские и сталинские положения были превращены аппаратчиками в избитые формулы и словеса, лишенные действующей силы. Советский Союз был огромной страной, народ [которой] трудился, создавал, творил. Говорили, что промышленность развивается нужными темпами, что социалистическое сельское хозяйство продвигалось вперед, тогда как фактически они не были на должной высоте. Не «ошибочная» линия Сталина тормозила прогресс, напротив, линия Сталина была правильной, марксистско-ленинской, но зачастую ее проводили плохо, ее даже извращали и саботировали вражеские элементы. Правильную линию Сталина извращали также замаскированные враги в рядах партии и государственных органах, оппортунисты, либералы, троцкисты, ревизионисты, какими являлись открыто выступившие впоследствии Хрущевы, Микояны, Сусловы, Косыгины и другие.» [304].

Если мы как следует поразмыслим над вышеприведенными словами, то нетрудно догадаться, что Энвер Ходжа превосходно осознавал опасность развития и укрепления бюрократических элементов в партийных структурах. Это особенно показывал ему опыт Советского Союза и Югославии, где бюрократы добились, по его мнению, совершения контрреволюционных преобразований, направленных на реставрацию капитализма в собственных странах. Именно осознание опасности распространения бюрократии, утраты партией революционного духа и отрыва от масс, толкало Ходжу на проведение чрезвычайно жесткой антибюрократической линии в Албанской Партии Труда. Эта линия выражалась в бесчисленных ограничительных законах, направленных на сдерживание и подавление карьеристских и ревизионистских элементов внутри партийных структур. Так, в Албании были введены строжайшие законодательные нормы, не только полностью и абсолютно исключающие наличие хоть какой-нибудь частной собственности, но и существенно ограничивающие собственность личную. В стране действовал полный и тотальный запрет на личные автомобили, касавшийся не только простых граждан, но и чиновников, которые были лишены также и служебного автотранспорта, будучи вынужденными передвигаться по стране на рейсовых автобусах или собственными ногами. Легковые пассажирские автомобили в страну не ввозились вообще вплоть до окончательной реставрации капитализма в 1992 году. Помимо запрета на пользование личным или служебным автотранспортом, также были строжайше запрещены дачные хозяйства, каковые в Советском Союзе массово раздавались государственным служащим и партийным работникам. Под полнейший запрет попадали также и предметы роскоши, вроде дорогих вин, ввоз которых в страну также полностью исключался и запрещался [305].

Несмотря на всю строгость подобных мер, всеми возможными способами ограничивающих распространение среди рядовых граждан и членов партии мещанских и приспособленческих жизненных устремлений, а вместе с тем буржуазных политических идей, признать их в полной мере удачными нельзя. Они в конечном итоге не сумели спасти Албанию от капиталистической реставрации. Ограниченная эффективность подобных мер, однако, представляется реальной, ибо таким путем албанские коммунисты сумели добиться в своей стране наибольшего во всем мире уровня равенства [306]. Самая высокая в стране заработная плата министра была всего на 60% выше самой низкой в стране заработной платой дворника, что в современных условиях кажется просто фантастическим и совершенно недостижимым [307]. Вообще же, в качестве основного отличия и главнейшей особенности албанской внутренней политики времен Энвера Ходжи (и его социальной политики в частности), мы можем назвать крайнюю уравнительность, которая затрагивала не только простых граждан, но и чиновников. Словом, в отношении Албании мы не можем говорить о бюрократии как о некоем отдельном классе, либо же как о структуре, стремящейся превратиться в класс, поскольку сама бюрократия в том виде, в каком она была распространена в СССР, в Албании отсутствовала вовсе. В этой стране не существовало ни специальных дачных поселков для номенклатуры, ни специальных пайков, ни ведомственных больниц, ни служебных автомобилей с водителями, а сами партийные работники не имели никаких привилегий по отношению к простым гражданам страны [308]. Касалось это и самого Энвера Ходжи, который ходил по Тиране пешком и без всякой охраны, а отдыхал со своей семьей в самых обыкновенных албанских санаториях вместе с простыми рабочими [309].