— Ты обменял способность видеть в темноте на умение врать? — непривычно сильно вспотели ладони, и хотя нет силы в руках, пока нет, до замаха остаются миллиметры нервов.

— Дантрес, ты же умный, угадай сам направление и двигайся, не сворачивая, — сорвался голос на последней ноте, я словно ждал — отпустил выдержку и лупанул со всей дури ладонями по столу. У него выпал из рук карандаш, и вздрогнули плечи.

— Что, сучья твоя душа, ты подмешал тогда в этот ёбаный виски?! — глаза опасно блеснули, всего на секунду, являя истинный гномий вид: алчность и холодный расчёт. — Что?! — голос прорезался, не получалось взять себя в руки, да я и не пытался, такое чувство, что меня вроде как предали, только вот не болит ничего, выболело и выжжено, но правду знать хочется, хотя бы для себя. — Яд какой? Подавители? Отраву?

— Нет, — поднимался из-за стола он неохотно и отходил подальше тоже, знает мой темперамент, если достану — вмажу без зазрения совести и, видно, есть за что. Убираю руки в карманы, самообманываясь, что это поможет.

— Тогда что? Я же не хотел брать то задание. Я этот Салан кругами обходил, помнишь? А ты мне им два года подряд тыкал. Я в принципе с волками перестал работать, я, сука, только жить начал! А потом… потом как щёлкнуло, сам же за нарядом пришёл. Твоих рук дело?

— Моих. Врать не буду. Только ты по дурости горячку не пори, а выслушай.

— Не могу, — признаюсь честно, всего трясёт, как на исповеди, и уже слушатель состарился, а я ещё не все грехи рассказал! — Славка, я не могу! Плохо мне, понимаешь? Такое чувство, что предали!

— Ты можешь считать, как хочешь, но итог меня устраивает, если для этого требовалось потерять друга, что ж, я переживу.

— Не добивай хоть ты меня, — прошу на полном серьёзе, улыбка бесит самого, Славка бледнее, но продолжает говорить этим сухим прокурорским тоном, который меня вымораживает.

— Не всё всегда будет, как ты хочешь, Дан. Я думал тебя жизнь научила хоть чему-то, а ты так и остался тем озлобленным пугливым мальчишкой, который всего боялся и, чтобы не показывать страх, научился драться. Только лучше от этого не становится никому. Поэтому ты и хотел бросить Бойко, когда надо было драться, боялся сделать хуже, боялся остаться один. Ничего не говори, — я с ядом на языке заткнулся, проглатывая его. — Операция была спланирована лично мной, и руководство не несёт за неё никакой ответственности. И подсудно это всё, но да ладно. Ты действительно отказался тогда, только я заранее подделал заявление и завёл на тебя документы.

— В виски что было?

— Там был приворот.

— То есть, ты не хотел остаться со мной друзьями?..

— Не время для стёба и так паршиво.

— Ты не мог накачать меня зельем, потому что знал, точно знал, что оно для инкубов смертельно. Не мог же, да?!

— Не ори. — он устало растёр виски и выдохнул как-то плаксиво. — У меня выбора не было. К тому моменту ты… как бы тебе объяснить… ты собой уже не был. Я когда увидел первый раз, когда твоим телом демон пользуется, ходит себе по комнате, специально в камеру смотрит, уже тогда понял, что до старости не доживу, а ты тем более. Найти легенды и факты про инкубов было сложно, но нет ничего невозможного. А потом… — Славка впервые мне в глаза посмотрел, я увидел в них боль, отчаяние и сожаление, только не задело это от слова совсем. — Демон тогда лаборанта взял в заложники. Помнишь того, который с тобой… ну… потом ещё он пропал…

— Я понял.

— Он душил его, спокойно так, пока тот корчился от асфиксии, всё смотрел в камеру и пальцем манил, уже конкретно требуя контакта. Условием было твоё обязательное присутствие на этом задании.

— Ты меня подставил. Если бы не Вик, я бы сдох тогда. Из-за моего всплеска все там на той ёбаной поляне поперетрахались! Двоих сожрали! Просто потому, что кровь не успела выжечь яд!

— Ты привыкал к нему малыми дозами. А оборотни чувствуют свою кровь в других. Вик бы тебя не оставил.

— Не говори, что делал ты его на крови Вика. — я просто сполз по стене и закрыл лицо руками. Всё, приехали.

— Мне пришлось. Демон дал наводку, а там дело техники.

— Бойко мог умереть, если бы я не появился в Салане. Ты в курсе? Поэтому, когда демон стал сильнее, волк чувствовал мои раны, а я его?

— Вероятно, да. — Славка не подходил и не хотел убежать, стоял и смотрел сверху вниз, как смирившийся приговорённый к смерти.

— Если бы я явился раньше, чем узнал Виктора, демон просто прикончил бы его, а я бы даже этого не узнал!

— Ты два года принимал инъекции на его крови. Каждый раз было отторжение, твоё тело отвергало Бойко, и не одно оборудование не показало почему.

— Да потому что я его… Это из-за зелья, да?

— Нет. К сожалению, как и сказал Вик, ты, как дебил, влюби… запечатлелся с первого взгляда, даже не успев принять основную порцию, а когда накачался виски уже не понадобилось основное свойство, но были побочные эффекты.

— Ага. Два холма побочных эффектов теперь в Салане. Хочешь покажу, куда цветы носить?

— Нет смысла. Они бы и так умерли.

— Типа, все мы смертны?

— Типа, это были лаборанты, которые испытывали кровь особенных на себе.

— Ты и это подстроил?

— Человеческую глупость нельзя подстроить, они сами своими амбициями себя же убивают. Пресекать это — моя работа. Обходится малыми жертвами за одно оперативное вмешательство. Один выстрел — два дела закрыто.

— Половина инкубов полегло. Это малые жертвы? Нет, я и их не оправдываю, но знаю каково это — быть ими. Не все там были дерьмом.

— Как и волки. И тем не менее. Ты бы причинил больше зла, если бы я не согласился. Демон дал это понять. И Салан был бы первый на очереди. Так ему была нужна одна жертва, а не все без разбора.

— Из-за меня пострадали все. И Вик, и стая, и люди, и ты.

— А я-то почему?..

— Я тебе сейчас нос сломаю…

Редко вру, да и то, если по делу, и в этот раз не соврал, только больно почему-то стало мне. На анализ чужих поступков нет сил, в своей душе бедлам, и не уляжется уже ничего. Чёртов демон всё просчитал сначала. Наверное, это случилось, когда обереги стали сползать. Ждать устал? Или наигрался? Да к чёрту всё, к нему самому.

Как был, в том и выперся на улицу. В пледе, в тапках и тонких пижамных штанах, прямо рожей в реальность и холодный снег. Он кружил над головой огромными пуховыми облаками и все никак не хотел падать на землю. Я бы тоже полетал, но… крылья пропил, нимб заложил в ломбарде, туника на бинты ушла, волк в сугробе… Да ебись оно все конём!

Самый здоровый сугроб облизнул чёрный нос и закрыл глаза, как будто я его не видел. Присыпаный снегом, он сливался с местностью, а в темноте позднего вечера его вообще было трудно разглядеть, если бы не редкое, едва слышное, возмущённое взрыкивание. Стоял и смотрел на него, умиляясь на какой абсурд ещё мы можем пойти ради друг друга. Каких-то пару месяцев назад он боялся войти в город, а сейчас лежал себе, игнорируя гул машин за высоким забором и редких людей на частной территории. Я его очеловечил. Не уверен, что это хорошо и безопасно. Со мной рядом вообще небезопасно.

— Долго будешь там сидеть, снеговик-переросток? Не смеши деда Мороза, не быть тебе снежинкой, — одно за другим из-под снега показались тёмные уши, а затем уже нетерпеливая морда. — Останься у меня на ночь, — к своему стыду произношу это быстро и вслух, — не хочу оставаться один. Можешь постебаться, что бабайка меня не заберёт, я сам — она. — стряхнув с шерсти снег, зверь медленно подходит, бесшумно ступая по снегу огромными лапами и это всегда вызывает трепет. — Надо переставать давать тебе «Растишку», ты уже размером почти с коня, — забираюсь замершими пальцами в густую шерсть на холке, Вик зажмуривает глаза, а я понимаю, что сейчас он обратится, а я не готов с ним разговаривать, и ныть о своей несчастной судьбе не готов тоже. — Таким останься, — прошу на удивление ласково, молчаливый собеседник даже соглашается, хотя и не сразу. — Попугаем медсестер? — мотает патлатой гривой и противно облизывает мне лицо. — Ну тогда будем тебя вычёсывать!