А если в точный срок, то в полной мере…

Знал, о чем писал всенародно любимый бард, который, как известно, и сам недолго зажился на свете! А сколько их еще было — таких? Кто не убил себя сам, как Маяковский или Есенин, с завидным упорством искал смерти на дуэли или где-то еще. Поэту прожить дольше тридцати семи — вообще моветон!

Не потому ли, что он чувствует происходящее острее других? Быть зрячим среди слепых — нелегкая участь… В начале века среди декадентствующей молодежи прокатилась целая эпидемия самоубийств. Странно это выглядело, конечно — вроде нет ни голода, ни войны, а вполне благополучные сыновья и дочери обеспеченных родителей с завидной регулярностью сводят счеты с жизнью по самому ничтожному поводу! Подлинную причину своего поступка они не могли бы объяснить ни близким, ни родителям, ни даже себе самим…

Глеб иногда думал: а может, они просто знали, что будет дальше? Предчувствовали, что совсем скоро их привычный мир рухнет и исчезнет без возврата, что впереди сначала мировая война, потом революция, война гражданская, красный террор? И еще много всякого, до чего лучше бы не дожить? Прекрасным юнцам и девам дворянского звания в этой кровавой каше ничего хорошего уж точно не светило! Так не лучше ли уйти молодым, не изведав всей грязи жизни, не дожидаясь, пока бравый матрос выстрелит тебе в затылок в подвале или «тройка» отправит гнить в лагерях, где от тяжкого труда, голода и издевательств заключенные постепенно теряют и достоинство, и разум, и самый человеческий облик?

Да и сейчас не легче. В вакханалии и неразберихе девяностых Глеб видел не первые шаги зарождающейся демократии, а путь в пропасть. Общество, не способное к саморазвитию, к реформам, обречено двигаться по замкнутому кругу: застой — революция — анархия — диктатура. И это продолжается до тех пор, пока народ не образумится, не научится признавать собственные ошибки и делать выводы либо не исчезнет совсем, сойдя с арены истории. Так что хорошего ждать точно не приходится…

Даже стихи стали приходить все мрачнее и безнадежнее.

Окончательно придя к мысли о том, что продлевать постылое существование не стоит, Глеб, как ни странно, испытал чувство легкости и освобождения. Человеку, который готов умереть, и жить проще! Не нужно тревожиться за свое будущее, строить какие-то планы…

Но самое удивительное было еще впереди. Оказалось, что таких, как он, — людей, готовых умереть, вокруг не так уж и мало!

У многих для ухода из жизни есть весомые причины. Другое дело, что убить себя нелегко и страшно это делать одному…

Случайный разговор с Владом натолкнул его на решение проблемы. А что, все просто — сесть в машину, включить двигатель, и все! Хорошо бы еще уехать куда-нибудь подальше от жилья и людей, чтобы не нашли раньше времени, в лес, например… В такой смерти есть даже какая-то красота — уйти без боли, без страданий и не запертым в клетку своей квартиры, а под вольным небом! Непонятно было, правда, где взять машину и кто сядет за руль, но и этот вопрос разрешился на удивление быстро: сам же Влад вызвался помочь, и не только помочь — разделить их участь. Глеб даже удивился.

Влада он считал человеком немудрящим, не отягощенным излишней рефлексией… Простой душой, одним словом! Кто же знал, что даже ему жизнь стала в тягость до такой степени?

Зато теперь все позади, и осталось лишь одно, последнее усилие. Глеб чувствовал себя как в школе, перед последним учебным днем, когда остается совсем чуть-чуть, а дальше — каникулы! Он заслужил этот отдых. Наверное, ему не дано переделать этот мир, не дано даже оставить сколько-нибудь заметный след. (Хотя — кто знает? Многих поэтов настигала посмертная слава, иногда через много лет…)

Но остается священное право самому выбирать день и час, когда придет время ставить точку.

Глеб посмотрел в окно. Надо же, уже и утро наступило! Ночь прошла, темнота рассеялась без следа, ветер разогнал тучи, и наступил новый день.

Последний день в его жизни.

В этот момент заверещал дверной звонок. Значит, пора… Глеб аккуратно закрыл тетрадь, спрятал ее в рюкзак и пошел открывать.

За дверью стояли все четверо, с кем предстояло ему разделить этот день. Надо же, пришли одновременно… Глеб обвел взглядом бледные, напряженные лица и спросил почти весело:

— Ну что, все в сборе?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АЛЫЙ КРЕСТ

Глава 6

Все вместе

Мы успели.

В гости к Богу

Не бывает опозданий… В. Высоцкий

— Проходите, не стесняйтесь! — Глеб чуть отъехал в сторону на своей коляске, пропуская входящих. Хорошо еще, что квартира просторная, а то бы и вовсе не развернуться…

Он с любопытством разглядывал своих гостей. «Да уж, странная компания собралась, ничего не скажешь! Монахиня, бизнесмен, домохозяйка… Маринка, пожалуй, стала еще красивее. Зойка почти не изменилась, только располнела немного. Глаза такие же наивные, и так же хочется назвать ее «зайкой». Но вот Лешка… Совсем другой человек стал. Как будто правда умер и воскрес, чтобы прожить другую, новую жизнь.

Глеб видел, как они отводят глаза, стараясь не смотреть на его безжизненные ноги. Да, конечно, чужое увечье почти всегда вызывает у здорового человека чувство неловкости, даже стыда.

Только Марина, казалось, не замечала этого… В хосписе она, наверное, и не такое видела!

— Прошу к столу!

Глеб сделал широкий приглашающий жест. Дверь в комнату открыта настежь, и стол, накрытый парадной белой скатертью, ждет гостей. По правде говоря, Глеб немножко гордился собой. Кто бы мог подумать, что это так приятно — побыть хоть немного в роли радушного хозяина?

— Ой, может, помочь надо? — спохватилась Зойка. — Принести там чего или порезать…

— Нет-нет, ни в коем случае!

Глеб покачал головой.

На мгновение кольнуло обидное чувство: ну почему каждый считает себя обязанным хоть немножко поопекать беспомощного инвалида? Он сдвинул брови, но уже в следующее мгновение справился с собой — улыбнулся, галантно протянул Зойке руку, словно кавалер на балу — своей даме, и поцеловал пухлую ладошку.

— Спасибо, но… Не сегодня!

Зойка засмущалась, покраснела, и в этот миг всем показалось, что его увечье стало незаметным или, во всяком случае, несущественным.

— Проходите, рассаживайтесь. Все готово, и для всех есть подарки. Зоинька, прошу! То, что рядом, — это тебе.

Молодая женщина несмело опустилась на краешек стула, открыла коробочку и ахнула:

— Какая прелесть! Заяц. Прямо как живой.

— Я рад, что он тебе понравился! Марина, ты сюда.

— Феодора, — тихо поправила она, — сестра Феодора.

— Извини. Леша, это твое место! А я, как хозяин, если позволите, во главе стола.

Все расселись, и лишь один стул остался пустым — место для Влада, которое он никогда уже не сможет занять. Зойка опасливо покосилась на фотографию с черной ленточкой, Феодора торопливо перекрестилась и зашептала что-то, низко опустив голову, отвел глаза Алексей…

Только Глеб казался по-прежнему счастливым и безмятежным.

— Предлагаю выпить за встречу! Леша, разлей вино, пожалуйста… Это испанское, «Таррагона», надеюсь, всем понравится.

Алексей ловко откупорил бутылку, и по комнате поплыл нежный и сладкий запах. Наверное, так пахнет Испания, где в напоенных солнцем долинах зреет виноград… Вино густого медового цвета медленно, с достоинством стекало в бокалы, словно демонстрируя благородство своего происхождения.

— Да, пожалуй, с таким вином надо быть на «вы»! — заметил Алексей, бегло глянув на этикетку.

Подняв руку с бокалом, Глеб выпрямился в своей коляске и даже как будто стал выше ростом.

— Друзья мои! Не могу передать, насколько я рад вас видеть…