Сражением, произошедшим у Красной Поляны 21 мая 1864 года и победой царизма закончилась многолетняя русско-кавказская война. После чего началось полноценное осуществление плана Ермолова и Лазарева, главным принципом которых был девиз: «Нет людей – нет проблем». Они стирали села с лица земли и безжалостно вырезали население. Взгляните на количество этнических групп в районе Сочи до и после геноцида:

Шапсуги – было 300 000, осталось 4 983;

Абадзехи – было 260 000, осталось 14 660;

Натухаевцы – было 240 000, осталось 147;

Бжедуги – было 60 000, осталось 15 263;

Темиргоевцы – было 80 000, осталось 3 140;

Жанеевцы – было 1 200, осталось 0;

Махошевцы – было 8 000, осталось 1 204;

Гатукаевцы – было 20 000, осталось 606;

Садзы – было 63 000, осталось 0;

Убыхи – было 15 000, осталось 0.

Таким образом, распространенный имперский девиз зазвучал по-другому: «Уничтожай и властвуй!»

О пребывании борца за свободу народов Кавказа Шамиля в нашем городе известно так мало, что позволю себе остановиться на этом более подробно. В начале декабря 1868 году Шамиль с семейством прибыл в Киев. С ним был сын Гази-Магомед, со своей второй женой Хабибат, на которой женился еще в Калуге.

Попечительство над Шамилем было поручено военному коменданту города генерал-лейтенанту Новицкому. Милютин направил ему секретную инструкцию «О порядке надзора за Шамилем», которую утвердил Александр ІІ. Первый пункт ее гласил: «Правительство, вверяя киевскому коменданту надзор за Шамилем, возлагает на него также обязанность ограждать его от всего, что может отягощать его положение, и в уважительных просьбах быть за него ходатаем». За имамом сохранялся «присмотр постоянный, но для него не стеснительный», повышенное содержание (15 тыс. руб. в год), а также предусматривались дополнительные деньги на другие нужды. Казалось, деньги немалые, но семья была еще больше – дети, невестки, жены, внуки. Поэтому жили скромно, без роскоши, снимали усадьбу офицерши Масаловой. А инструкция имела больше совещательный характер, чем запретный, скорее, руководство по тактичному обращению с новым гражданином Российской империи. Шамилю отвели часть дома на Крепостном переулке. Незамедлительно после приезда жилище уважаемого горца обступила киевская публика, охочая до зрелищ. Самые пронырливые напрашивались на прием, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Украинские патриоты после своих визитов оставляли, как бы невзначай, рукописные списки поэмы Т. Шевченко «Кавказ». Ссыльные мусульмане приходили к имаму совершить свой пятничный намаз. Шамиль прогуливался по городу в национальной одежде, всегда в сопровождении сына. Власти высказали пожелание, чтобы деликатно подвели имама к перемене веры. Поэтому ему рассказывали о христианстве, водили по храмам. С ним посетили Софийский собор, спускались в Лаврские пещеры. Для него это было чуждо и не вызвало ни малейшего интереса, все мысли были заняты желаемым паломничеством в Мекку и Медину. А Днепровские кручи ему нравились. Каждый день он выходил на отроги гор и с юношеской легкостью прирожденного горца спускался стремительно вниз, к самой реке. Там долго стоял и смотрел на лед, ожидая скорейшего ледохода. Столь желаемое дальнее путешествие было возможно только из Одессы, а до нее можно было добраться исключительно водным путем. А тут лед!

Он из Киева писал кавказскому наместнику Михаилу Николаевичу, там были такие строки: «В настоящее время являюсь слабым и дряхлым, боюсь, чтобы без исполнения святого моего долга не пришлось мне расстаться с земной жизнью и поэтому обращаюсь к Вашему Императорскому Высочеству с самой искренней просьбой, испросить у Государя Императора разрешения отправиться мне с семейством в Мекку и вместе с тем пристроить моих взрослых дочерей, оставив в России дорогих сынов моих Гази-Магомеда и Магомед-Шапи. По исполнении святой моей обязанности, если Бог продлит мои дни, я долгом сочту возвратиться в Россию».

Узнав об этом, Александр ІІ разрешил выезд Шамиля, но пришлось пару месяцев потратить на оформление дипломатических формальностей и получение заграничного паспорта сроком на один год. Разрешение отправиться в паломничество получили все родственники Шамиля, кроме старших сыновей. Магомед-Шапи не отпустили со службы, а Гази-Магомед проводил отца до посадки на пароход из Одессы. Из Киева отплыли 12 мая 1869 года, и вскоре достигли порогов. Там несколько километров по суше, потом снова по воде до Одесского порта. Шамиль не задерживался в приморском городе и 18 мая имам провожал глазами уменьшающую фигуру сына на причале. Гази-Магомед вернулся в Киев к своей молодой жене и маленькой дочурке.

Имам Шамиль с сыновьями. Фото XIX в.

После годового путешествия по исламским странам Востока, где его встречали с триумфом, Шамиль обосновался в Медине. Там он определил младшего сына в медресе, а дочь выдал замуж. Но не принесла Аравия счастье семейству Шамиля – начали одна за другой умирать дочери, и имам сам тяжело заболел. Летом 1870 года он написал в Киев письмо своим сыновьям с просьбой приехать повидать его перед смертью. Братья обратились к Александру ІІ с просьбой позволить навестить отца, но, учитывая, что Магомед-Шапи находился на военной службе, император разрешил выехать в Аравию, которая находилась в составе постоянно воюющей с Россией Оттоманской империи, только киевлянину. Дипломатические и бюрократические проволочки привели к тому, что Гази-Магомед потерял драгоценное время и смог отправиться в путь лишь через полгода, оставив в Киеве жену и дочь. Те страны, через которые он проезжал, спеша к отцу, находились во враждебных отношениях с Россией. Они стремились вовлечь наследника имама в сферу своих интересов, но Гази-Магомед вел себя крайне сдержанно, и мечтал только увидеть отца живым. Но не судилось. 4 февраля 1871 года героя Кавказа не стало. Шамиля похоронили на кладбище аль-Бакия неподалеку от могилы дочери Пророка Фатимы, за мавзолеем Аббасидов. Гази-Магомед совершил все необходимые обряды над могилами отца и сестер. Отпуск подходил к концу, вдовы отца просили его остаться, но нравственная обязанность сдержать слово заставила его вернуться в Киев. Там его уже ждал Магомед-Шапи. Снова братья обратились к императору с просьбой разрешить уехать навсегда – для поддержки осиротевшего семейства Шамиля. Александр ІІ разрешил Гази-Магомеду дать бессрочный отпуск «для опеки над вдовами Шамиля и малолетним сыном». Ему выдали пенсию имама, и он получил на дорожные расходы 7 тыс. руб. В конце ноября 1871 года киевский наиб отправился в Мекку. Дальнейшее не касается моего города, поэтому сообщу, что умер он в 1902 году и похоронен рядом с отцом, а его младший брат Магомед-Камиль дослужился до турецкого маршала и в 1951 году скончался.

Семейство имама Шамиля. Литография, В. Т. Тимм, 1860 г.

Один из основных источников об истории нашего – города газета «Кіевлянинъ». Ее создатель, первый редактор-издатель, профессор Виталий Яковлевич Шульгин родился в Калуге, 15 апреля 1822 года. Родители его принадлежали к среднему чиновничьему классу, социальное положение которых заставляло постоянно менять место жительства, перебрасывая их из Калужской в Черниговскую губернию. Именно там, в Нежине, произошел несчастный случай. По неосторожности няньки мальчик получил искривление позвоночника, сделавшего его горбатым. Подобный физический недостаток часто служит толчком к развитию душевных качеств и умственного развития, при этом лишая индивидуума многих физических наслаждений. Виталий Шульгин сумел приобрести, развить и сохранить в себе ценное и полезное до такой степени, что окружающие при общении с ним забывали о внешнем недостатке телосложения. Все находили невыразимую привлекательность в его лице, особенно в проницательных, искрившихся живым умом глазах, необыкновенно доброжелательной улыбке и словах, по необходимости переходивших от выражения мягкого, безобидного юмора в жесткий, едкий сарказм. Когда его отца перевели в Киев, Виталий стал посещать 1-ю гимназию. Уже тогда сложилось индивидуальное пристрастие, – выпускать с товарищами рукописный журнал. В гимназиях умели поощрить и поддержать литературные наклонности воспитанников. По воспоминаниям, журнал «был характера серьезного, содержания преимущественно историко-литературного и имел немало влияния на воспитанников, так и на возбуждение в них любви к умственным занятиям». В 1838 году Шульгин был уже в университете Св. Владимира. О Шульгине вспоминали: «Это был истинный студент-отшельник, не знавший ничего кроме аудиторий и лекций. Усидчивость, страсть к занятиям, серьезность, отсутствие всякой игривости, резко отличали его». В то время требования к студентам ограничивались лишь внешней, формальной стороной, обязывали их носить форму, аккуратно посещать лекции и не пропускать церковные службы в воскресные и праздничные дни. В личную жизнь студента не вмешивались, предоставляя возможность развлекаться, спорить до утра в товарищеских кружках, писать стихи, делать всё, что угодно, но упаси Боже, без политики. Соблюдая все эти условия, можно было, не утруждая тонкостями науки благородные головы, пройти благополучно все курсы и получить аттестат. Но получить знания было затруднительно из-за отсутствия учебников и пособий. Тем более что в факультетские курсы для студентов было введено много побочных дисциплин, и они считались обязательными. Шульгин по слабости здоровья был освобожден только от фехтования и танцев. Особенно у него проявилась склонность к историческим наукам, хотя преподавание их, в первую очередь античности, в университете было довольно вялым. Окончив университетский курс, В. Шульгин начал свою деятельность в качестве преподавателя 2-й гимназии и в Институте благородных девиц. В 1849 году Шульгин представляет в качестве диссертации талантливое исследование «О состоянии женщин в России до Петра Великого».