Еще его стали заметно раздражать наши с женой внимание и забота, он стал очень нервным. Конечно его можно было понять – наступал конец его самостоятельной жизни, пришла пора становиться зависимым от родителей подростком. И естественно ему тяжело было с этим смириться, да и притирка характеров с родителями тоже была делом непростым. Я нередко представлял себя в его возрасте, и мне казалось, что я буду вести себя умнее, взрослее и иногда у меня вырывалось пресловутое «да, я в твои годы знаешь как буду жить?». В итоге наши отношения представляли собой гремучую смесь, способную взорваться от малейшей искры. И только жене как-то удавалось понижать градус напряжения. И этот новогодний подарок, как мне кажется, она рассматривала именно как очередную возможность улучшить обстановку в семье. Поэтому я собственно говоря и не ворчал, а терпеливо сидел и ждал.
Но ситуация с сыном меня все равно напрягала. Ведь я отчетливо осознавал, что скоро – как только ему останется жить меньше 18 лет – вся ответственность за него ляжет на нас с женой. Дальше он перейдет в подростковый период с соответствующими капризами и запросами и уже никогда не уедет от нас. Я конечно понимал, что грешно так думать, ведь так устроена наша жизнь, но я просто был еще не готов к этой новой роли. Тут не знаешь как со своими проблемами разобраться, так еще и проблемы сына добавятся. Если уж на то пошло, то скорее бы прошел этот сложный подростковый период и он стал милым забавным ребенком. Там и с подарками будет проще – купил ему игрушечную машинку на пульте, он и счастлив. А пока меня дико раздражало то, что сын уже не работал.
– Иди работай! – частенько выговаривал я ему. – Учеба в институте, которую кстати тоже я оплачиваю, это не оправдание! Ну и что, что последний курс и потом школа? В школе между прочим каждый год летние каникулы будут по три месяца, так что успеешь еще на диване поваляться. В твои годы многие парни все еще сами зарабатывают себе на карманные расходы, а ты уже начал превращаться в маменькиного сыночка!
Я посмотрел на баристу за стойкой кофейни – молодой паренек, ровесник нашего сына, с корпоративной улыбкой на лице он пытался угодить обезумевшим от предновогодней лихорадки покупателям. Вот же у людей дети работают в студенческие годы, а наш дома валяется, от компьютера оторваться не может. Это была правда, Дима очень много играл в компьютер – если он не уходил на вечеринку к друзьям, то всю ночь до утра рубился в Доту или Контр-страйк.
Я оглянулся на шеренгу касс, жены все еще не было видно. Оттянув воротник водолазки, я повертел головой из стороны в сторону, пытаясь хоть немного охладиться. За моей спиной зрелая семейная пара начала громогласно прессовать баристу.
– Молодой человек, почему у вас кофе такой горячий?! Обжечься ведь можно! – возмущалась немолодая коренастая тетка.
– Могу предложить лёд, – вежливо ответил паренек.
– Вообще офонарели уже! Может еще предложите водой из-под крана разбавить?! – гневно возмутился глава семейства. – Вы же лед из водопроводной воды замораживаете – все это знают!
Забрав свой заказ, пара отправилась искать свободный столик. Я посмотрел на баристу – он старательно скрывал своё раздражение, и на мой взгляд зря. Если гнев – это грех, то раздражительность – это маленький такой грешок, ведь удержанная внутри раздражительность – это предвестник гнева. Соответственно гнев – это достигшая критической массы раздражительность, в конце концов вырвавшаяся наружу. Значит, чтобы не допустить гнева, нужно освобождаться от раздражительности. Редко ведь бывает так, что человек вдруг яростно разгневался на другого человека, который его до этого ни разу не раздражал. Нет, обычно недовольство накапливается капля за каплей, эпизод за эпизодом, день за днем, постепенно превращаясь в накопленную раздражительность, и уже только потом выплескивается в виде неистового гнева.
И чтобы избежать этого есть только один выход – не накапливать в себе раздражительность, а выпускать пар время от времени маленькими порциям – выражать свое недовольство, не молчать, отвечать замечанием на замечание.
Конечно, в идеале хотелось бы, чтобы люди совсем не раздражали друг друга, но это невозможно, поэтому выход один – не копить в себе раздражительность. Лучше много мелких грешков, чем один серьезный грех. То есть лучше в раздражении пинать человека под жопу каждый день, не нанося ему никаких увечий, чем один раз прибить в гневе. А активно культивируемая сейчас толерантность – это как раз-таки тотальное подавление раздражительности, которое рано или поздно обязательно выплескивается в немыслимый и беспощадный гнев, когда человек берет ружье и идет стрелять тех, кто еще вчера его всего лишь раздражал.
Вот, например этот бариста. Посетители наверняка весь день достают его своими тупыми претензиями и придирками, но он не выражает свое недовольство, не срывается на посетителей, он сдерживает себя и улыбается в ответ в полном соответствии с корпоративной этикой. Но ведь видно же, что он сильно раздражен и наверняка, вернувшись вечером домой, отыграется на членах своей семьи. А если он не семейный, то возвращаясь с работы жестоко изобьет случайного прохожего, нечаянно задевшего его плечом в пустынном подземном переходе. Так вот лучше бы он плюнул в кофе противному клиенту, но оставил в покое того бедолагу в подземке. Толерантность погубит этот мир!
Тут появилась жена. Появилась с таким видом, будто выполнила сложнейшую миссию, а на самом деле всего лишь купила сыну набор для бритья в новогодней упаковке, а Вере набор красных толстых рождественских свечек, который издалека можно было принять за набор красных фаллоимитаторов. Разглядев одну свечу, я едва сдержал смех – по всей ее длине были нанесены выпирающие полоски. По замыслу производителя, они наверняка должны были имитировать поздравительную ленту, а на деле были сильно похожи на вздувшиеся вены на мужском члене. Думаю эта свеча понравится Вере Семеновне особенно сильно!
Мы вышли из магазина и направились к машине. Тележка тяжело шла по рыхлому снегу и мне приходилось прикладывать заметные усилия, чтоб удержать ее на курсе. По парковке кружили несколько машин в поисках свободного места. Спустя какое-то время, затратив немало нервных клеток, эти водители припаркуются где придется и уже изрядно психованные попадут в эпицентр предновогоднего раздражения. Я мысленно посочувствовал пареньку за стойкой кофейни.
– Уезжать будете? – с надеждой спросил мужчина из внедорожника, остановившегося в проезде.
– Да! – твердо ответил я, снимая машину с сигнализации.
Внедорожник сдал чуть назад и терпеливо ждал, пока мы с женой загрузим пакеты на заднее сиденье.
Наконец мы выехали с парковки, и чем дальше мы отъезжали от суетливого, как муравейник гипермаркета, тем меньше становилось мое раздражение.
По радио зазвучала реклама под новогоднюю мелодию «Джингл белс» и у меня перед глазами возникла идиллическая картинка из рекламного ролика – вечерние заснеженные улицы Нью-Йорка увешанные светящимися гирляндами – там сейчас тоже наверное предновогодняя суета. Хотя нет, в Америке, как и в Европе больше отмечают рождество, а новый год для них менее важен. Интересно, как же они тогда подводят итоги прошедшего года и строят планы на новый? Когда они загадывают желания и дают себе все эти стандартные обещания начать что-то делать с нового года, начать новую жизнь? Нет, все-таки новый год должен быть самым главным праздником в мире – у людей должна быть узаконенная возможность как-то разделять свою жизнь на «до и после», возможность оставлять неудачи в прошлом, строить обнадеживающие планы на будущее и начинать свою жизнь с чистого листа. И ночь с 31-го декабря на 1-ое января – самый подходящий для этих целей временной рубеж.
Утро понедельника на работе началось с очередной попытки Зануды выпросить немного корма для своего зверька тщеславия.