«Ну почему, почему я не послушался трёх человек, которые мне сказали одно и то же?! Сидел бы завтра преспокойно на лекциях, веселился в перерывах, а вечером разговаривал с отцом в кабинете. И, может быть, стал бы брать у него уроки вокала?» Пение отца произвело на него сильное впечатление.

И что теперь делать? Контракт подписан, подорожные и суточные получены, а то, ради чего он всё сделал, уже не нужно!!! Ни ему, ни кому-либо другому! А обратный ход уже не дашь!!! Сам не посмеешь, да и засмеют так, что в пору будет топиться в ледяной воде. Перестанешь себя уважать. Дурак! Поддался порывам и вот итог: жизнь, не начавшись, пущена под откос. И что самое обидное, своими руками и по собственной глупости. Эти мысли, подобно метеоритам на ночном небе, вспыхивали в воспалённом мозгу влюблённого студента.

«Ну почему я опять стала скандалить? Он же сделал огромный шаг навстречу. Вместо того чтобы рассказать ему, как я ждала этой встречи, опять наговорила глупостей. Вечно кто-то, – девушка суеверно перекрестилась, – тянет меня за язык. Что я натворила?» – подумала Лиза, накрылась одеялом с головой и горько зарыдала в подушку. Хорошо, что квартирная хозяйка была туга на ухо.

День накануне отъезда Леонид начал с рассветом. Слишком многое надо было успеть. Он прошёлся по Дворцовой набережной перед Зимним дворцом. Задержался у одноимённого моста, полюбовался освещёнными не в полную силу в это время Томоновскими ростральными колоннами. Потом отдал честь основателю города, гордо восседающему на вздыбленном коне. Бросил прощальный взгляд на шпиль Петропавловской крепости, на летящего ангела. Может, и его ангел-хранитель смотрит сейчас на него с небес? Второй ангел проплыл в небе по левое плечо вместе с Александровской колонной. Далее он направился по осевой линии почти безлюдного Невского. Он позволил себе быть в своём городе слегка небрежным напоследок. У львов на Банковском он сбавил шаг. Ситуация, возникшая на этом мосту, теперь казалась до ужаса глупой, но ничего поделать было нельзя. Он, как всегда, поторопился. Толика сдержанности – и не было бы многопудовой глупости.

Возвратившись в родовой особняк рано утром, Леонид отдал подробные указания заспанной прислуге – что, когда и в какой последовательности подавать во время торжественного ужина. Он хотел, чтобы в этот вечер всё происходило именно так, как он того хочет.

Тщательно собрал небольшой саквояж. Впопыхах собирая вещи с утра, можно легко забыть необходимые мелочи. Поскольку вечер Фирсанов твёрдо решил провести в обществе близких и приятных ему людей, чтобы быть свежим и не пропустить ни одного драгоценного мгновения последней встречи, он завалился спать. Он спал без снов, не видел, как заходил отец, посмотрел на спящего, перекрестил и тихо вышел.

Во второй половине дня Леонид появился возле университета перед самым окончанием последней лекции и благополучно перехватил Краснова. Того не пришлось упрашивать и они отправились домой. Александр, как лейденская банка[14], был так заряжен ожиданием, что даже слегка подпрыгивал от нетерпения. Едва они скинули пальто, появился Александр Леонидович. Пока накрывали на стол, мужчины лениво обсуждали городские сплетни и высказывали свои впечатления о последних событиях светской жизни. Политики касались слабо, намеренно избегали произносить вслух или даже намекать на любые события, обсуждение которых могло привести к разговору о запретной на этот вечер Южной Африке. Потом уселись за стол.

Уничтожив значительную часть приготовленного и выпив вина, они перешли в отцовский кабинет, чтобы выкурить сигары. Чуть позже туда подали кофе и коньяк.

– Теперь, когда рядом со мной самые близкие мне люди, – Леонид даже встал, грея в рюмке коньяк, – хочу выпить за то, чтобы мы всегда помнили очарование именно этого момента и высоко ценили его. Я хочу сказать вам обоим, что я сверх меры благодарен вам за ту помощь и поддержку, которую вы мне оказали при осуществлении моей сумасбродной идеи.

– Лёня, – Краснов, ощущая небывалую торжественность момента, тоже поднялся, – надеюсь, нашими помыслами выстлана нормальная дорога, а не та, которая ведёт сам знаешь куда. Сколько бы не прошло лет, я всегда буду помнить этот вечер. Его тепло, его свет, но более всего я буду помнить ощущение чуда, витающее для меня в этом воздухе.

– Сын! – Теперь поднялся и Александр Леонидович. – Помни, что этот дом – место, куда ты обязан вернуться целым и невредимым. И пусть твой ангел-хранитель всегда будет с тобой.

Мужчины сдвинули рюмки и выпили.

– А теперь, Лёня, покажи нам несколько фокусов, а то мы их долго не увидим.

– Саша, я виновник этой встречи. Прости, но я её уже распланировал. Фокусы будут, обязательно будут, но позже. А сейчас я хочу пережить снова восхищение, которое я недавно здесь пережил. Думаю, ты тоже будешь в восторге. Отец, ты не откажешь?

– Как можно.

С понятным волнением и трепетом старший Фирсанов сел за рояль и запел. В этот раз под сводами кабинета зазвучала «Santa Lucia». И снова, но уже втроём, мужчины перенеслись на берег неаполитанского залива. Двое зрителей явственно слышали плеск волн, сварливые крики чаек и шёпот ветра в рыбацких сетях. Им светило солнце и бил острый запах йода. Почти потухший костёр ещё дымил, ещё чувствовался на губах привкус свежеприготовленной рыбы. Это было настоящее волшебство и магия: не покидая кабинета, они оказались в Италии.

Краснов был обескуражен. Он только пучил глубоко посаженные глаза и широко, как рыба, раскрывал рот.

– Божественно, – еле слышно прошептал он, едва затихли звуки.

Александр Леонидович с артистической грацией поклонился. Лёня расплылся в улыбке и подмигнул отцу: «Что я тебе говорил!» Затем он сделал едва заметный кивок головою и Фирсанов-старший запел «Funiculì, Funiculà»[15], следом «O sole mio»[16], а в конце этого импровизированного концерта прозвучала особо полюбившееся Леониду «Come prima». Краснов был в состоянии шока. Он ожидал всего что угодно от этого вечера, но только не посещения итальянской оперы. Его кумир открылся для него с совершенно незнакомой стороны.

После очередного глотка из коньячной рюмки, Лёня на несколько минут исчез. Пока его не было, Краснов пел соловьём и расточал комплименты Александру Леонидовичу. Тот благосклонно их принимал.

– А теперь фокусы, – весело выкрикнул Леонид. Он принёс какую-то странную одёжку с длинными рукавами, большой амбарный замок и длинную цепь.

– Помоги, – попросил он Сашу.

– Что надо делать? – с недоверием спросил товарищ.

– Сначала помоги надеть смирительную рубашку, потом обмотай меня несколько раз цепью, а последние звенья застегни на замок.

– Зачем?

– Ну, ты же просил фокусы. Вот тебе и пожалуйста!

– Так я думал шарики, карты и прочие.

– Это вчерашний день. Сам же подсунул книжку Гудини, а теперь на попятную?

– Вообще-то я за любое веселье, кроме поножовщины. Я всё сделаю, но ты уверен?

– Конечно!

Саша без особого энтузиазма помог облачиться и завязал рубашку на спине. Потом долго гремел звеньями цепи и чертыхался, застёгивая замок.

– Только смотри, чтобы замок был обязательно на спине, – потребовал Лёня у удивлённого сокурсника.

– Еле стянул звенья. Замок аккурат между лопаток!

– Теперь положи меня на пол.

– Ну это уж слишком!

– Положи!

Это было сказано так, что Краснов беззвучно выполнил эту просьбу. Сначала Фирсанов-младший пару раз прокатился туда-суда по полу, сел и резким движением встал на ноги. Потом Саше показалось, что по телу его друга пошла мелкая волна, замок необъяснимым способом открылся сам по себе и цепь, которую он с таким трудом застегнул на спине, упала к ногам Леонида. Теперь волной ходили руки, где-то через минуту узел, связывающий рукава смирительной рубашки, разошёлся, а уже через пятнадцать секунд Леонид держал и саму рубашку. На его лице была лучезарная улыбка, по лбу катился пот.