Вроде бы все выглядит очень даже либерально, но при этом система обучения в Наваррском коллеже отличалась большой строгостью, даже суровостью. И независимый дух Армана-Жана с превеликим трудом мирился с нравами, царившими там. Ведь живой и вспыльчивый подросток не переносил принуждения, в каких бы формах оно ни выражалось. На него можно было воздействовать только ласками и похвалой, а угрозы на него не действовали.

Один из биографов кардинала де Ришелье аббат Мишель де Пюр констатирует:

Считается, что уже в детстве у будущего кардинала обнаружилось сильное стремление к лидерству. В любом случае, в Наваррском коллеже он всегда и во всем хотел быть только первым.

Арману-Жану было всего 12 лет, когда его отметили, выбрав певчим. А потом его выдвинули в сопровождающие ректора коллежа Жана Ивона и ученых членов Сорбонны на церемонии посещения усыпальницы французских королей в Сен-Дени. Можно себе представить, как горд был тогда будущий владыка Франции…

В результате, к моменту окончания коллежа наш герой блестяще знал латынь, очень хорошо говорил по-итальянски и по-испански. Но подлинной страстью юноши стала история: ее он знал в мельчайших деталях и мог часами увлеченно рассказывать товарищам о тех или иных событиях прошлого. Многие тогда говорили, что познания Армана-Жана дю Плесси-Ришелье в этой области не уступали по объему и глубине знаниям лучших ученых-историков.

Когда учеба в престижнейшем Наваррском коллеже, где обучалась одна лишь «золотая молодежь», завершилась, Сюзанна дю Плесси-Ришелье собрала семейный совет для обсуждения дальнейшей судьбы Армана-Жана.

Поначалу мать будущего великого кардинала предназначала сына к военной службе. Это полностью отвечало и намерениям самого юноши, а посему было решено дать ему титул маркиза дю Шиллу, по названию замка на границе Пуату, отошедшего к семейству дю Плесси в 1506 году. После этого новоиспеченный маркиз взял в руки шпагу и оставил дом дядюшки Амадора де Ля Порта, чтобы снять для себя несколько комнат в доме дядиного друга – адвоката Парижского парламента.

А потом 15-летний Арман-Жан поступил в знаменитую Академию кавалерии и фехтования мессира Антуана де Плювинеля де ля Бома. Конечно же, это было необходимо для военной карьеры, и вскоре стал в академии одним из лучших учеников.

Господин де Плювинель был бывшим военным, великолепным наездником и фехтовальщиком. В свое время он успел послужить при многих европейских дворах, а при Генрихе III он исполнял обязанности первого шталмейстера. А вот Генрих IV даже доверил ему физическое и военное воспитание своего сына – будущего короля Людовика XIII. Кстати, именно он поддержал идею этого отставного офицера открыть школу для подготовки офицерского состава и даже дал ему на это деньги. А потом королевская казна ежегодно выделяла на каждого «студента» Плювинеля от 800 до 1000 экю.

Мессир был приверженцем голландской военной системы – наиболее передовой по тем временам, а также методов итальянских преподавателей (он сам учился военному делу в Неаполе). Но в своем собственном заведении он обучал молодых людей не только военному делу, он давал своим питомцам то, что сейчас принято называть «уроками мужества». Он рассказывал им о славных военных подвигах, воспитывал в них чувство патриотизма и гордости за свою страну.

А в это время, 13 апреля 1598 года, король Генрих IV, сам бывший гугенотом, но перешедший в католическую веру, чтобы получить французскую корону (кстати, отец нашего героя был одним из первых, кто признал гугенота Генриха новым королем), издал так называемый Нантский эдикт. Этот королевский указ положил конец религиозным войнам во Франции, официально признав гугенотов в качестве религиозного меньшинства, имеющего право на труд и самозащиту. Это было что-то вроде закона о свободе вероисповедания. Этот эдикт одновременно ограничивал гугенотов в правах, но и предоставлял им свободу богослужения, право занимать гражданские и военные должности и т. д.

Согласно этому эдикту, протестанты получили право удерживать в своих руках многие города и крепости, что как бы узаконило их государство в другом (католическом) религиозном государстве.

Наверное, 15-летний выпускник Наваррского коллежа уже тогда имел свое мнение по этому вопросу, и очень скоро мы увидим, какую политику он будет вести по отношению к гугенотам, и как уничтожит их, когда они станут препятствием его стремлению к сосредоточению власти в стране (централизации) и абсолютизму.

А чтобы было понятно, поясним, что гугеноты (huguenots) – это название французских протестантов (кальвинистов), и происходит это слово от франко-швейцарского «eyguenot» (aguynos), обозначавшего члена женевского протестантского союза против герцога Савойского.

Поначалу слово «гугенот» употреблялось противниками протестантов как насмешка, но впоследствии, когда Реформация стала распространяться во Франции, оно прижилось и стало внушать страх.

В целом можно сказать, что новое религиозное учение Жана Кальвина (француза, бежавшего в швейцарский Базель) начало распространяться во Франции в период правления Франциска I, и очень скоро оно приобрело многих приверженцев. А вот меры, предпринимаемые ревностными католиками к прекращению раскола, лишь увеличили этот раскол.

Большое сочувствие новое учение нашло в среде дворянства и среднего сословия. К веротерпимости и реформам призывали многие, а в 1534 году протестанты наводнили крупные города листовками, грубо высмеивавшими священников и их мессы. По сути, главная «крамола» Кальвина заключалась в том, что он призывал «убрать из церкви все, что явно противоречит Библии», что ей не требуется. Он не верил в мистицизм, признавал лишь верховную власть Бога во всем, а католических священников считал обычными людьми, узурпировавшими власть и связанные с ней привилегии. В ответ начались массовые аресты и казни «еретиков». Реформированная церковь во Франции была вынуждена уйти в подполье.

Франциск I, думая, согласно с образом мыслей своего времени, что нужно строго наказывать тех, кто отходит от общих понятий, позволил жечь и преследовать гугенотов. Его преемник Генрих II Валуа пошел еще дальше, а завершилось все уже при Карле IX Варфоломеевской ночью (24 августа 1572 года), когда на улицах Парижа и других французских городов были убиты тысячи людей.

Эта трагедия стала поворотной точкой, которая надолго уничтожила какое-либо доверие к королевской власти со стороны протестантов. С попытками мирного сосуществования было покончено, и началась страшная религиозная (по сути, гражданская) война, в которой одни французы убивали других. Всех – включая герцогов, принцев крови и даже королей.