Сон.

Amber.

Я не могу повлиять на судьбы людей.

Но я могу видеть то что их ждёт.

Мимолетно, одним касанием.

Я могу коснуться их пальцев, губ, глаз, волос, и понять какие они. И что их ждёт впереди, до того как они примут решение. Люди меняют свои решения, обычно, очень часто. Какой дорогой пройти путь от дома до работы, на какой автобус сесть, забежать ли за стаканчиком кофе перед работой, заговорить ли со случайным прохожим, подать ли просящей на тротуаре, бабушке. Все это меняет нашу судьбу за считанные секунды.

Парень которого я курировал последним, умер.

Впервые когда я до него дотронулся, его ждало светлое будущее. Он должен был работать радиоведущим на местном радио, обзавестись женой, и у него должно было родиться двое детей. Мальчик который бы был его копией, и девочка в которой можно было точно узнать его супругу. Но ничего из этого не произошло. Он умер.

Смерть была быстрой, и он не был в ней виноват. Его сбила машина, пьяный водитель нёсся со скорость 80км в час.

Роберт в это утро встал бодрым, я дотронулся до него до того как он проснулся. Будущее не менялось. Все шло по плану. Не моему, а того что было предначертано. Он оделся, не забыв позавтракать, одел свой костюм, который приготовил ещё вчера, для собеседования. Стать радиоведущим было его смыслом жизни, поэтому когда он получил предложение стать редактором на радиостанции, был так рад что, я невольно улыбался вместе с ним. Редактор это конечно не вещание в микрофон, но все таки мечта стала чуть ближе. А значит я делаю все правильно. Так я тогда думал.

На самом деле быть куратором это не такая уж сложная работа. К тебе приставляют человека, который абсолютно тебя не видит, но может почувствовать, если ваша связь крепнет. Но времени для этого нужно предостаточно, и не всегда только время влияет на крепкость связи, которая опутывает ваши руки вместе. Увы никто не знает что для этого нужно в точности.

У меня такого никогда не было, поэтому более точной информации у меня нет. Говорят до того как я прибыл в ряды кураторов был единичный случай. Смерти Куратора. Ее звали Марией и она полюбила своего подопечного. Приставлена она была к мальчику 3х месячного возраста. И ей удалось провести его жизнь до 32 летия. Но он умер от сердечного приступа. А боль ее была настолько велика, что ее душа разбилась, когда тот издал последний вздох. То что осталось от ее души поместили в мешочек ловушку. Хотя души там практически не осталось. Несколько осколков.

Душу куратора заточали в мешочки ловушки, и никогда не отпускали. Таков был закон. Они платили своим заключением, за свои грехи, совершенные ещё при жизни.

Тех кого они курировали, сопровождая по дороге жизни, были души которым давали вторые шансы. Дети инвалиды, самоубийцы, дети которые были зверски убиты, или же жертвы насильников и педофилов. Если удавалось провести его жизнь по счастливому и предначертанному судьбой пути, душу куратора прощали, и отпускали, если же нет то они начинали путь сначала в круговороте нескончаемого времени. Либо могли жертвовать собою, заключая свою душу в мешочки ловушки, исполняя своё последнее желание. Но они никогда не могли загадать например Себе новую жизнь, никогда.

То что было предначертано для того, кого ты курируешь, ты видел сразу как только дотрагивался до него, в самый первый раз в жизни. Предначертанное не менялось никогда, подопечные меняли ее сами, зачастую удлиняя свою судьбу, или на их судьбу влияли люди, место, время. Зачастую люди сами были виноваты в том что они никак не могли найти себя в этой жизни, потому что делали все чтобы отдалиться от своей судьбы. А смерть никак не относилась к судьбе человека.

Он всегда рано или поздно умирает.

Смерть всегда ходила за левым плечом человека, будь он маленьким годовалым пухляшом или же матёрым мужчиной средних лет. Смерть она ловила моменты, подлавливала на ошибках, принятых решений. Смерть и решение были как две стороны одной медали.

Роберт был симпатичным юношей 24 лет, я стал его куратором в 22. За эти два года он вёл прилежную жизнь, заканчивал институт журналистики, и судьба его была бела и чиста, да так что я видел ее как люди видят этот мир. Прекрасная. Но он умер. В 24. Ничего не предвещало беды, в этот день светило яркое солнце, лето вступало в свои законные права. Решения твоего подопечного, это решение которое он принимает сам. И на которое ты не вправе влиять. Ты можешь направлять, но никогда, вмешиваться.

Он сошёл с автобуса, переходя дорогу, решив перескочить на красный свет. Водитель, который был пьян, не заметил его. Удар был настолько сильным, что тело отбросило на несколько метров. Толчком выбрасывая меня в распределитель. Я не успел попрощаться с ним, подержать его за руку.... я оказался там же, откуда начинал путь становясь куратором для потерянных душ. Меня вернуло, так быстро что голова начала гудеть. В считанные секунды я оказался в Бадэр.

Кураторы не имеют права горевать, и не потому что им кто-то запрещает это делать, а лишь потому что как только ваш подопечный умирает, а ты не справляешься с поставленной задачей, тебя выбрасывает в Бадэр для того чтобы определить для тебя новую душу. И противится ты не имеешь право, хотя у тебя есть выход, заточить свою душу в ловушке, и отдать любое желание. Либо продолжать этот круговорот, надеясь что когда нибудь это колесо выкинет тебя, и ты освободишься. Тех кто самовольно заточал себя в мешки было так мало, что можно было пересчитать по пальцам. Кто захочет, отказаться от хоть и такой ничтожной, но такой казалось, бы на первый взгляд простой, возможности. Но такие все же были. И в основном их желание было разбитие своей души, дабы чтобы уже ничего не чувствовать. Проведя бесконечное томление в ловушках в забвении.

Когда тебя насильно перемещают в Бадэр, ты ни с кем не говоришь и ни на кого не смотришь. Потому что Бадэр это всего лишь со всех сторон белые стены, в которых никого кроме тебя и стойки распределителя нет. По началу тебе кажется что ты в комнате с белыми, настолько яркими стенами, что невольно зажмуриваешься от их сияния. Но потом ты понимаешь, что стены эти бесконечны, и дотронуться ты до них никогда не сможешь. Я пытался. Тогда когда только впервые тут очутился. Я шёл казалось бы вечность, но так и не дошёл до конца, а оборачиваясь видел все так же стоящий, не пойми откуда взявшуюся, стойку распределения, совсем рядом, в двух шагах от меня. На стойке, которая казалось бы весела в воздухе, лежала ручка и журнал с именами. Имена в ней выстраивались ровными столбцами, на против которых не было НИЧЕГО.

Когда я только очнулся в этой комнате, я помнил только своё имя. И всё. Абсолютная пустота.

Меня поприветствовал голос, ниоткуда, и попросил, вписать своё имя в журнал. Я тогда ошалел, от потери памяти, от стен, которые казалось никогда не кончаться, и голос этот не слушал. А потом когда все таки выбился из сил, начёркал своё имя «Ноа». Меня так звали. И моя душа вылетела из этой комнаты с такой силы что казалось я умру. Хотя в какой то степени так и было.

Я стоял все так же в этой белой комнате как и два года назад. И пытался придти в себя. Роберта нет. Он умер минуту назад. Хотелось плакать, но глаза были все такими же сухими. За два года я смог прикипеть к этому, пареньку с простой и тёплой улыбкой.