Старики радовались приходу помощников, у них загорались глаза, появлялось желание жить, а уж когда кто-то из волонтёров придумал отмечать дни рождения прямо в отделениях, собирать всех именинников за месяц и поздравлять их, устраивая небольшой концерт, процент выздоравливающих сразу увеличился. Старики под руководством добровольных организаторов разучивали стихи, а кто не мог запомнить, читал по бумажке. Пожилые люди пели надтреснутыми голосами, волонтёры разыгрывали сценки, порой даже свободные врачи и медсёстры принимали участие в праздниках.
– Они как дети, – делилась Нина с подругой Аней, – радуются конфетке, обижаются, если им слов не досталось или шарик получили не того цвета, что у соседки.
– Как у тебя терпения хватает? У меня порой даже на домашних времени и сил не остаётся, а тут – чужие.
– А их не надо терпеть, их любить нужно, тогда всё в радость.
С таким насыщенным графиком Нина чуть не пропустила собственный юбилей – двадцать пять лет. Нина с детства не любила отмечать свой день рожденья, кажется, лет с семи. Ей не нравилось, что она, именинница, никогда, даже в самом нарядном платьице и бантах, не бывает не то чтобы красивой, но даже хорошенькой. На праздниках у подружек девочка то и дело слышала комплименты в адрес виновниц торжества, а на своих – только пожелания и поздравления. И в первом классе решительно заявила бабуле (маме, как обычно, не было никакого дела до Нины), что не желает приглашать гостей.
– Как же так, Нинуша? Как без праздника? А как же свечи на торте?
– Бабуль, я не люблю свечи, от них запах противный, – схитрила Нина. – Давай пойдём в цирк, потом на пони покатаемся. Возьмём Никитку, может быть, мама сможет с нами пойти, – с затаённой надеждой добавила Нина.
Алёна, конечно же, не пошла. Нашлись у неё дела поважнее дочкиного дня рожденья. А Нина с бабушкой и братишкой отлично провели время: посмотрели представление, сфотографировались с обезьянкой, наелись сладкой ваты и мороженого.
– Вот так я буду праздновать свой день рожденья всегда, – твёрдо сказала Нина.
И долгие годы не изменяла традиции. Разными оказывались только места: это могли быть карусели, кукольный театр, потом музыкальный театр или представление гастролирующего цирка. Постоянным оставалось правило: не собирать гостей и не выслушивать дежурные пожелания. Когда бабуля постарела, а Никита вырос, компанию Нине составляла школьная подружка Аня, с которой Нина как села во втором классе за одну парту, так и не расставалась больше никогда.
Свои двадцать пять лет Нина решила встретить в Калининградской области, забронировав экскурсию на Куршскую косу. По традиции она уехала из дома, чтобы не отмечать день рожденья. Отсутствие компании её не смущало. Конечно, если бы рядом была Анюта, было бы гораздо веселей. Но Анютин муж Пашка и сынок Алёшенька, которого Анюта родила через год после свадьбы, не поддерживали идею раздельного отдыха с женой и мамой, а другой подходящей компании у Нины не было. Да и не хотелось ей делить свой день с кем-то, кроме Ани.
Но Нина ни капельки не грустила, она научилась радоваться жизни и в одиночестве. Утренний комплимент в виде круассанов и кофе в номер от гостиницы, где она остановилась в Калининграде, задал отличный настрой на целый день. Стоял солнечный мартовский день. Конечно, балтийский холодный ветер не давал забывать о том, что весна ещё только началась, но что этот холод по сравнению с неописуемыми впечатлениями от природы Куршской косы, от запаха Балтийского моря, от одновременного созерцания залива и бескрайних морских просторов! Нина чувствовала себя абсолютно счастливой. Море, пусть холодное и пока ещё неприветливое, завораживало своей глубиной и мощью, обманчивыми мягкими волнами и ленивыми белыми барашками у берега. На него можно было смотреть снова и снова, не отрывая взгляда от казавшейся бескрайней глади, всматриваясь в редкие пятнышки судов на горизонте.
После экскурсии девушка забрела в один из крупных торговых центров и порадовала себя симпатичными серебряными серёжками со знаменитым на весь мир янтарём. Походив по магазинам, Нина зашла в уютный рыбный ресторанчик и провела там пару часов, наслаждаясь вкусной едой, неплохим шампанским и наблюдая за посетителями и официантами. Она вообще любила смотреть на людей. Со своей внешностью Нина оказывалась незаметной, на неё никто не обращал внимания, и девушке удавалось подмечать настоящие эмоции на лицах, которые появляются только если человек уверен, что его никто не видит.
Уже в гостинице Нина открыла планшет и вошла в сеть. Странички в социальных сетях пестрели записями на стене, всевозможными подарками, поздравительными картинками и сообщениями с пожеланиями. Поздравили даже люди, которые давно исчезли из её жизни. И это, безусловно, доставило массу приятных эмоций.
Приняв подарки, прочитав пожелания, Нина ответила на поздравления, поблагодарила и вдруг чётко осознала, что самыми важными всё же оказались те слова, которые прозвучали лично, по телефону или скайпу. «Никакие виртуальные подарки не заменят тепло и тембр голоса, никакие кем-то написанные дежурные стихи не заменят простых слов, сказанных лично», – подумала Нина. Звонков было не так уж много: от любимой бабули, вечно занятого, но от этого не менее любимого братца, Анютки, тёти Ташеньки и ещё одной подружки из колледжа. Неожиданно позвонила институтская приятельница, с которой во время учёбы Нина просто общалась на парах, да ещё мамина бывшая подруга Света, по совместительству Нинина крестная. Она долго рассказывала Нине, какой та была маленькой, как смешно говорила и как рано научилась ходить. Крёстная Света давно не общалась с Алёной, несколько лет назад между женщинами произошла ссора, причин которой никто, кроме них двоих, не знал. Но после этого лучшие подруги стали злейшими врагами и ничего не хотели слышать друг о друге. Нина была очень тронута этим звонком и попросила крёстную больше не пропадать из её жизни. Наконец, уже вечером, прозвучал самый важный звонок – от мамы, равнодушие которой Нина так и не научилась принимать и понимать.
– С днём рожденья тебя, дочь, – Алёна никогда не называла Нину ласковыми словами – ни в детстве, ни тем более теперь. – Двадцать пять лет – хороший возраст, нужно только правильно его использовать. Вот я и желаю тебе жить на полную катушку, раз уж личная жизнь у тебя хромает на обе ноги, так хоть мир посмотри. Ладно, не буду долго говорить, отдыхай, дыши воздухом, а то ты бледная, как поганка, в последнее время, – Алёна, как всегда, не могла не съязвить.
Конечно, Нина не этих слов ждала от матери. Ей, как и в детстве, хотелось ласковых и нежных пожеланий, тёплых и искренних поздравлений, да что там, ей просто хотелось, чтобы мама её любила… Но на безрыбье, как говорится, и рак – рыба. Спасибо, что вообще вспомнила и позвонила. Да и мечтать о том, что Алёна вдруг проявит нежность к дочери, не приходилось.
В последнее время Алёна изменилась: полгода как перестала уезжать, устроилась на работу в нелюбимой Истре, сделала ремонт в пустующей квартирке, стала чаще забегать к матери и дочери.
– Постарела, наверное, Алёнка моя, – буркнула как-то баба Катя. – Кавалерам, поди, молоденьких подавай, а она, чай, не девочка давно. Может, образумится на старости лет.
– Бабуль, да какая старость? Мама до сих пор красавица. Мне бы хоть капельку на неё быть похожей!
– А не надо тебе на неё походить, Нинок. Ты у меня и сама по себе девка хоть куда.
– Бабуль, – Нина с укором посмотрела на бабу Катю, – ты ж сама говорила в детстве и про внешность, и про замужество. Я всё-всё помню.
– Так то в детстве было, а то сейчас. Ты уж прости меня, бабку-дуру, за те слова обидные, не подумавши ляпала, а ты, малявка, взяла и запомнила. Неправда всё это. У тебя, Ниночка, из души красота идёт, добрая ты, жалостливая, оттого и снаружи красивая. А мама твоя… она только физиономией удалась, а внутри – тьфу, с гнильцой, хоть и дочка моя.
Однажды Нина вернулась домой и застала на кухне непривычную картину: мама сидела на стуле и плакала навзрыд, а бабуля гладила её по голове и тихонько приговаривала: «Всё образуется, Алёнушка, всё образуется». Нина очень хорошо знала свою бабушку и безошибочно угадала по голосу, что происходит что-то на самом деле страшное, и бабушка сама не верит в то, что говорит.