– Что такое, радость моя, кто пугает тебя?

– Мама… братья… все…

– Что они говорят тебе?

– То и говорят, что, если я буду плохо себя вести, Аллах покарает меня и отдаст на съеденье чертям…

– Даже так?..

– Да, папа.

– А ты, доченька, веди себя хорошо и слушайся их.

– Я стараюсь вести себя хорошо, но им это всё плохо.

– Марьям, красавица моя, ты младшая и ты должна делать, что они скажут, слушаться их.

– Я их слушаюсь, папа, но они всё равно ругают. Это помой, там подмети, здесь убери… Сами ничего не делают и ещё меня лентяйкой обзывают…

– Понимаешь, дочка, мужчины у нас не моют посуду и не подметают – так сложилось, вот потому они и командуют. Ничего, ты по мере сил помогай маме. Я же знаю, ты девочка не ленивая.

– Я и говорю им: вот уроки сделаю, потом и уберусь. А они ругают… – заплакала она, – и даже бьют…

– Что ты говоришь, радость души моей, неужели это правда – они подняли на тебя руку?..

– Да… – разрыдалась Марьям, прижимаясь к отцу.

– И ты не наговариваешь на них?..

– Нет… Правда это, правда!..

– Успокойся… успокойся, родная, я верю тебе… – с любовью посмотрел Юсуп, вытирая слёзы на лице дочурки. – А мама что?

– И мама ругает… – вновь разревелась она. – Почему… почему они не любят меня?.. Не сестра ли я им?.. Не дочка ли я маме?.. За что они так со мной?.. – с содроганием в голосе сказала Марьям, словно взрослая.

– Ну что ты, моя красавица, мы все очень, очень любим тебя, поверь мне. Просто братья твои старше тебя и хотят, чтобы ты подчинялась им. Они же мальчики – будущие мужчины, джигиты, потому и мама учит тебя подчиняться мужчине. Так у нас принято, понимаешь…

– Не любят… не любят… Они хотят моей смерти…

– Не говори так, дочь моя, – рассмеялся Юсуп, ласково прижимая к груди любимого ребёнка. – А может, они просто ревнуют из-за моей любви к тебе. Ничего, я поговорю с ними, и всё уладится.

– Не уходи… – прижалась она к нему, – не уезжай…

– Марьям, ты же у меня умница, выросла уже и должна понять, что я не могу не ехать. Иначе кто будет нас кормить, одевать, обувать? Я понимаю, ты не хочешь, чтобы я уезжал, – да и я не хочу этого, но – надо. Пойми меня… Хорошо? Будь умницей, как всегда, – улыбнулся он. – Ничего, я скоро приеду и строго-настрого поругаю их, хорошо… – и ушёл, нежно коснувшись губами её щеки. Юсуп оставался на заработках почти полгода. А когда его не было дома, Марьям чувствовала себя птичкой, запертой в мрачную клетку.

– Как ты, радость моя?.. – Как только вернулся домой, Юсуп в первую очередь прижал к груди дочь, лаская и даря ей подарки. Жена с сыновьями, переминаясь с ноги на ногу, молча наблюдали за ними, ревнуя, завидуя и умножая обиду. – Ну, кто на этот раз обидел тебя? – целовал он её, строго, но с любовью изучая родные лица жены и сыновей.

– Папа… как долго тебя не было… – прижималась к нему Марьям, забыв от счастья и радости все свои обиды. «Да что там какие-то обиды, когда папа рядом…»

Но однажды вечером, вернувшись домой с чьей-то свадьбы, слегка выпив, он ещё с порога услышал, как ругали и кричали на Марьям. Он замер и стал прислушиваться. И более всего его поразили слова жены, её голос, который терзал, словно когти орла. Больше всего усердствовали мать и Саид.

– Попробуй только отцу пожаловаться, в хлеву ночевать будешь, как он уедет… – пугал сестру Саид. – Что ты постоянно заставляешь себя ругать?!

– Мне два предложения осталось дочитать… – виновато потупила взор Марьям и судорожно вздохнула.

– Нам твоя учёба не нужна – не женское это дело, – ругала мать. – Желание брата для тебя закон. Сказали – сделала, и немедля, без всяких «сейчас». А посуду кто мыть будет?

– Я же в хлеву убиралась, мама…

– Ты опять с матерью пререкаешься?! – огрызнулся Саид и замахнулся. – Как дам сейчас, чтобы мозги вправить…

– И вы хороши!.. – накинулась мать на сыновей. – Что за мужчины вырастут из вас, если родную сестру не можете держать в страхе, чтобы от одного голоса вашего дрожала… Сказали – выбейте мозги, но заставьте сделать. Девочек надо держать в строгости, а не баловать их, как ваш отец. А то что из неё вырастет, если будет делать что вздумается?.. Шалава – вот кто!.. Сейчас учиться она хочет, потом захочет поступать, а там и гулять потянет… И загуляет – опозорит всех нас… Вы этого хотите? Чтобы сестра проституткой выросла?..

– Мама, не надо!.. – заплакала Марьям. – Я же ничего плохого не сделала, попросила только…

– Молчи, сучка!.. – Ханум дала ей пощёчину, заставив разрыдаться.

Юсуп, не в силах больше сдерживать себя, в гневе ворвался в дом.

– Ханум!.. – в первый раз по имени обратился он к жене. – Ты… ты что, с ума сошла!.. – И тут он резко схватился за грудь, скорчившись от боли, и, разом ослабев, всем телом осел на руки подхвативших его сыновей. Ханум побледнела и не смогла сдвинуться с места. Марьям в слезах бросилась к отцу: «Папа… родной… любимый… жан, папа, что с тобой?..» Оказалось, у Юсупа случился инфаркт, и не первый уже. А ещё через три года новый обширный инфаркт стоил ему жизни. После смерти отца Марьям не пустили в школу – это было решение матери. Ханум считала, что девочкам учёба необходима так же, как телеге пятое колесо. «Я научу свою дочь, как жить, гораздо лучше, чем все эти учителя, – говорила мать, решив поставить точку в учебной практике дочери. – Писать-читать умеет – достаточно, хватит с неё…». – Не пустила дочь в школу и на следующий год. Но затем пришли какие-то люди и долго говорили с матерью. После чего Марьям, к огромной радости своей, снова возобновила занятия в школе, жадно поглощая знания и став лучшей ученицей в классе. Она рассуждала не по годам, мечтая о светлом будущем, а ночами ей снился свободный счастливый мир, где все любили и уважали друг друга. Но чем больше взрослела, тем яснее понимала, что так бывает только в сказках и что ей никуда не деться от судьбы, которая уже предрешена волей небес и могуществом Аллаха. Родные обходились с ней хуже, чем вовсе чужие ей люди, но тем не менее она не могла не любить их. А как же иначе? Это же дети так любимого ею отца, братья её, и мать её – родная… И поэтому как могла старалась угождать им. Ухаживала за скотиной, стирала, готовила, но после отца ни от кого из них так и не услышала доброго слова. Всё, что она делала, принималось как должное, словно она была их рабыней, а не родным и близким человеком. А более удивительным было то, что ей при этом удавалось ещё хорошо учиться и быть в школе одной из лучших. Но, к сожалению и к её огорчению, о поступлении в какой-либо университет она и мечтать не могла, хотя… Всё же однажды, не выдержав терзаний души, мечтая о свободе и счастье, она решилась на разговор с матерью:

– Мама, я хочу подать документы на юридический факультет, пожалуйста, отпусти меня. Всю жизнь буду тебе благодарна…

– Отпустить… тебя?..

– Да, мама, пожалуйста, я умоляю тебя… – в слезах посмотрела она на мать.

– В город?.. Одну?..

– А что тут такого, мама?.. – послушно умоляла она.

– А то, что в городе кяхба-хана[1], куда ни глянь… И все там гулящие…

– Ну зачем ты так, мама? Люди везде одинаковы – есть и хорошие, есть и плохие. Вот у Ахмеда жена, например, в городе родилась, выросла, а человек – прекрасный.

– Скажешь тоже. Не успела мужа похоронить – и год не прошёл, подцепила себе молодого горца. – Ханум до сих пор не могла простить сыну, хотя в лицо ему ничего и не могла сказать, что тот женился на вдове, да ещё другой нации. Хотя жена Ахмеда Айшат была доброй, умной и очень порядочной женщиной. – А дочь Касумбека Заира в сауну устроилась, лишь бы в свой аул не вернуться. И говорят, что там она мужчин всяких за деньги обслуживает.

– Зачем ты так, мама?..

– Как?..

– Из-за одной больной овечки всю отару не режут…

– Хватит умничать!.. Я сказала нет – и точка!

А через год её выдали замуж, уж слишком было бы глупо не отдавать её – Хасбулат щедро отблагодарил их.