Конор пошел с ней рядом.

— Томико-сан тоже кажется, что ты считаешь меня ребенком, — произнесла Кенара.

— Это удивительный парадокс, — ответил учитель. — Я считаю тебя взрослой, но также ты навсегда останешься моей ученицей, моим ребенком, и ничего тут не поделать. Когда мы встретились, меня поразил контраст твоего лица: по-детски полные щеки и губы, при этом тяжелый, хмурый взгляд. Котенок, которого оторвали от матери, но не потерянный и испуганный, а уже готовый драться за свою жизнь.

Кенара вздрогнула.

— Странные ассоциации, учитывая тот факт, что я могла тебя убить.

Конор рассмеялся.

— Нет, не смогла бы. Хотя сейчас, возможно, все иначе.

— Значит, ты просто пожалел меня, в этом все дело?

— А ты — меня, — глаза Конора сделались серьезными. — Такие были обстоятельства. Наши судьбы связаны, возможно, поэтому мы оба выжили, чтобы встретиться.

Кенара кивнула.

— Ты прав, наши судьбы связаны. Мы должны защитить память о нашей деревне, каждый по-своему. Сейчас моя задача кажется мне более легкой, чем твоя.

— Кенара, ты же знаешь, что я хочу быть рядом с тобой в решающий момент? — серьезно спросил учитель.

— Да, я знаю.

— Вместе мы справимся. Я, правда, давно не тренировался, но готов приступить к тренировкам, как только ты скажешь, что напала на след.

— Спасибо тебе, сэнсэй. Надеюсь, я не последняя твоя ученица, потому что ты заслуживаешь лучших учеников.

— Почему это? — с подозрением спросил Конор.

— Потому что моя Взрывная волна так и не вышла за пределы семи метров, — тихонько рассмеялась Кенара.

Распрощавшись с семьей Ио, Кенара отправилась в обратную дорогу. Ей нужно было немного отклониться от намеченного пути и обыскать сопку Юяке. Во время сражения с Луноликой Суё Кенара узнала о существовании некоего Наследия Нохары. Ей хотелось проверить, существует ли еще камень, заключающий договор с ниндзя и позволяющий войти в особый режим Лунного шиноби. Стоит ли говорить, насколько привлекательной была мысль обрести бьякуган хотя бы на время и хоть раз взглянуть на мир глазами Неджи? Эта силы была бы полезна в предстоящей битве. Кроме того, покончить с врагом с помощью силы самого Ооцуцуки Нохары казалось символичным и правильным. Единственное, что смущало Кенару, это то, что режим Лунного шиноби забирает жизненные силы. Не то, чтобы она беспокоилась из-за сокращения отпущенного ей срока — разве он и без того не подходит к концу? — просто ей не нравились подобные сделки в стиле Орочимару.

Пещера была расположена не за водопадом, как говорила Суё, а за плотной завесой дикого винограда. Кенара разрезала запутанные стебли и вошла, освещая пространство фонариком. Стены небольшой пещеры были голыми и мокрыми, на каменном полу лежал небольшой валун породы, которую Кенара не смогла идентифицировать. Камень был цвета светлого серого шелка и испускал равномерное едва приметное сияние. На верхней стороне его четко выступал отпечаток огромной ладони с длинными, изящными пальцами, вырезанные в камне иероглифы складывались во фразу: «Потомок, подумай дважды».

Кенара невольно протянула руку, испытывая желание прикоснуться к сияющей поверхности и ощутить чакру своего первопредка.

— Какой ты странный человек, Нохара, — произнесла она, сдерживая свой порыв. — Должно быть, ты думал, что это сможет нас защитить. Но… какого же плохого мнения ты был о собственных потомках, если решил предложить им эхо своей силы. Откуда ты знал, что мы будем слабаками? Почему мы не стали лучше и сильнее, а лишь выродились, с каждым поколением неся в себе все меньше твоей крови и твоего духа и ничем их не возместив? Зачем все это, если мы не становимся лучше? Почему мы живем и умираем, позволяя себе быть жалкими, быть лишь эхом героев? — Кенара на мгновение замолчала, пытаясь успокоиться, но это ей не удалось. — Нет смысла в такой жизни! Может быть, мы заслуживали смерти, может быть, нам стоило умереть?! — воскликнула она, опустив голову и руки. — Ты должен был верить, что мы будем лучше, сильнее тебя, — тихо сказала она, начиная складывать печати. — Я докажу, что мы заслуживали жизни. Мне не нужна твоя сила, предок Нохара, я справлюсь сама! Молот Земли! — Кенара вложила в этот удар всю свою мощь и максимум чакры. Она вырвала кусок камня позади себя и перекинула его вперед взмахом руки, словно ударив гигантским молотом по лежащему перед ней камню.

Камень раскололся и вспыхнул, испустив взрывную волну чакры и вышвырнув Кенару из пещеры прямо в ручей. К ней подскочил Руюга, появившись из ниоткуда. Куноичи смеялась, хотя глаза ее блестели от слез. Она поднялась из воды, мокрая по пояс, и посмотрела на свои дрожащие руки.

— Что это было? — спросил ошеломленный Руюга.

— Конец Наследия Нохары, — засмеялась Кенара. Успокоившись, она добавила: — Лучше бы он нам ничего не оставлял.

Мощные порывы ветра сотрясали толстые ромбовидные стекла в окнах, сквозь которые лился скудный свет зимнего солнца. На чашеобразном кресле, покрытым меховым пледом, сидела молодая девушка, почти подросток. Бледное лицо с чуть заостренным носом, круги под глазами, хрупкая фигура создавали впечатление болезненности, дополненное привычкой кутаться в теплые покрывала. Светлые волосы девушки были убраны назад, а на лоб спускалась платиновая цепь с россыпью мелких бриллиантов. Это украшение в обычной обстановке девушка всегда предпочитала любым другим общепринятым символам титула Даймё, который лег тяжелым грузом на ее плечи всего два года назад. Близким людям было позволено по старой привычке называть ее Принцессой или госпожой Элеонорой.

Одной из таких приближенных была госпожа Глория, девушка, стоявшая у окна. Она заменила принцессе старшую сестру и чаще других скрашивала ее одиночество. Кроме незаурядного склада ума и приятного голоса Глория обладала яркой и запоминающейся внешностью. Облако прекрасных черных волос было безжалостно собрано в тяжелую косу, спускавшуюся на лопатки. В обрамлении темных ресниц ярко-синие глаза казались чистыми озерами. Аккуратно очерченный рот с полными яркими губами и тонкий нос с едва приметной горбинкой производили впечатление не идеальной, но оттого более притягательной красоты. Девушка была высока, хорошо сложена и держалась с достоинством.

— Кажется, господин советник забыл одну из своих бумаг среди моих свитков, — произнесла Элеонора, указывая на стол, заваленный книгами, картами и тетрадями. — Впрочем, это неудивительно, учитывая, какой у меня царит беспорядок.

Глория быстро обернулась, жадно взглянула на бумагу и тотчас же постаралась сделать вид, что не интересуется ею.

— Вы ведь запрещаете слугам притрагиваться к вашему рабочему столу, — с улыбкой произнесла она, переводя взгляд на принцессу.

— Да, это правда, — задумчиво ответила Элеонора. — Знаешь, каждый раз после встречи с советником я пытаюсь понять, чем меня так тяготит и одновременно привлекает его общество, и не нахожу ответа. Я никогда не встречала человека более умного и талантливого, с моей стороны было бы черной неблагодарностью жалеть о том, что я приблизила его к себе. Но…

— Что, госпожа?

— Я не чувствую себя свободной в его обществе. Мне кажется, что я не имею собственной воли и не могу принимать решения. Поэтому я снова и снова прибегаю к его помощи.

— Разве это плохо?

Элеонора с удивлением посмотрела на подругу.

— Плохо, если только я не желаю через какое-то время полностью оказаться в его власти.

Глория тихо вздохнула.

— Вы видите в господине советнике какие-то недостатки? — спросила она.

— Ну, конечно. А ты разве не видишь? За те полтора года, что он находится на службе, я ни разу не видела в нем проявления жалости, мягкости, сердечного отношения к кому-либо. Мне приходится напоминать ему о человечности, когда он заводит речь о прогрессе.

— Просто господин Тсурэн — прагматик. Он хладнокровный и спокойный человек, увлеченный своими задачами.